— Эш, я… — Это срочно. Ты получила мое сообщение? — Послушай… Он протолкнулся мимо нее и вошел в комнату. Но застыл как вкопанный при виде бумаг, прилепленных к стене. Она скрепила клейкой лентой несколько листов белой бумаги, образовывавших прямоугольник над столом. На бумаге были списки с именами и вопросами, выписанными черными, красными и зелеными маркерами, а также соединительные линии. Эш стоял, забыв про кофе. Ребекка тихо закрыла дверь за его спиной и пошла убирать постель. В верхней части схемы находились имена Ноя, Уитни и Тревора под надписью «Жертвы». Но внимание Эша сосредоточилось на собственном имени. И на том, что Бекка написала внизу. • Отец ребенка Уитни? — Ты знаешь, — хрипло прошептал он. Молчание. Он развернулся. Она стояла там — белая, как призрак. И такая прекрасная. Да, она знала: это было написано на ее лице и читалось в ее откровенном взгляде. Сердце Эша разбилось на миллион осколков. Глава 37 — Как? — спросил Эш. — Как ты узнала? Она плотнее запахнулась в халат и сложила руки на груди. — Тора. Она работала медсестрой в центре здравоохранения в Клинтоне, когда Уитни обратилась туда для ультразвукового обследования. Кровь отхлынула от его лица. — И Тора сказала Ною? Это стало причиной его расследования? — Эш махнул чашкой кофе в сторону схемы преступления. — Это всплыло в разговоре между ними. Как и тот факт, что ты отвез Уитни с ее вещами на автобусную остановку, где подрался с Тревором. Это оживило интерес моего отца к загадке, которую он так и не смог решить. Ее взгляд был непроницаемым, губы плотно сомкнуты. Ощущая внезапную слабость в ногах, Эш поставил кофе на стол и опустился на край кровати. — Почему, Эш? — спросила Ребекка. — Почему ты скрывал это? Почему не рассказал мне? — А как ты думаешь? Насколько мне известно, Уитни с Тревором сели в попутку и уехали. С какой стати мне было возвращаться к этому после их отъезда? Она должна была в Калифорнии сделать аборт. Она потребовала деньги, чтобы это сделать. Я отдал ей все, что имел. У меня ничего не осталось, Ребекка, кроме последней надежды помириться с тобой. Но потом Марси Фоссам загубила и этот шанс. — Ты сам все испортил. Это ты встречался с Уитни после того, как сказал мне, что все кончено. — Только потому, что она сообщила о своей беременности. Я должен был встретиться с ней. Я не знал, что делать. Я даже предложил «сделать все правильно» и жениться на ней. Бекка резко отвернулась и уставилась в окно. Эш провел рукой по губам, чувствуя, как пылает его лицо. — Сначала она согласилась, — тихо продолжал он. — И я подумал: да будет так. Моя жизнь кончилась. Но потом она вдруг изменила свое решение и сказала, что хочет избавиться от ребенка, но для этого ей нужно много денег. Поэтому я еще несколько раз встретился с ней, чтобы все устроить. Бекка не поворачивалась к нему. Эш глубоко вздохнул. Вот оно: конец игры. Они с Ребеккой наконец прошли путь до конца, и теперь она навсегда исчезнет из его жизни. — Это была ошибка, Бекка, — тихо сказал Эш. — И я много лет платил за нее. Ребекка медленно повернулась. Черты ее лица были напряженными, под глазами залегли глубокие тени. — А в декабре, двадцать лет назад? Когда мой отец стал искать Уитни по запросу ее матери? Тогда ты им тоже ничего не сказал. — Беременность Уитни не отменяла того факта, что она уехала из города вместе с Тревором. Не имело значения, появится она в США, в Мексике, в Никарагуа или бог знает где еще. Она пристально смотрела на него. — Ты должен был рассказать мне раньше, Эш, а не теперь. Ты мог бы рассказать об этом после смерти моего отца. После того как он начал задавать вопросы. После его возможного убийства. — Но я собирался! Я звонил тебе вчера вечером, черт побери, и я собирался… черт, мне было нужно поговорить с тобой об этом. Я знал, что должен это сделать. Бекка сглотнула: — Ты сказал, что дал ей деньги? — Все, что я имел. Каждый пенни, который я заработал и сэкономил с двенадцати лет. Все мои сбережения на учебу в колледже. Мои родители определенно не собирались выделять средства