– Внезапная. Непредсказуемая. Олеся опирается на руки по обе стороны от моей головы, длинные волосы отгораживают нас от остального мира, а я вспоминаю, как жгло спину в душе. После её ногтей. – Соблазнительная… Пользуясь тем, что на ней платье, скольжу ладонями по бёдрам, приподнимаю и так короткий подол. Останавливаюсь, когда чувствую край белья. – Не похожая ни на кого. – Ни на кого? – Горькая усмешка кривит красивые губы и, отвернувшись, Олеся собирается встать, но я быстрее. – Ни на кого! – Выдыхаю в губы, садясь и удерживая её за поясницу. – Ни на кого, Олесь. – Прикосновение к щеке, только чтобы поймать её взгляд. – Ты врёшь сейчас, Кирилл, и будешь врать дальше, так на черта мне такая жизнь? – Ещё одна попытка, но отпустить Олесю сейчас нереально, для меня – нет. – Ты ведь хотел переспать со мной не потому, что это я. Не потому… – её голос срывается. – Просто потому, что я напомнила тебе её, Киру, женщину, на которую ты всё ещё не можешь насмотреться. Сейчас, как никогда надо бы соврать, извернуться, убедить в обратном, но… и это не сегодня. Не обращая внимания на сухость во рту и холодок внутри. – Один раз. – Тихо, не стараясь убедить, впервые искренне желая сказать правду, чем бы это ни обернулось. – Я дышать не мог, когда понял, как твои глаза похожи на её. Тогда, в твоём кабинете. И решил… сейчас уже неважно, но ничего адекватного там не было. – Вслепую, с закрытыми глазами я нахожу её губы. Это не поцелуй, это необходимость. – Это слишком, Кирилл. Для меня слишком. – Она уворачивается. Лихорадочный шёпот выворачивает меня наизнанку. – Я никогда не встречалась с женатыми, а ты даже хуже. Ты никогда её не забудешь, а я у себя одна… Я не стану делить своего мужчину даже с его мечтами. Не стану, Кирилл! Я… у меня будет ребёнок, ему нужна счастливая мать. Счастливая, а не задёрганная слежкой, ревностью и скандалами. – А ты ревнуешь? Острая, резкая надежда едва не сбивает с ног и мысли. – Я… на грани. – Признание даётся ей нелегко, мягкий свет светильника отражается в широко распахнутых глазах. – И остановлюсь, пока могу остановиться. Ты ещё можешь? Обхватив её лицо руками, я касаюсь лбом её лба. Если бы не тишина вокруг, она могла бы не понять мой едва слышный, но уверенный шёпот. – Я не люблю Киру. – Это не любовь, это болезнь. – Я не буду тебе изменять. Я не сделаю из тебя истеричку. Я стану заботиться о тебе, Олесь, о тебе и о нашем ребёнке. Я перекроЮ этот долбанный мир ради одного только вашего спокойствия. Я не обману, не предам, не использую тебя ни одним известным тебе способом. Я… – Снова сказка по-Самсоновски? – качает она головой. – Почему я должна тебе верить? После всего, что видела. – Потому что я… – Слова застревают в горле. Не так и не сейчас. – Потому что ты нужна мне, Олесь. Потому что без тебя я подохну. Глава 37. Кирилл От нервов и напряжения подрагивают ладони. Олеся молчит и подозреваю, плевать хотела на все откровения, хотя сегодня я не вру. Сегодня я пытаюсь сохранить в своей жизни хоть что-то из того, что делает её настоящей. – Всё, Самсонов, надоело. – Тот самый момент, когда меня накрывает микроинфарктом и не сказать ничего, не сдвинуться. – Мне нужен восьмичасовой сон и минимум волнений, а с тобой ни того ни другого. Желудок противно сжимается, но я делаю то, что должен – разжимаю руки, больше её не удерживая. По опыту знаю, невозможно остановить женщину, если она хочет уйти. Насколько бы твоей она ни была. – Либо выметайся, либо ложись уже спать, – тяжело вздыхает Олеся, и, пользуясь свободой, садится на край кровати спиной ко мне. Шесть простых слов, а припечатывает так, что на мгновение забывается как это – дышать. Вот так просто? Выбор за мной? В полной тишине спальни она щёлкает выключателем, ослепляя