Эш прищурился. Внезапно он отпустил дверную ручку и стремительно повернулся к Ребекке. Темная, устрашающая страсть зажглась в его глазах, в его яростно выпяченном подбородке, в волнах силы, исходившей от него, как клубы холодного, черного, удушливого дыма. Внезапно испугавшись, Ребекка отпустила его руку и шагнула назад. — Хочешь знать, почему я трахнулся с Уитни? — Слова, как пули, вылетали из его рта. Ребекка отпрянула. Эш шагнул вперед. — Потому что у нее были большие сиськи и мокрая щелка и еще потому, что она хотела этого, Бекка! Она хотела, чтобы я сунул член ей между ног! Ребекка моргнула. Ее глаза заслезились, сердце застучало с перебоями. Она осознала, что он перекрывает дверь, ее путь к бегству. — Она набросилась на меня, — с отвращением бросил Эш. — И… и я хотел, чтобы это была ты, но… — Его голос пресекся, и он повернулся спиной к Ребекке. Его плечи бессильно опустились. Когда Эш снова заговорил, его голос был тихим и подавленным: — Я никогда еще не был с женщиной. Мне было восемнадцать лет, и я ни разу не переспал с женщиной. Мне… мне нужно было узнать, что я могу это сделать. Особенно тем летом. Последние слова он произнес еле слышным шепотом. Его спина, обращенная к ней, как будто обратилась в камень. Кулаки были стиснуты, шейные мышцы напряглись, как струны. Что-то в его тоне, неподвижности и напряженности сильно испугало Ребекку. Она заставила его сломаться. Во рту у нее пересохло, пульс зачастил. Она боялась продолжения, но должна была узнать правду. Ребекка подождала еще немного. Снаружи усилился ветер, бросавший пригоршни снега в оконное стекло. — Почему, Эш? — тихо спросила она. — Почему именно тем летом? — Потому что тогда я попытался переспать с тобой. Она сглотнула: — Я хотела немного подождать. Эш круто развернулся. Его лицо было страдальческой маской. — Когда ты отказала мне, я испугался. Я боялся, что со мной что-то не так. — Он открыл рот, потом закрыл его. Попробовал снова: — Я… я был только с мужчиной. Потрясение. Ребекка ошеломленно смотрела на него. — Я был только со своим отцом. Ребекка кивнула, как будто поняла, но ее разум отказывался что-либо понимать. — Он насиловал меня с малых лет, Ребекка. Еще до того, как я узнал, что это плохо. Он сделал это нормальной вещью, а когда я вырос и узнал, что это неправильно, он воспользовался этим как оружием. Так он стал управлять мной. — Домики в летнем лагере, — прошептала она. Ее глаза горели. Эш кивнул. Теперь он стоял перед нею, раздетый донага. Этот большой мужчина. Человек, которого она всегда любила и старалась не показывать этого. — Когда он был зол, то насиловал меня там, в старых летних домиках. Принуждал меня, умасливал меня. Бил. А потом преподносил мне особые подарки. Новую лошадь. Мое первое ружье. Щенка. Он залезал мне в голову. — Эш… — Она потянулась к нему, но он отступил назад. — Само плохое, что у меня началась эрекция от его прикосновения. — Он помотал головой. — Бекка… ты была нужна мне. В то лето ты была нужна мне всем сердцем, душой и телом. Я постоянно боялся, что ты узнаешь, что тебе станет тошно и ты всем расскажешь обо мне. Я боялся, что ты не будешь видеть во мне… настоящего мужчину, и когда ты… — Ладно, ладно. — Ребекка потянулась, взяла его за руки и привлекла к себе. Потом она закинула руки ему на плечи, прильнула щекой к его груди и просто обняла его. Крепко, очень крепко. Ей хотелось сказать: «Ш-шш, не думай об этом и больше ничего не говори». Но она знала, что должна слушать. Она была обязана узнать все об этих ужасных, жутких вещах. Она отвела Эша к кровати и села рядом, держа его за руку. Он был таким мужественным, таким крепким и полным жизни. Все ее представления об этом мужчине, которого она знала еще мальчиком и подростком, все, что она думала об Эше Хогене, которого любила, оказалось ошибочным. Совсем не таким, как ей казалось. Теперь его привычки и особенности вдруг встали на место, словно при обратном воспроизведении видеосъемки бьющегося зеркала. Миллионы осколков встали на место и превратились в зеркало, где она видела саму себя и все сделанные или сказанные ею вещи, которые ранили Эша, потому что она на самом деле не знала его. Она не понимала, каким он был. Это объясняло его угрюмость в мальчишеском и подростковом возрасте. Это объясняло его потребность иногда уходить в лес и оставаться там целыми днями. И конечно, это объясняло, почему он не хотел показывать ей руины заброшенного летнего лагеря. Почему он так любил ее родителей и Бегущего Ветра. Почему он хранил у себя дома фотографии ее отца. Почему он спас точно такую же