– Э! Попрошу без оскорблений! – выпячивает грудь Владан. – А это комплимент, – усмехается Самсонов и встаёт. – Поехали. Пункт нашего назначения удивляет даже больше всего остального. Больше поданного пальто и сумки. Больше моей ладони в его руке, пока мы спускаемся со скользкого крыльца. Больше привычной уже, открытой двери машины. Да даже больше моего молчаливого согласия на весь этот беспредел, который я списываю исключительно на собственную, обморочную ещё, неадекватность. Потому что Самсонов привозит меня не к Киренскому или ещё какому-нибудь знакомому из своего бесконечного списка, а в Преображенскую. И не просто в клинику, а к моему же акушеру-гинекологу, о чём сообщает уже в гардеробе. – Олеся Сергеевна, 1990 года рождения? – минуту спустя безупречно вежливо интересуется девушка на ресепшен. – Да. – Вижу, запись на 14.00. – И, пока она рассказывает, как и куда мне пойти, я смотрю на Самсонова оценивающим взглядом. – Олеся Сергеевна? – Спасибо, я поняла. – Осознание, что платы за приём у меня не попросили, приходит только после того, как мы отходим на несколько шагов. – И когда ты успел записать меня к врачу? – В перерыве между виноватой истерикой полудурка и твоим приходом в себя, – невозмутимо отзывается он, берёт меня под локоть и увлекает в левый коридор. – Стоит спрашивать, откуда ты знаешь, у кого именно я наблюдаюсь? А оплатил всё ты тоже заранее? Пользуясь тем, что у меня появился поводырь, вперёд я не смотрю, убирая документы и телефон в сумку. И тем неожиданнее оказывается остановка. – Давай раз и навсегда закроем эту тему. – Самсонов удивляет серьёзностью, а решимость в прищуренных глазах только подтверждает, что спорить бесполезно. Ну, это он так считает. – Тебе может не нравиться то, что я делаю, но твоё здоровье – вопрос безопасности моего ребёнка, и я не хочу вдруг узнать, что не смог предотвратить лишние риски. – По-твоему, я их предотвратить не смогу? – Так себе у него формулировки. – Предоставить тебе выписку со всех моих банковских счетов? Но вместо раздражения от нападок на великое Самсоновское эго я вижу тёплую улыбку и, не веря даже себе, пропускаю мгновение, когда он оказывается слишком близко. – Сильная, самодостаточная девочка… – Нет, что-то с этими обмороками точно не так, потому что глубокий бархатный голос обволакивает, заставляя засмотреться в обычно холодные светлые глаза. – Милая, я не сомневаюсь в твоих силах. – Скользнув ладонью по моему запястью, он переплетает наши пальцы. – Всего лишь хочу позаботиться о тебе и нашем ребёнке. Хочу знать, что вы в безопасности. Хочу волноваться, если что-то идёт не так. Хочу. Тебя. Защищать. Нет, нет и нет! Романовская, приди в себя! Это же Самсонов! Хочется встряхнуться, вырваться из плена, который оказывается слишком искренним. Настолько, что откуда-то из самых глубин сознания вылезает желание довериться мужчине, и не какому-то, а конкретно этому. Ведь он же защищает – от возвращения к Достаевским, от проблем Владана, от трат и даже от тошноты. Вот только кто защитит меня от него? – Рассчитываешь, что вот так просто я возьму и тебе поверю? – Что доверишься. – А нормально, что мне становится легче, когда он становится привычным самоуверенным эгоистом? Мы продолжаем путь, и Самсонов не собирается отпускать мою руку, но я выдёргиваю ладонь. – Поверь, о «просто» я даже не мечтаю. – А о чём мечтаешь? Дойдя до кабинета, мы останавливаемся и мне внезапно становится по-настоящему интересно. – В основном о невозможном, – криво усмехнувшись, Самсонов переводит взгляд на табличку с именем врача. – И всё-таки? – Внимание снова у меня, и он смотрит долго, внимательным оценивающим взглядом. Словно прикидывает, достойна ли моя скромная персона этой страшной тайны. – Доверие односторонним не бывает, – усмехнувшись его молчанию, я сажусь на оранжевый диванчик, закинув ногу на ногу. – О любви, – насмешливо отвечает Самсонов и насмешка эта не надо мной – над самим собой, но спросить ещё что-нибудь глупое, но увлекательное не удаётся. – Олеся Сергеевна? – Из кабинета выходит миловидная женщина предпенсионного возраста в белом халате и с бумагами в руках. – Проходите. – Ты не идёшь? – интересуюсь я по-Самсоновски насмешливо. – А ты готова при мне раздеться? – И снова во всей его позе явное превосходство с сексуальным подтекстом. И да, бросившая на нас возмущённый взгляд, сидящая у кабинета ЭКГ старушка, не беспокоит ни его, ни меня. – Подожду тебя здесь. И хорошо, что подождёт. Потому что он меня впечатлил – и своими признаниями и что гораздо хуже, действиями. А, значит, нужно время, чтобы укрепить те бреши, которые