Дверь не скрипит, когда я беззвучно вхожу в кабинет и встаю, прислонившись к стене. Олеся заметила бы, но сейчас ей не до того. – Что же ты, непревзойдённый Владан Карлович, припёрся ко мне? Вот иди и ищи теперь этот самый индивидуальный подход к Лагиненко, который, к слову, частенько забывает, что девяностые прошли. – Не могу, – выпрямляется полудурок, заставив Олесю тревожно нахмуриться, глядя на него снизу вверх. Самсонов, сейчас – тоже рано. Убрать конкурента можно и не на её глазах. Стоп. Конкурента? Едва не подавившись собственной мыслью, я по новой оцениваю Владана Шумерского, о котором завтра буду знать почти всё. Высокий, худой, с наметившейся сутулостью и каштановыми кудрями, полудурок не впечатляет меня и сейчас. И Олесю вряд ли впечатлит, учитывая, насколько она от него не в восторге. Всё логично и правильно, осталось задушить противный голос в голове, нашёптывающий много чего лишнего. Например, о давности их знакомства и схожих интересах. – Потому что Лагиненко в больнице, по крайней мере, был неделю назад. – Что-то я пропустил, но плевать, потому что интуиция поднимает голову именно сейчас, предчувствуя неприятности. – Его придавило террасой второго этажа. Олеся резко бледнеет. Если ей станет плохо, закопаю урода прямо здесь! Плюнув на собственную конспирацию, я в две секунды оказываюсь рядом, но она этого, похоже, даже не замечает. – Ты… Чувствуя, как с каждым мгновением она всё больше опирается на мою руку, я резким движением ноги пододвигаю стул, чтобы осторожно её посадить. – Не отключайся, слышишь? – Взгляд Романовской начинает уплывать и приходится легко похлопать ей по щекам. – Нашатырь есть? Может и есть, но ответа нет. Поэтому, одной рукой придерживая заваливающееся тело, я дёргаю на себя первый ящик, потом второй – везде какие-то документы, папки, чертежи. Хоть что-то полезное у неё тут есть? К нашему обоюдному счастью, в последнем по счёту всё-таки оказывается мини-аптечка. Бинты, антисептик, обезболивающее и… да, в самом дальнем углу пузырёк с нашатырным спиртом. Смачиваю валяющийся тут же кусок ваты я на одних рефлексах и на них же удерживаю Олесю в вертикальном положении. Противно холодеет где-то в районе желудка, но из нас троих в этом кабинете адекватный лишь я. И самый опытный, потому что брошенный через плечо взгляд только подтверждает – полудурок идиот. Настолько, что все его возможности ограничиваются тупым хлопаньем глазами. Барышня на выданье, чтоб его! Громкий чих возвращает меня к Олесе, а ладонь, пытающаяся отодвинуть мою, заставляет напрячься. Пусть сначала глаза откроет, а потом можно и повыступать. – Убери это, – забавно сморщив нос, просит она и да, смотрит прямо на вату. – Обязательно, – хмыкнув, я даже не думаю сдвигаться с места. Обморок – не самое страшное, что может случиться с беременной женщиной, но и приятного в этом мало. Правда, меня хотя бы отпускает. Настолько, что вместе с длинным выдохом трескается лёд, которым за эти несколько секунд успели покрыться внутренности. И пульс тоже возвращается к норме. Удивительно, что может сделать с человеком страх. И как он же обостряет все чувства, если ты в состоянии его контролировать. – Хватит! – резким движением Олеся отталкивает мою руку. – Спасибо, правда, но мне достаточно. – Мне тоже. В ближайшие несколько минут ей ничего не угрожает, а, значит, у меня полно времени, чтобы урыть полудурка. Самсонов, не дури. Злость – ещё хуже, чем страх, особенно когда есть что терять. И я медленно разворачиваюсь, собираясь выкинуть отсюда идиота, и хорошо, если не через окно. Какой, кстати, тут у них этаж? Восьмой? Маловато, но хватит, чтобы подумать о том, кому и что можно сообщать, а кому и что нельзя. – Самсонов, прекращай. – Всего секунду, милая, и я выслушаю все твои претензии, – не отрывая от полудурка взгляда, под которым тот нервно сглатывает, обещаю я Олесе и делаю первый шаг. С нескрываемым удовольствием. Чувствуя, что хотел этого с того самого момента, как увидел его рядом с дверью её квартиры. Пусть потом отпустило, но первые несколько мгновений, когда случились перебои с дыханием, а мозг не хотел верить в происходящее, стоили того, чтобы спустить полудурка с лестницы ещё вчера. Говорят, месть должна быть холодной… с расправой та же хрень. – Самсонов. – Минуту, милая, и я весь твой. – Кирилл, мне плохо! В топку Шумерского. Особенно когда она зовёт меня по имени. – Голова болит? – Не всем везёт настолько, чтобы после обморока