собаку, какая была у ее матери. Эш Хоген был мальчиком, искавшим настоящую семью. Это придавало иной смысл его рассказу о том, как он попытался сбежать из дома, когда Бегущий Ветер нашел его в лесу. Ребекка подумала об Олафе Хогене — мрачном великане, похожем на медведя гризли. Один взмах его могучей руки… Она содрогнулась при мысли об этом, и ее замутило. — Он бил тебя? Эш кивнул: — Да, иногда он поколачивал меня. Но он знал, как причинять боль, не оставляя внешних следов, не закрытых одеждой, которые могли бы вызвать вопросы. В основном он предпочитал пользоваться психологическими инструментами. Заключение в четырех стенах. Наказание голодом, угрозы убить мое любимое животное и тому подобные вещи. Она вспомнила слова Эша в тот день, когда он едва не застрелил ее в осиновой роще. «Если ты пристрелишь моего пса, то я убью тебя». Она посмотрела ему в глаза и кончиками пальцев осторожно прикоснулась к шраму. — Это сделал он? Эш кивнул. Ребекка облизнула губы. Ее мысли разбегались во все стороны. — Ты хочешь рассказать об этом, Эш? Подробности того, что он делал? Он покачал головой и откашлялся: — Не сейчас. И только не подробности. Возможно, никогда. Ребекка кивнула и сжала его руку. Отчасти Ребекка действительно хотела знать подробности, чтобы понимать, что ему пришлось пережить. Другая часть ее существа была не уверена, что она сможет вынести описание актов инцеста и насилия. Теперь она представляла, как ее враждебная реакция на его неуклюжие попытки сексуального заигрывания могла разбить его хрупкое ощущение мужественности и собственного достоинства. Теперь она понимала, почему он трахнулся с Уитни в амбаре. При воспоминании о резких словах, которые она бросала ему в лицо, у нее навернулись слезы на глаза. Лишь теперь она начала понимать, какое отчаяние он должен был испытывать, когда поверил, что Уитни забеременела от него и что для него означала утрата денег, отложенных на колледж, — его способа ускользнуть от внимания отца. — Мне так жаль, Эш, — прошептала Ребекка. — Мне жаль, что я не знала. Что я смотрела, но не видела. Что не смогла хоть как-то помочь тебе. И мне чудовищно жаль, что тебе пришлось вытерпеть. Я… я хотела бы знать это раньше. Хотела бы, чтобы мы с тобой могли вернуться назад во времени. — Она помедлила, когда ей в голову пришла новая мысль, и спросила: — А твоя мать знала? Эш судорожно вздохнул: — Думаю, да. Трудно было не заметить. — И она никогда не заступалась за тебя? Он тихо фыркнул: — Нет. Даже когда я был маленьким и она видела, как отец уводил меня туда под предлогом каких-нибудь работ на ферме. Она знала… Черт ее побери, она знала. — А Бегущий Ветер? — Он догадывался. Думаю, это он наделил меня мужеством давать сдачи, похоронить прошлое глубоко внутри и двигаться вперед. Не сломаться окончательно. Он научил меня охотиться и читать следы. Он… я любил его. — Приемный отец. — Скорее наставник. Он научил меня быть мужчиной. — Поэтому он попросил тебя оберегать Рикки? Эш кивнул: — И поэтому я не мог отказаться. Поэтому я дал клятву. Они сидели в молчании, держась за руки, пока снег кружился снаружи и скапливался в углах окон. Эш был похож на дикого жеребца, недавно объезженного и вдруг присмиревшего в своем стойле. А сердце Ребекки разрывалось от глубокой и горестно-сладкой нежности к нему. От сострадания и раскаяния. И от боли за него. Она ощущала, как барьеры, которые она построила вокруг своих чувств к Эшу, рассыпаются в прах. Осталась только любовь, чистая и незамутненная. — Я не рассказывал об этом ни единой душе, — тихо сказал Эш. — Даже и не собирался. Я не мог. Я… я запер это в подвале своей жизни, как будто этого никогда не было. Но потом… когда они стали обыскивать это место с собаками… — Он замолчал. — А тот день, когда ты якобы упал с лошади? — Я высадил Уитни и пришел в ярость, когда увидел там Тревора и понял, что они решили улизнуть вместе с моими сбережениями. Потом я вернулся домой, где отец уже ждал меня, расхаживая во дворе. Он побывал в городском банке, где болтливая кассирша мимоходом упомянула о том, что видела меня за день-другой до этого, когда я забирал все свои деньги наличными. Он хотел знать, почему и что я сделал с этими деньгами. Он потер свое колено. Ребекка смотрела на мелкие шрамы, испещрявшие костяшки его пальцев, и мысленно возвращалась в прошлое. — Я сказал отцу, что это мои деньги, отложенные на учебу в колледже, а поскольку он все равно не хотел, чтобы я уезжал, то должен радоваться моим расходам. Он ударил меня наотмашь и заехал по глазу. Тогда наступил переломный момент. Эш снова откашлялся.