— Значит, он собирался принести вам сигарет? — Нет. Брагу — это да, но курева он не приносил. — Додд посмотрел на пачку. — Ты оставишь их мне? — Я не могу… или могу? Он пожал плечами и протянул дрожащие руки ладонями вверх. — Я все равно помираю, верно? Может быть, мне осталось несколько дней, недель или месяцев. Если бы у меня был выбор, то что бы я сделал? В смысле, где мои удовольствия? Он отошел в мир иной, занимаясь любимым делом, — мне всегда нравилось это слышать, когда кто-то помирал. А когда ты можешь только ходить под себя, какое в этом достоинство? Ребекка посмотрела на Эша. Тот пожал плечами. Она помедлила, потом толкнула пачку «Денали плэйн» через кофейный столик в сторону Додда. — О, ты ангел. — Он наклонился вперед, протянул дрожащую руку, словно артритную клешню, и жадно схватил голубую пачку с грозными предупреждениями о вреде для здоровья. — Мне нужно спрятать их от нее, — сказал он. — Она конфискует их, если найдет. Проклятая лицемерка! Наверное, она отбирает у меня сигареты, чтобы не покупать самой. — Он засмеялся и закашлялся одновременно. — Честно говоря, не знаю, что твой отец в ней нашел. — Мой отец? Тора? Додд выглядел удивленным. Потом кивнул, как будто признавая, что Ребекка ничего не знала о собственном отце. — Ной встречался с ней. С Торалиной. С сестрой Рэтчет. У Ребекки зачастило сердце. Она посмотрела на Эша, но он выглядел не менее изумленным. — Просто для ясности, — сказала она. — Вы утверждаете, что мой отец встречался с Торой Баттерсби, то есть он… — …ухаживал за ней. Да. У нее с твоим отцом кое-что началось около месяца назад. Он встречался с ней прямо здесь, у меня дома. Конечно, Ной давным-давно был знаком с ней, но тогда он был женат. Потом она с мужем на несколько лет уехала из города для работы по контракту. Но Тора вернулась сюда после того, как овдовела, бог знает почему. Некоторые места удерживают людей без разумных причин. Шокирующая новость звенела в голове Ребекки, отодвигая в сторону все, что она знала до сих пор. Ее отец снова ухаживал за женщиной? Она никогда не думала о нем в подобном контексте — как о мужчине, нуждавшемся в женской любви. Если не считать ее матери. Сконфуженная и опечаленная, она тихо спросила: — Как долго мой отец увлекался своим новым расследованием, Клайв? Он поджал губы, любовно поглаживая голубую пачку «Денали плэйн». — Трудно сказать. Три или четыре недели. — Он рассказывал, что это за дело? — Дело о пропавших детишках, дело более чем двадцатилетней давности. Он узнал что-то новое по этому поводу. — Он говорил, что именно? — Ни слова. Но в тот день он как раз собирался поговорить об этом. Глава 26 — Рикки! — крикнула его младшая сестра из маленькой гостиной. — Тебя к телефону! Он встал с кровати и побрел в гостиную. — Твоя подружка, — насмешливо сообщила сестра, держа трубку на отлете. Он быстро потянулся и выхватил трубку. — Да? — Это Тори. — Ее шепот был таким тихим, что он наклонился, как будто это помогало лучше слышать. — Тори? У тебя все в порядке? — Мне нужно встретиться с тобой… очень нужно. Я не знаю, что делать. Они все знают. Рикки пронзило беспокойство, и он оглянулся на сестру. Она как будто сосредоточилась на огромном пазле, разложенном на столе перед телевизором, но Рикки знал, что она внимательно прислушивается к его словам. Просто потому, что она была его младшей сестрой. Мать Рикки была занята приготовлением ужина на кухне, а малыш сидел у нее на бедре — ребенок, зачатый от пьяного неудачника, коротавшего дни в двух жилых фургонах от них. После того как отец Рикки сгинул в тюремной драке, мать заводила одного любовника за другим. Но этот, последний, особенно беспокоил Рикки. Он ударил Рикки кулаком в лицо после того, как тот отказался слушать его дерьмовые поучения. Рикки повернулся спиной к телевизору и понизил голос: — Ты можешь выбраться на улицу? — Думаю, да. Но попозже, после ужина, когда они уйдут в библиотеку. — Встретимся на северо-западной окраине озера, за амбаром, около въезда в кемпинг примерно в половине девятого. Ты сможешь? Я буду ждать тебя там. Мы отправимся к пустующим домикам на ранчо Хогена. Туда никто не ходит. Там мы сможем поговорить. — Хорошо, — прошептала Тори. — Оденься