чувствовать себя распрекрасно, поэтому разворачиваюсь очень быстро. – Тошнит? – Болит, – с готовностью кивает Олеся, удерживая меня за руку, – и душно. Откроешь окно? Бред, конечно, но, глядя, как она старается не косить взглядом за мою спину, хочется улыбнуться. Это обещанная старость? Неужели на молоденьких девушек скоро мне останется только смотреть? Приподняв её голову за подбородок, убеждаюсь, что нет, не скоро. Потому что за последние двенадцать часов ничего не изменилось – эту конкретную особу мне всё ещё хочется запереть в собственной спальне. В идеале пожизненно. – Открою, – короткий вздох, и я действительно иду к окну. – А ты бы, полудурок, пользовался отсрочкой и валил на все четыре стороны, пока можешь. – Не поворачиваюсь, зная, что меня и так прекрасно слышно. – Лесь, мне нужна твоя помощь! – Слышу вместо звука удаляющихся шагов. – Меня не так сложно найти, а Лагиненко за свою шкуру… – Заглохни. Из-за беспокойства вот за это она упала в обморок? По-моему, некоторых проще добить, чтобы не мучились, но русские женщины и правда, самые жалостливые в мире. К сожалению. Поэтому, вернувшись к Олесе, я сажусь перед ней на корточки, ловлю тревожный взгляд. – Ты же понимаешь, что я не дам тебе туда сунуться? Молчание и упрямо прикушенная губа. Вздохнув, я касаюсь её подбородка большим пальцем, заставив прекратить над собой издеваться, хотя с бОльшим удовольствием обошёлся бы способом поинтереснее. Но здесь полудурок, а вчера сам себе я пообещал хотя бы попытаться стать нормальным. – Олесь, я же быстрее прикопаю его под кустом, чем дам тебе навредить. А он уже вредит. – В обморок я могла упасть и после твоих дорожных выкрутасов, – не сдаётся она. – Но не упала же. Крыть нечем, это понимаем мы оба. Как и то, что она не успокоится, а кое-кому всё-таки придётся вытаскивать этого кретина из задницы, в которую он влез. Мне же для полного счастья только разборок с местными авторитетами и не хватало. – Я помогу Владану, а ты со своим раздутым эго можешь катиться к своей… Самсонов, у нас проблемы. Очень может быть, потому что лёгкое, но уверенное прикосновение своих губ к её я замечаю уже постфактум. Кстати, то, что она не сопротивляется, уже можно засчитать за свою победу или справедливее отнести на счёт полудурка, которого Олеся защищает? Но гораздо хреновее то, что это затягивает. Романовская затягивает, и их схожесть с Кирой играет для меня всё меньшее значение, хотя прошло всего три дня. Три дня, после которых я собирался праздновать успешное покорение одной ехидной заразы, а вместо этого проигрываю по всем фронтам. И ничего не могу с этим сделать. Ты не хочешь, а это две большие разницы. – Я так и знал, вы с этим… – пытается повозмущаться полудурок. – Заткнись, – настолько единодушно, что смешно. Вот только после этого Олеся смотрит на меня слишком уж выжидающе. – Пообещай, что ты в это не полезешь, – аккуратно заправив ей за ухо выбившуюся прядь, выпрямляюсь, – и тогда я вытащу твоего дружка из проблем. – С чего благотворительность? – В счёт аванса к нашему договору, – я разворачиваюсь. – А теперь, полу… Шумерский, быстро и чётко излагай суть проблемы. И считай, что тебе в этой жизни фантастически повезло. Не выдержав накала, этот идиот валится в кресло, закрыв лицо руками. Невнятный бубнёж раздражает не только меня. – Владан, без показательных истерик, – кривится Олеся, радуя сознательностью. И да, своим к нему отношением. – Пару месяцев назад, – начинает тот, тяжело вздохнув, – я закончил со строительством трёхэтажного коттеджа для Марата Лагиненко. Не без проблем, конечно, но, в принципе, в срок уложился, так что мы распрощались довольные друг другом. – Пока его не придавила построенная тобой терраса, – обречённо добавляет Олеся. – Шумерский, ну неужели нельзя было к кому-нибудь обратиться? Ты лучше меня знаешь, что такие выносы это не твоё. – А есть что-то его? – усмехаюсь я, вставая за спинкой её стула. Удивительно приятная позиция для такого циника, как я. – Времени не было, – успевает огрызнуться полудурок, осекшись только под моим взглядом. – В общем, там так получилось… мне не хватило опор, и я решил, что хватит и так. Тишина, повисшая в кабинете, демонстрирует, что именно мы о нём думаем. Халтурщик грёбаный! А если бы под террасой оказался не пятидесятилетний мужик, а его четырёхлетняя внучка? – Ну и Лагиненко, после того как пришёл в себя, провёл проверку и теперь… – И теперь ты труп. Глава 17. Олеся