он пробил в моей, казалось, идеальной броне. Глава 19. Кирилл За десять минут удаётся поговорить с Надей, успокоить секретаря своим появлением на завтрашней встрече и убедиться, что не хрен было выпендриваться. Пусть Олеся не выглядит на два обморока и в целом чувствует себя гораздо лучше Киры на этих же сроках, но зудящее беспокойство не унимается. Хуже того, требует открыть эту чёртову дверь, наплевав на будущее раздражение Романовской. Но нет, у нас же договор. Сделанная глупость заставляет поморщиться и снова посмотреть на часы. Долго. Самсонов, какая именно глупость? У тебя их за последние три дня… Больше чем планировалось, если вспомнить, что не планировалось ни одной. Но с Олесей по-другому не получается, да и не хочется по-другому. И это даже не минутное озарение, так, откровение того самого вечера, когда меня за каким-то чёртом понесло к Наде. Хотя как за каким… вполне определённым. И вряд ли её устроил сегодняшний извинительный букет, но не одного слова против. Что внезапно кажется диким, впервые за всё время нашего знакомства. Зато с Олесей не соскучишься. За три прошедших дня я узнал о себе много нового, получил пощёчину и оказался отцом нерождённого ещё ребёнка, а так весело мне не было даже в кризис 2008. И, может, у меня на старости лет крыша едет, но это гораздо увлекательнее бесконечных ног, рук и поз в собственной постели. Тем более что с виновницей всего этого хаоса можно прекрасно совместить и секс. Вообще, много чего можно, потому что с Олесей, несмотря на всё её фырканье, комфортно. Не удобно, нет, но приятно не только упражняться в пределах одной кровати, но даже сталкиваться характерами. И впервые за много лет не тянет удавиться от собственного одиночества. Ещё один взгляд на часы и две прошедшие минуты, вместо ожидаемых десяти-пятнадцати. Встав, я нервно провожу рукой по волосам. Откровенно говоря, ничего специфического не происходит – нюх на неприятности молчит, приём длится меньше положенного, а с Олесей вряд ли что-то всерьёз не так, но нервозность не проходит. Только усиливается, хотя объективных причин нет. Звонок телефона заставляет вздрогнуть. И пора бы выдохнуть и вспомнить о возрасте, опыте и самоконтроле. Вот только фото на вызове не способствует. – Что случилось? – С чего ты взял? – Почти натурально удивляется Кира. – Потому что просто так ты мне не звонишь. – Пауза на той стороне только подтверждает опасения. – Опять Сашка? – Я не могу с ним справиться, Кир. – Не жалоба, признание бессилия от уставшей женщины. Моей любимой женщины. – Я разговариваю, убеждаю, прошу и даже вру, но толку ноль. Я… я просто не знаю, что делать. – Где он сейчас? Очередная моя вина – не справился, забыл, предпочёл думать, что из солдафона отец получше меня. – Если бы я знала… – вздох перекликается с требовательным «Мама!» и Кира отвлекается на дочь, о которой когда-то мечтала. – У Сашки сегодня должна была быть борьба в два, а в четыре на дом приходит репетитор по биологии, но его всё ещё нет. – Биология? – Он хочет стать хирургом, – в её голосе улыбка, а я чуть не давлюсь вдохом. Два года назад он хотел стать военным. Как этот. Что ещё в жизни собственного ребёнка я упустил? И не поздно ли очнулся? – Хорошо, Кир, я понял, – озадаченно потерев переносицу, отзываюсь я. – У меня есть пара идей, проверю в течение часа и отзвонюсь тебе. – Спасибо, правда! – От желания оказаться рядом и обнять её зудят подушечки пальцев. Олеся спрашивала, о чём я мечтаю? Уже много лет только о ней, о Кире. – Как ты сам? Вопрос настолько неожиданный, что не сразу удаётся сообразить, о чём она спрашивает. – Нормально. – М-м, – неопределённо тянет Кира. – Хорошо, тогда жду звонка. И во что Сашка вляпался на этот раз? Олеся выходит, когда мне окончательно надоедает ждать. И стоило бы зайти поинтересоваться, что так долго, но внеплановый звонок Сухорукова нарушает планы. Поэтому стоит ей подойти, я поднимаюсь с дивана, жестом предложив идти к выходу. – Да, Иван Фёдорович, через четыре дня в четыре. – Я передам секретарю, а она сообщит твоему, – вещает Сухоруков откуда-то, где на заднем плане явственно слышен шелест волн. – Хорошо, увидимся. – Попрощавшись, я убираю телефон и беру Олесю за руку. Узкая ладонь вызывает странные ощущения, классифицировать которые сейчас не возьмусь даже я. – Что сказал врач? – Ничего нового, – недовольно морщит нос Олеся, – побольше отдыхать, получше есть и поменьше нервничать. – И что из этого сложнее всего? – Её бирка у меня и улыбающаяся гардеробщица подаёт мне оба пальто. – А сам не догадываешься? – фыркает Олеся, засовывая руки в рукава.