потеплее, ладно? На улице холод собачий. Рикки повесил трубку. В крошечной спальне, которую он делил со своей сестрой Пэйшенс, он облачился в термобелье. Когда Рикки проходил через гостиную с ботинками в руках и Пэйшенс увидела его, он приложил палец к губам. — Куда идешь? — прошептала она. Он уже собирался ответить: «Не твое цыплячье дело». Но когда он посмотрел в ее темные глаза, глядевшие на него над фрагментами пазла с видом Парижа, что-то надломилось в его сердце. Ее лицо было уже не вполне детским, а предстоящая жизнь не обещала ничего хорошего. Он понимал, что никто о тебе не позаботится, если ты сам не позаботишься о себе и о своем дерьме. А Патти… ей тоже был нужен кто-то. Возможно, дружба с Тори и взгляд на мир ее глазами сделали его более мягким. Или жестким — с какой стороны посмотреть. — Я собираюсь встретиться с другом. Ш-шш, будь паинькой. — С каким другом? С Тори? — Да. — Рикки опустился на край дивана и натянул обувь. — Мне нравится Тори. — Мне тоже, — прошептал он. Она улыбнулась. У Рикки и его сестры был общий отец. Его арестовали за контрабанду наркотиков через два дня после рождения Пэйшенс. Рикки больше никогда не видел его, но угадывал самого себя в лице Патти, в ее темных, немного раскосых глазах, высоких скулах и смуглой, гладкой коже. Что-то шевельнулось у него внутри. Это было скорее физической реакцией, а не сознательной мыслью. Побуждением защитить ее. — Ты собираешься к домикам старого летнего кемпинга? Он нахмурился и с деланой строгостью посмотрел на сестру: — Это наш секрет, верно? Она кивнула. Когда он надел куртку и натянул шерстяной подшлемник, Патти прошептала: — Когда ты вернешься? Рикки взял перчатки. — А вот это не твое дело. Веди себя хорошо. На улице было совсем темно. В это время года обычно начинало темнеть после четырех часов дня. Но сегодня вечером из-за ясного неба луна и звезды окрасили все вокруг голубовато-белым сиянием. Голые ветви деревьев покачивались на ветру. Он уловил в воздухе запах марихуаны. Вероятно, тот паршивец, любовник его матери. Здесь собрались все местные паршивцы и ублюдки. Но Рикки не знал, как выбраться отсюда. И был испуган тем, что услышал от Тори. Под навесом он забрался на свой старенький снегоход, надел шлем и напряженно осмотрелся по сторонам. Никого. Рикки завел двигатель, который чихал и кашлял, и унесся в ночь в облаке выхлопных газов. Адреналин заструился по жилам. Рикки быстро оглянулся на свой старенький жилой автофургон с облезшим сайдингом и утеплителем, засунутым под треснувшее и заклеенное окно. Ему показалось, что он видит маленькое лицо Патти, смотревшей вслед. Снегоход мчался вперед, подпрыгивая на ледяных выступах и изрыгая белые облачка, быстро уплывавшие назад. Рикки направлялся к колеям, проходившим через лес на возвышенность, к границам дальних ранчо на озере. * * * В таких местах вести разлетались быстрее ветра. Новость о двух свидетелях в сарае у Ноя Норда, когда начался пожар. О том, что они уехали на снегоходе. Одной из них была Тори Бартон, у которой не было снегохода. Другим, по всей вероятности, был Рикки Саймон. Все, кто знал Рикки, знали и о том, что он влюблен в Тори Бартон. По ветру носился и другой слух: дочь Ноя, тоже работавшая в полиции, посетила Тори на ранчо Броукен-Бар. Бранниган и Рошен знали об этом и помнили, что говорила Ребекка. Бранниган поведал об этом своим приятелям в пабе; некоторые из них выезжали на пожар в доме Ноя Норда. Рошен сказала об этом одной из подруг, которая рассказала другой подруге. Именно поэтому сейчас он сидел в глубокой тени на снегоходе недалеко от дома Рикки Саймона. Он посмотрел, как Рикки уезжает по заснеженному полю за трейлерным парком на стареньком двухтактном снегоходе, еще раз затянулся «косяком» и выбросил окурок в снег. Выдохнув, опустил козырек шлема. Он долго ждал на морозе, пока Рикки оседлает свою машину. В какой-то момент это должно было произойти. Его цель заключалась в том, чтобы застать пацана одного в укромном месте и устроить ему несчастный случай. Минимизировать ущерб. Судя по тому, что говорили люди, дети еще не проболтались. Никто не знал, что они видели или почему сбежали оттуда. Важно было сделать так, чтобы все оставалось по-прежнему.