Уитни откидывается на спинку сиденья, отбирает у Тревора пивную банку и делает большой глоток, наслаждаясь взрывом пивной пены во рту. — Эй! — Тревор выхватывает у нее банку. Уитни улыбается: — Теперь не стоит беспокоиться о ребенке, верно? Я могу пить, сколько захочу. Он ухмыляется: — Да, это верно. — Он качает головой вверх-вниз, обдумывая новую мысль. — И мы всегда сможем развести этого козла на новые деньги, — добавляет он. Уитни замирает. — Что? — Когда мы пересечем границу и доберемся до Лос-Анджелеса или еще раньше. Мы можем сказать, что нам нужно больше денег, чтобы сделать все как полагается. Пусть вышлет еще. У нее в животе возникает темное, зловещее предчувствие. Тревор посылает ей очередную широкую улыбку. Белые зубы, черные волосы. Блестящие глаза. — Мы скажем, чтобы он направил деньги на наш новый счет. — Он снова кивает, на этот раз под музыку, льющуюся из радиоприемника. — Мы купим хороший автомобиль. Как насчет этого, Уитни? Мы с тобой едем по Биг-Сур в Мексику, в Южную Америку… в Канкун… Это игра по-крупному, детка. — Тревор смеется как полоумный, запрокинув голову. — Крошка, крошка, спасибо за папино лукошко! Уитни молчит. — Верно? — Он смотрит на нее. — Верно, да? — Да, — тихо отвечает она и кладет руку на живот. Глава 59 Ребекка включила обогреватель и заварила кофе. Эш сидел на краю кровати; он выглядел физически сломленным. Она протянула ему чашку. Он взял ее и с отсутствующим видом поставил на ночной столик. — Она солгала мне, и я повелся на это. — Он жестко потер ладонями лицо. — Сам виноват. Раз уж я изменил тебе, то внутренне ощущал, что заслуживаю такого же обращения со стороны Уитни и должен принять удар на себя. — Он хмыкнул. — Она использовала меня. Если ты говоришь, что она носила плод около двадцати недель, то это точно не мой ребенок. Ребекка подвинула стул и села напротив него. Она подалась вперед, упершись локтями в бедра и сцепив руки. — Ты уверена, что это не ребенок Тревора? — спросил он, встретившись с ней взглядом. — Потому что я могу представить, как это было разыграно. Он решил выдоить меня за ее счет. Она покачала головой: — Грейс дала отрицательный ответ. Она получила ДНК от близкого родственника Тревора. — Когда мы встречались в баре после того, как она сказала о беременности, я не распознал ее намерений, Бекка. Она подкупила меня идеей о своем страхе. О том, как она боится самостоятельно воспитывать ребенка и стать матерью-одиночкой с низким доходом, как и ее мать. Мне была ненавистна мысль о том, что я не буду помогать моему сыну или дочери… кто бы ни родился. — Он тихо выругался. — Она казалась такой искренней, такой уязвимой. Смертельно испуганной мыслью об аборте. Он встал и зашагал по комнате, словно пойманный медведь в клетке. Энергия, исходившая от него, была почти физически ощутимой. — У тебя есть хоть какое-то представление, чей это был ребенок? — спросила Ребекка. Он остановился и уставился на нее. — Нет… кроме Тревора. Она никогда не упоминала о своей связи с кем-то еще. Но, с другой стороны, она имела репутацию городской шлюхи. — Он помедлил. — Было что-то в том, как она обменивалась короткими взглядами с Уолли Фаулером и Джессом Скоттом в баре «Девилс-Батт». Уолли в то время спал с Уной, но думаю, что он мог время от времени заглядывать под юбку Уитни. А Джесс Скотт… женщины просто не могли отказать ему. Особенно молодые женщины из байкерских группировок. Они едва ли не выстраивались в очередь, чтобы потрахаться с Джессом, как будто это был входной билет и путь к признанию в его шайке. Наверное, я бы не удивился, если бы она переспала и с Джессом. — А как насчет Бака? Он снова потер ладонями лицо, словно пытаясь избавиться от раздражающей паутины и яснее увидеть окружающий мир. — Не знаю. — Эш встретился с Ребеккой взглядом. — В какой-то момент она могла уступить его притязаниям. — Это может объяснить его одержимость ею, — заметила Ребекка. — В таком случае Бак мог бы почувствовать себя полноправным собственником. Он мог взбеситься, когда увидел вас в амбаре, особенно если ему каким-то образом взбрело в голову, что она забеременела от него. — Ребекка помедлила. — Это дало бы Баку дополнительный мотив