на мое образование. Отец не считал нужным учить меня, поскольку я должен был унаследовать его ранчо. Он резко возражал против учебы. Как ты думаешь, почему я так и не поступил в колледж? Почему я так и не получил ту степень по экономике и организации сельского хозяйства, о которой столько талдычил тебе? Я тоже хотел выбраться из этой глуши. Я хотел расширить свои горизонты и создать возможности для нас, Бекка. У меня были мечты, большие, прекрасные мечты. А потом я совершил одну ужасную ошибку. И вся моя жизнь ударила по мне. — Он сглотнул. — И по тебе тоже. Поэтому мне так жаль. Черты ее лица исказились от непередаваемых чувств. Ее глаза блестели. — Ты… ты уверен, что это был твой ребенок? — Она так говорила. Тревор несколько месяцев был в отъезде. Она совсем запуталась, и мы оба были испуганы. Никто из нас этого не хотел. Мне было семнадцать лет. Ей почти семнадцать. Мой отец был… в общем, я не знал, что делать. — Он провел руками по лицу и немного посидел в тишине. — Я не хотел ее. Просто так получилось. Я хотел тебя. Когда ты уехала, Бекка, мне хотелось умереть. — Она могла бы сделать аборт и здесь, — невозмутимо сказала Бекка. — Только не здесь. Ей нужно было отправиться в Ванкувер, а тогда это было не так просто. И она все равно хотела уехать в Лос-Анджелес. Но ей нужны были деньги, чтобы добраться туда. Тревор вернулся, и теперь, задним числом, — с учетом того, что он ждал ее на автобусной остановке, — я понимаю, что, возможно, он рассчитывал избавиться от «проблемы Эша» и заодно прикарманить мои деньги. Можешь поверить, от меня не ускользнула ирония этой ситуации, и он тоже был в курсе: это я спонсировал его новую жизнь в США. — Тогда почему ты подрался с ним? — Именно поэтому. Я хотел убить его. Она прищурилась. — Одного намерения недостаточно для убийства. — Но ты был вне себя от ярости. Ты мог убить его. Он уставился на нее. — Это плохо выглядит, Эш, с какой стороны ни посмотри. Ты хотел, чтобы Уитни исчезла, и ты хотел убить Тревора. — Она помедлила. — Сколько денег ты ей дал? — Почти одиннадцать тысяч. Все, что я имел. Она кивнула. У него было ощущение, что она знает больше, чем говорит. — Наверное, это плохо выглядит, Бекка, но я честен с тобой. Да, я был рассержен. Честно говоря, я был готов убить их обоих. Кажется, я дважды врезал Тревору, прежде чем пришел в себя. Но потом я уехал, и это чистая правда. Как бы плохо это ни выглядело, они сели в тот автофургон и самостоятельно уехали из города. А я попытался похоронить все это дерьмо и жить дальше. Ребекка взвешивала его слова в долгом, почти зловещем молчании, потом медленно опустилась на стул напротив него. — Эш, — тихо сказала она, наклонившись вперед и сцепив руки. — Я снова должна спросить тебя, потому что это был главный вопрос моего отца… как ты повредил лицо? И руки? Эш тихо выругался. — Как я тебе и говорил, уже много раз. Я был в полном расстройстве из-за того, что случилось Тревором и Уитни. Я оседлал недавно объезженного жеребца и находился в очень дурном настроении. Он не хотел иметь ничего общего с тем, что ощущал во мне. И мне пришлось заплатить за это, вот и все. — Он отвернулся, но потом резко развернулся к ней. — Знаешь, что меня гложет, — и я не ожидаю сочувствия с твоей стороны, — но я часто думал… что, если она сохранила моего ребенка? Что, если где-то там, где-то в большом мире у меня есть ребенок? Сын или дочь. Тогда, на автобусной остановке, она гнусно высказалась по этому поводу, и я подумал, что она просто хотела ранить меня. Ей это удалось. Потому что я никогда не забывал об этом. Что, если где-то на свете живет мой ребенок, который не знает, кто его настоящий отец? Сейчас этот ребенок мог бы поступить в колледж. Целая жизнь, прожитая и потерянная для нас обоих. А когда твой отец снова начал поиски… я почти хотел, чтобы он нашел ее, чтобы я узнал наверняка. — Эш. Я не думаю, что у тебя есть ребенок. Он замер при звуках ее голоса. Их взгляды встретились. — Я не думаю, что Тревор и Уитни вообще уехали из города. Кажется, они до сих пор здесь.