меня темнотой на несколько долгих секунд. Шорох одежды, стук дерева о дерево и снова шорох. И тяжёлый вздох перед тем как кровать прогибается с её стороны. – Ты… – Я сплю. – Глаза привыкают, и мне становятся видны очертания её тела. – И тебе того же советую, потому что сейчас ничего обсуждать я не стану. – А завтра станешь? – Вернувшись на подушку, я смотрю в тёмные провалы глаз, радуясь этой конкретной неопределённости. Всё что угодно лучше категоричного «нет». И надо быть идиотом, чтобы не понимать, что оно прозвучит, но хотя бы не сейчас. – Завтра и посмотрим. Олеся отворачивается, засунув руку под подушку, а мне, после всего, просто не хватает наглости на объятие. В сознании не хватает, а бессознательно – очень даже. Так и просыпаюсь, в темноте, но уже не такой глубокой. Олеся всё ещё спит спиной ко мне, но её голова лежит на моей вытянутой руке, в то время как вторая моя конечность по-хозяйски лежит на её бедре, задрав свободные шорты по самое не хочу. И тот факт, что лучше мне не спалось уже очень давно, даже не смешит. Всё правильно, всё так, как и должно быть. Глубоко вдохнув, я легко целую Олесю в шею, стараясь не задеть нежную кожу, отросшей за ночь, щетиной. Взгляд падает на наручные часы. Чёрт, забыл снять. Надеюсь, я не поцарапал её за ночь массивным металлическим браслетом. Судорожно вздохнув, она шевелится, устраиваясь удобнее, сгибая в колене ногу и подтягивая её выше. И только когда Олеся затихает, я осознаю, что всё это время не дышал. Обалдеть не встать. – Если ещё нет семи, я начну репрессии, – сонно отзывается она, стоит мне попробовать освободить руку. – Семь ноль три. Беситься, ревновать, хотеть, настаивать – много чего было в моих отношениях с женщинами, но чтобы бояться обнять – такое впервые. Собственно, и её пощёчина тоже была первой, так что удивляться поздновато. – Тебе сказочно везёт. – Глубокий вздох прекрасно сочетается с сонными ещё потягиваниями. Перевернувшись на спину, Олеся открывает глаза и переводит взгляд на меня. – Что? Я храпела? – Так, что спать не мог. – Язык действует быстрее мозга, а глаза отказываются отрываться от, сбившегося на груди, топа. – Не сочувствую. – Проследив направление моего взгляда, она легко садится в постели и поправляет пижаму. – Ты в любой момент мог отправиться на все четыре стороны. – Тебе доставляет удовольствие каждый раз об этом напоминать? – хмыкаю я, положив голову на согнутую в локте руку. – Не-и-мо-вер-но-е. – Фыркнув, она поднимается, чтобы взять из шкафа полотенце. – Рискнёшь заявиться ко мне в душ, и я за себя не отвечаю, – Олеся с намёком приподнимает бровь. – Даже не думал, – откинувшись на спину, я примирительно поднимаю руки. В душ не пойду, а всего остального она не запрещала. – Кирилл, у тебя совесть есть? – Олеся упирает руки в бока в ответ на моё вторжение. – Ты не в душе, – напоминаю ей. Вода выключена, Олеся замотана в полотенце. – Я выше, – иронизирует она и я поднимаю взгляд от, стекающей с шеи, капли воды. Очень медленно поднимаю. – Выйди. – Налить тебе кофе? – Сейчас бы взять, размотать это идиотское полотенце и… – Чай. – Могу спорить, она по глазам понимает всё, что я хочу, но не могу сделать. Молча развернувшись, я выхожу. За чаем. Глава 38. Олеся Да? Нет? Нет? Да? Страшно это, когда со всего размаху и по темечку… Особенно если всю жизнь от этого бежала, но, увы. Там, где надо было впечатлить – впечатлили, где зацепить – зацепили, где выесть мозг… ну, тут без вопросов. И хуже всего, что вот это всё умудрился исполнить один человек. Самсонов. Кирилл. Тот ещё гад, если откровенно, но… но. Тяжёлый вздох не мешает ложке размешивать несуществующий сахар. Два оборота по часовой, два против. Два по, два против. – Олесь… Два по часовой. – М-м?