причинить вред ей и Тревору. — Она подумала об автомобиле Бака и о наклейке на борту. — У него тоже есть черный внедорожник с логотипом охотничьего клуба. Эш снова опустился на кровать и несколько секунд просидел в молчании. — Эш, когда Уитни изменила свое мнение и попросила у тебя деньги на аборт? — В конце августа того года. Она пришла ко мне домой, что было странно. — Как она добралась до твоего ранчо? — Она сказала, что кто-то высадил ее на дороге, а остаток пути она прошла пешком. — Кто-то привез ее, но не хотел попадаться на глаза. — Вполне возможно. Она постучалась в дверь, но мы поговорили на улице. Все было очень поспешно. Она сказала, что навела справки и знает, где можно избавиться от ребенка в Калифорнии. — Он глубоко вздохнул и потер колено. — Но ей были нужны деньги. По ее словам, она собиралась остаться в Калифорнии и начать жизнь с чистого листа. — Она казалась другой? Она больше не боялась? — Да. Она была уверена в своем решении. По правде говоря, я вздохнул с облегчением. Это был мой билет на свободу. Пока я не отдал ей все свои сбережения и до меня не дошло, что теперь я реально застрял здесь, на отцовском ранчо. Он снова встретился взглядом с Ребеккой. Ей хотелось прикоснуться к нему, но она сдержалась. — Где Уитни могла раздобыть еще сорок или пятьдесят тысяч долларов? — Понятия не имею. Возможно, Тревор провернул какую-то крупную сделку с наркотиками. Ребекка пожевала губу. — Эш, — прошептала она, удерживая его взгляд. — Это чрезвычайно донимало моего отца и по-прежнему донимает меня. Я должна еще раз спросить насчет шрама у тебя на лице… он действительно был получен после падения с лошади? В его глазах как будто закрылись автоматические шторки. Ребекка видела, как Эш поднимает разводные мосты и зарешечивает окна своего каменного замка, увлекая правду в глубокие, мрачные подземелья своей души. — Я же говорил, — бесстрастно произнес он. Напряжение его мышц свидетельствовало о гневе. Разочарование пронзило Ребекку, как копье. — Я знаю, что ты мне говорил, Эш. — Тогда престань спрашивать. — Посмотри на себя. Твои перемены настроения, твоя злость от этого вопроса. Эш, есть вещи, о которых ты мне не рассказываешь, и, с одной стороны, это нормально, но только не в связи с делом Уитни, потому что тебя обвинят в ее убийстве, если ты не раскроешься. О господи… — Она встала и запустила пальцы в распущенные волосы. — Ты чертовски упрямый человек. Почему… ну почему ты скрываешь это от меня? Что это может быть? Эш гневно уставился на нее. Ребекка опустилась на стул прямо перед ним. — Посмотри на это с точки зрения следователя, с точки зрения человека, незнакомого с тобой. У тебя был самый убедительный мотив желать смерти Уитни по уже упомянутым причинам. Ты всегда держался подальше от этого заброшенного летнего лагеря на границе твоего ранчо. Ты не водил меня туда, несмотря на мои просьбы. Я смотрела на тебя, пока кинологи обыскивали этот участок, ты выглядел как живой труп. Она сделала паузу, наблюдая за его лицом. — Ты как будто знал, Эш. Ты знал, что мы можем найти в этом бревне. Мой отец перед смертью сказал по телефону «он знает» и «он солгал». Что он имел в виду? Эш сидел, тупо глядя на стену со схемой преступления. Раздражение Ребекки переросло в гнев. — Игра в молчанку тебе не поможет, ты понимаешь? Эш резко встал, подхватил свою куртку со спинки стула и направился к выходу. У Ребекки упало сердце. Если она позволит ему уйти, то годы жизни, распутанные вокруг ложных слов Уитни, канут в небытие. Эш взялся за дверную ручку. Ребекка рванулась вперед и схватила его за руку, внезапно придя в бешенство. Годы боли и страданий чудовищным приливом обрушились на нее. — Нет, Эш. Не делай этого со мной. Ты говорил, что хотел получить меня, хотел видеть нас вместе. Ты даже говорил, что любишь меня! Но сейчас ты изо всех сил пытаешься оттолкнуть меня и все, что мы разделили с тобой. Почему? Ребекка чувствовала, как дрожит его тело. — Что такого в этом месте, Эш? — прошептала она. — Почему ты отказался ехать в клинику? — Потому что я хотел, чтобы ты выходила меня, Ребекка. Она сглотнула, ощущая пустоту в животе. — Ты понимаешь, что это довольно жалкое оправдание?