— Нет, я так и не встретился с вашим отцом, — сказал Фрэнк Хатфилд, провожая Ребекку в заднюю комнату своего магазина в Девилс-Батт. Хатфилд был шестидесятилетним костлявым мужчиной ростом под два метра, с бледным лицом и каймой рыжеватых волос, коротко подстриженных вокруг блестящей плеши на затылке. Он предложил Ребекке пластиковый стул, а сам уселся на краю металлического стола, заваленного бумагами. Вдоль одной стены выстроились кофе-машина, холодильник и микроволновая плита. На другой стене висели разные инструменты и заготовки для ключей. — Ной позвонил и сказал, что хочет поговорить со мной об этом инциденте со стрельбой двадцатилетней давности, но он не сказал почему. — Фрэнк повертел в руках степлер, лежавший на столе. Его темно-карие, почти черные глаза напоминали Ребекке навозного жука. — Вы хорошо помните этот случай? — спросила она. — Господи, кто же не запомнит, как пуля из охотничьего ружья вспарывает подголовник у тебя за шеей? Думаю, Бог призрел меня в тот день. Если бы пуля прошла на дюйм в ту или другую сторону и если бы мой отец ехал чуть быстрее или чуть медленнее, то сейчас надо мной было бы шесть футов земли. — Что произошло, когда вы поняли, что чудом спаслись? — Отец остановил автомобиль. Мы посмотрели друг на друга, потом посмотрели на лес. Мы что-то увидели: бегущее, очень быстрое. Подумали, что это белохвостый олень, убегающий от браконьеров. — А это могло быть чем-то еще? Его густые брови плотно сошлись над переносицей. — Вы имеете в виду другую дичь? Ребекка подалась вперед, удерживая его пронзительный жучиный взгляд. — А может быть… это был один из охотников? — предположила она, чтобы поколебать его уверенность. — То есть человек? — Фрэнк замолчал, пораженный этой мыслью. — Боже, вы хотите сказать, что кто-то убегал от охотников? — Думаю, именно об этом хотел спросить мой отец. — Но почему? Почему ему вообще пришла в голову такая мысль? — Я не знаю. — Ребекка сопроводила ложь слабой улыбкой. — Я лишь пытаюсь собрать воедино фрагменты того, чем занимался мой отец перед своей смертью. Он провел по своей плеши бледной рукой с длинными пальцами. — Ох. То есть я хочу сказать… Теперь, когда вы сказали об этом, мне кажется, что это мог быть человек. — То есть вы не на сто процентов уверены, что это был олень? Он провел ладонью по рту. — Думаю… цвет немного отличался от местных оленей. — Как это? — Туловище, пожалуй, было слишком бледным. А шерсть скорее золотистая, чем бурая. Ребекка ощутила прилив энергии. Она помнила фотографию Уитни, ее длинные золотистые волосы. — Что было потом? — Мы вышли из автомобиля и приблизились к опушке леса, чтобы посмотреть, что это было. — Почему вы так поступили, если из леса могла прилететь еще одна шальная пуля? — Сам не знаю. Это было… В общем, мне казалось, что все не так, как должно быть. Мы вышли, поскольку что-то было неправильно. Мы это чувствовали. — Что именно? Он покачал головой: — Не знаю. Вернее, не могу припомнить. — А потом? — Потом мы увидели кровь на обочине дороги. В канаве. На траве и камнях, там было много крови. Мы только углубились в лес, но тут загремел гром и начался ливень. Штормовой ветер и молнии. Мы поспешили вернуться в автомобиль из страха перед ударом молнии; моего деда убило молнией на ранчо. Мы уехали и сообщили об инциденте в департамент охраны природы, когда вернулись домой. — Фрэнк, у меня к вам большая просьба. Вы можете закрыть глаза, расслабиться, мысленно вернуться в прошлое и шаг за шагом описать мне, что вы видели, чувствовали или думали, когда вышли из автомобиля и заглянули в лес? — Попробую. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. — Меня трясло от пережитого шока, — сказал он. — Я пытался осмыслить, что произошло минуту назад, когда пуля ударила в подголовник… Он сделал паузу. Ребекка видела, как двигаются его глазные яблоки под веками с прожилками синеватых вен. — Мы вглядывались в тени. Между деревьями было темно. Ветви сильно колыхались, потому что надвигалась гроза. Ветер был очень плотным и горячим. Я ощущал нечто вроде электрического давления. Потом мы увидели движущуюся фигуру. — Какого цвета? — Я… — Он открыл глаза. — Определенно бледную… и более золотистую, чем олень. А я всегда считал, что видел оленя. — Мозг иногда работает таким образом. Мы видим то, что ожидаем увидеть. Мы видим вещи, которые кажутся нам наиболее логичными в тех или иных обстоятельствах. Особенно во время стресса или сильного потрясения. Фрэнк шумно выдохнул. Его лицо стало еще бледнее, глаза глубоко запали под надбровными дугами. — Вы думаете, это был человек… женщина? — Почему вы сказали «женщина»? — Я… Возможно, из-за длинных волос. — Он казался подавленным. — Может быть, мой мозг говорил, что я видел оленя, но я чувствовал, что здесь что-то не так. — А кровь? — Кто-то был тяжело ранен. Темная артериальная кровь, когда животное получило смертельную рану и скоро истечет кровью, хотя само не подозревает об этом. Нервы Ребекки буквально звенели, кровь стучала в висках, кожу покалывало. Она часто испытывала такую реакцию, когда отдельные фрагменты расследования начинали складываться в единое целое. Но пока что она не видела картину целиком. — Если не возражаете, когда приедут мои коллеги, мы придем к вам, чтобы вы сделали официальное заявление, — сказала Ребекка. Она поднялась на ноги, достала карточку из своего бумажника и протянула ее Фрэнку Хатфилду. — Если вспомните что-то еще, пожалуйста, звоните мне в любое время. Он посмотрел на карточку с таким видом, будто его тошнило. — Фрэнк, пока я здесь, вы не могли бы показать на карте, где произошел этот инцидент? — Да-да, конечно. — Он выдвинул ящик стола, пошарил там и вытащил закатанную в прозрачный пластик карту местности из тех, какими обычно пользуются охотники и любители природы, которые хорошо знают, что в глуши современные технологии могут подвести человека, обрекая его на смерть. Фрэнк отодвинул бумаги, разбросанные на столе, расстелил карту и взял ручку. Длинным паучьим пальцем он начал обводить изгибы главной лесовозной дороги. — Мы проезжали этот участок. А пуля вылетела здесь. — Фрэнк обозначил место крестиком. — Прямо здесь. Я знаю, потому что это место находится почти на границе провинциального заповедника на южной стороне, а земли Короны, то есть государственные территории, находятся здесь, на востоке. А вот эта линия обозначает границу собственности на дальней стороне ранчо Хогена. У Ребекки возникло ощущение, как будто она проглотила маленький холодный камень. — А это, — Хатфилд указал длинным пальцем, — это заброшенный летний лагерь, который отец Олафа Хогена сдавал в аренду как учебное заведения для занятий по природоведению и ориентированию для местных школьников. Олаф не стал продлевать договор аренды, когда унаследовал ранчо, и эта часть земель Хогенов не используется уже десятки лет. Олаф Хоген — отец Эша. Теперь ранчо принадлежит Эшу. Вот дерьмо. С какой стороны ни посмотри, Эш каждый раз оказывается в центре событий. Когда Ребекка собралась уходить, Фрэнк окликнул ее: — Ох, погодите! Она повернулась. — Я забыл. Это где-то здесь. — Что? — Сувенир. Я сохранил ее на память. — Он принялся выдвигать и задвигать ящики, роясь в каждом из них. Наконец он выпрямился и с торжественным видом протянул ей что-то. — Вот, нашел! Я знал, что она валяется в одном из этих ящиков. Не каждый день такие крошки влетают в окно автомобиля. Он держал пулю тридцатого калибра с расплющенной головкой. — Выковырял ее из подголовника, — с широкой улыбкой произнес Фрэнк.