А гостиная-то зря не запомнилась. Эти площади, интерьер в стиле лофт, огромный, глубокого синего цвета диван и Самсоновский как бы юрист, которая смотрит на нас неверящим взглядом. Прелесть, а не дизайн. Надо будет спросить, кто делал. И поинтересоваться, нечто длинноногое и грудастое они предоставляют бонусом или за отдельную плату? – Привет. – На лице как бы юриста улыбка, но ей больно. Убийственно больно смотреть на мою ладонь в его руке и слышать всё наше издевательство друг над другом. И чтобы понять это, не надо быть экстрасенсом, достаточно просто женщиной и человеком. – Извините, не знала, что Кирилл сегодня занят. Оу, ей даже хуже, чем кажется, потому что Самсонова она игнорирует, обращается исключительно ко мне. С прежней профессиональной улыбкой и даже без зубовного скрежета. – Я с большим удовольствием предоставлю его в ваше полное распоряжение. Реально с удовольствием. Как минимум оттого, что сделала доброе дело, не став демонстрировать отношения, которых как бы юрист так боится. Настолько, что видит чувства даже там, где их изначально не было. И мне бы выдернуть руку, но Самсоновская хватка становится убийственной, на грани того, чтобы сделать больно. – Надя? Что ты здесь делаешь? И вот это он называет диалогом? Пока мужчина прикидывает варианты, две женщины уже всё поняли, проанализировали и сделали далекоидущие выводы. Как бы юрист так очень далеко уходящие от правды. – Привезла документы для подписи, тебя сегодня не было в офисе, – Надя невозмутимо кивает на папку, оставшуюся на диване. – Извини, что без предупреждения. – Срочные? – Как и предполагалось, в Самсоновский системе координат не водится ни сочувствие, ни понимание, и это бесит. – Как всегда, – Надя легко улыбается, преображаясь в по-настоящему красивую женщину, – надо было ещё вчера. Хорошего вечера, Олеся Сергеевна. Она проходит мимо, обдавая ароматом пряного парфюма и боли. Я знаю – видела много раз как гордые, казалось, женщины ломались в ловушке какого-нибудь мудака, в роли которого сегодня, всё ещё стоящий рядом, Самсонов. Равнодушный, принимающий как должное и её чувства, и её уход. Как же, он ведь не звал! – И вам, Надежда Игоревна. У меня тоже память хорошая, правда, выборочная. Мягко хлопает входная дверь. – Молоко будешь? – Пока я возвращаюсь в себя, Самсонов, даже не глядя на документы, подходит к холодильнику и открывает дверцу. – Могу погреть, если хочешь. Страшно. Просто до ужаса жутко понимать, что один и тот же мужчина может равнодушно вколачивать последние гвозди в гроб любящей его женщины и тут же с искренним интересом ждать ответа другой. И всё это тот, от кого я по дурости забеременела. – Самсонов… – Вид у меня, похоже, примечательный, что неудивительно – такого скотства мне видеть ещё не приходилось. – Снова плохо? Обморок? – Он не успевает договорить, а уже стоит рядом, ловит мой взгляд. – Олесь, что не так? – Ты эгоистичная тварь, Самсонов, – выдыхаю я, отшатнувшись и больно ударившись локтем о столешницу кухонного острова. – И если сейчас ты дашь ей вот так просто уйти, больше никогда меня не увидишь. Ни-ког-да. Глава 23. Кирилл – Ты эгоистичная тварь, Самсонов. – Жгучие хлёсткие слова бьют тем больше, чем неожиданнее они оказываются. – И если сейчас ты дашь ей вот так просто уйти, больше никогда меня не увидишь. Да что за бред? – Ни-ког-да. Что случилось с этим хрЕновым миром? Да, Надя оказалась некстати и не вовремя, и о её ключах у нас ещё будет отдельный разговор, но реакция Олеси… она совсем рехнулась? – Что ты?.. – Что я имею в виду? – издевательски переспрашивает она. – Что ты редкостный мерзавец, плюющий на всех вокруг. Длинный шумный выдох как край моего терпения. Невозможная! – Олеся, давай мы… Я старше, я опытнее, но держать себя в руках становится всё труднее. Вместо этого всего усадить бы её, грохнуть по столу кулаком и потребовать объяснений. Хотя бы тех, с какого, вообще, хрена, ей вдруг захотелось побыть матерью Терезой? – Тебе ведь не сдались ни сын, ни я, ни наш ребёнок. – разводит она руками и завязывает пояс пальто. – Не упали даже, Самсонов. Тебе важнее собственное эго и остатки совести, которые за каким-то чёртом держат тебя рядом со мной. Не знаю зачем, может, у тебя там какие-то комплексы… – Остановись. – Накрученный вчерашним недосексом с Надей, идиотским поведением Сашки и Олесиным вечным недовольством, я с трудом сдерживаю бешенство. Слишком много всего за слишком короткое время. Да любой бы рехнулся, а я держусь – пытаюсь её понять, подстроиться. Помню, что беременной женщине до адекватности как мне до добродетели. И получаю что? Правильно, истерику на пустом месте. – Иначе что, Самсонов? – вызывающе вскидывается Олеся. – Будешь приезжать ко мне только потрахаться? Как к своей Наде, когда скучно и больше не с кем? Не с кем? Она серьёзно? Слов не остаётся даже матерных и всё, что я успеваю – перехватить Олесю на полпути к входной двери. – Я не отпущу тебя в таком состоянии, – отзываюсь холодно. Что в три секунды могло сделать из неё разъярённую фурию? Ревность к Наде? – Олесь, давай поговорим. – Мне надоело разговаривать, – дёрнувшись, она вырывается из моих рук и резким шагом доходит до панорамного окна. Нервная, злая, способная вывести меня за секунду. Сильная, гордая, отказывающаяся идти на уступки. Что делать? Что сказать, чтобы она поняла? В этот раз, с ней всё по-другому. Удивительно искренне с обеих сторон и, может, именно поэтому нам никак не удаётся договориться. Хотя бы о ненападении. – Ты только что унизил женщину, с которой спишь, – не поворачиваясь, глухо сообщает она. – Мимоходом, просто потому, что тебе на неё плевать. Как же, ты ведь сам себе хозяин, а всякие притязания знакомых и не очень постельных грелок могут идти дальним лесом. – Олеся резко разворачивается, когда мне до неё остаётся последний шаг. – Так объясни мне, Кирилл, как тебе верить? Особенно, после такой впечатляющей демонстрации. – Ты другое. Засунув руки в карманы, не делаю больше попыток приблизиться и впервые за многие годы верю в то, что говорю. И впервые злость исчезает так же быстро, как и появилась. Верь мне. Доверься, ведь сейчас всё не так. – Надолго другое? – кривая усмешка касается красивых губ. – Пока тебе не надоест играть в примерного семьянина? Эта роль мне не давалась никогда. – Ты не узнаешь, пока не проверишь. – Мой напряжённый взгляд встречается с её. – А оно того стоит? – Пройдя мимо меня к дивану, Олеся снимает пальто и бросает его на спинку. Передумала? – Моё спокойствие стоит этих эмоциональных качелей? – Не знаю. – Не глядя на неё, я всё-таки достаю молоко из холодильника. Плита, ковш и размеренные движения успокаивают, но не больше, чем сидящая на моём диване Олеся. Пусть молча, пусть зло, но она здесь, хотя всерьёз удержать её я бы не смог. Только не ту, что раз за разом утекает сквозь пальцы. Как же, я ведь никто – так она сказала вчера, а кажется, что пару недель назад. – Думаешь, это поможет? – Олеся кивает на чашку с какао, которую я ставлю перед ней спустя каких-то несколько минут. – Не поможет. – Это я могу гарантировать, в отличие от всего остального. – Олесь, я понимаю, что… ладно, ни черта я не понимаю. – Она иронично поднимает бровь. – Особенно, что тебя так выбесило, но. Давай договоримся, мои отношения с другими женщинами тебя не касаются. Никак не касаются, Олесь, и так психовать из-за… Любовницы? Коллеги? Знакомой? Разговор снова идёт куда-то не туда, но за последние дни я начинаю к этому привыкать. – А хорошо ты устроился, – раздражённо фыркает, потянувшаяся было к чашке, Олеся. – Удобненько. И, знаешь, если бы ты планировал остаться моим другом, я бы подумала, но об этом ведь речи не идёт? – Дружить с тобой я не собираюсь, – качаю я головой. А даже если и захотел бы, просто не смогу. Вспомнив, я возвращаюсь к шкафам, чтобы принести ей блестящую обёртку. – Не будь ты собой, я бы даже впечатлилась. – Забрав шоколад, тот самый, который солёная карамель, она крутит его в руках. – Но ты циничный эгоистичный кобель и забыть об этом я не смогу. И о Наде не смогу, так какой смысл издеваться друг над другом? Серьёзный взгляд пробивает меня насквозь. До дыры в солнечном сплетении, и уже плевать, почему я так реагирую только на неё одну. – Чтобы сделать кого-то счастливым? – Кофе должен быть обжигающим, но ни вкуса, ни температуры не чувствуется. – Для этого мы должны быть гораздо наивнее. – Отложив шоколад, Олеся всё же делает глоток какао. – Я и не о нас.