— Спасибо, — пробормотал Каэл и встал. Мой диванчик показался рядом с ним совсем маленьким. Рядом с ним все в моем домике казалось маленьким. Даже сервант, который я купила с рук, — когда еще не понимала, как опасно встречаться неизвестно с кем за парковкой супермаркета. У меня много всякого барахла, в основном подержанного. Кстати о барахле… заметил ли гость кучу грязного белья в корзине и гору немытой посуды? Ой, да не все ли равно? — Если будет тот пирожок… как вы его называете… с такой маленькой… rouge… Элоди беспомощно щелкала пальцами, и я договорила за нее: — С вишенкой? «Rouge» — одно из немногих слов, которые я запомнила из школьного курса французского. Элоди закивала, но в этом не было нужды. Я и так знала: вишневый пирог она уминает за один присест. Сама видела. Да и кто ее упрекнет? Папина жена отлично готовит. Люби я Эстеллу по-настоящему, призналась бы, что восхищаюсь ее стряпней. Но я не любила и потому не признавалась. — Да-да! С вишенкой! — Элоди облизала губы. Она становилась типичной беременной женщиной, про каких анекдоты рассказывают. Я опять попрощалась; Каэл, едва глядя в мою сторону, кивнул и двинулся по коридору. Я поймала себя на том, что жду, когда закроется дверь в ванную. — Он всегда такой? — спросила я. А потом крикнула: — Полотенца в шкафчике за дверью! — Не знаю. Элоди по своей привычке пожевала губами, а я ободряюще улыбнулась и поскорее ушла. Глава 16 Я опаздывала. Опоздание было не пустяковое, какие случаются из-за небольшой дорожной пробки или если вас в последний момент попросят куда-нибудь заскочить. Нет, я задерживалась основательно; такие опоздания влекут за собой драматические вздохи и рассказы о том, как Эстелле пришлось долго держать курицу в духовке, чтоб не остыла, и она теперь пересушена, а я ужасная эгоистка. Через десять минут мне полагалось быть у папы, а я все еще сидела в машине возле дома. Сама не знаю, чего ради я сидела, тупо глядя перед собой. Думала лишь о том, как мне осточертели вторники, и никак не решалась завести машину. Я ненавидела все свои обязательства. Я позволяла отцу на себя давить, управлять моим поведением и жизнью. Я проверила телефон: пропущенный вызов с незнакомого номера. Проверила — оказалось, мне пытались позвонить за мой счет. Неужели еще есть такая услуга? Без всякой надобности я вошла в «Инстаграм» и стала листать фотографии девчонок, которых знала в старших классах, — теперь они учились в колледже или были на военной службе. Не так уж много моих одноклассников пошли в колледж. То ли денег не хватало, то ли еще почему, но такое вообще случается куда реже, чем показывают в кино. Я бросила листать, увидев картинку: берег моря, голубая вода, белый песок. На заднем плане два шезлонга под пляжными зонтиками и две протянутые руки, чокающиеся бокалами, если не ошибаюсь, с пина-колада. Надпись гласила: «Думаете — красота? Погодите, мы еще сегодняшние фото не выложили. Небо о-бал-де-енное!» И куча смайликов. Да. Джози Спунер была жуткая показушница — выкладывала в сеть каждый свой шаг. У меня часто всплывали сообщения: то она постила, как пьет кофе под девизом «Порву этот понедельник!», то «Все люди — дураки. Не хочу о них говорить». Не знаю, почему я ее не удалила. С тех пор как мы уехали из Северной Каролины, я с ней ни разу не разговаривала. С другой стороны, если удалять каждого, кто меня раздражает, в друзьях никого и не останется. Глядя в телефон, я вдруг уловила краем глаза нечто… А именно — Каэла, который в камуфляжной форме шагал по дорожке. Я опустила стекло и окликнула его. Он подошел к машине и нагнулся к окну. — Куда направляешься? — спросила я довольно бесцеремонно. — В часть. — Сейчас? Пешком? Можно подумать, меня касаются его дела. Он пожал плечами. — Да. У меня там машина. И вся одежда. — Это же далеко. Каэл опять пожал плечами. Неужели и вправду собрался отшагать три мили? Я взглянула на приборную панель: на часах семь. Я уже должна стоять у двери отца, а я сижу здесь, разрываясь в сомнениях — подвезти Каэла или нет? В конце концов нам ведь по пути… Возможно. Форт-Беннинг будет поменьше, чем, скажем, Форт-Худ[2], но тоже довольно большой. Каэл выпрямился и двинулся прочь. Я снова его окликнула, чисто машинально: — Тебя подвезти? Я еду через западный въезд… а твоя казарма где? — У Паттона, тот же въезд. — Как раз возле меня. То есть возле отца. Садись. Я обратила внимание, как он разминает пальцы, и вспомнила Остина — тот вечно дергался, когда мы ехали к маме. Сидел вместе со мной на заднем сиденье и до крови ковырял заусенцы на ногтях. Каэл кивнул и молча шагнул к задней двери. — Это не такси, — пошутила я. И он сел вперед. Да уж, непривычно. Моя всегдашняя пассажирка — крошечная Элоди, а этот здоровенный тип уперся коленями в приборную доску. Пахло от него моим кокосовым гелем для душа. — Можно подвинуть сиденье, — подсказала я. Я дала задний, и двигатель на миг поперхнулся. Мой верный «Шевроле» девяностого года, только на нем я и ездила, а купила за пятьсот долларов, скопленных в основном за счет чаевых в пиццерии, где работала в выходные и после уроков. Среди моих друзей никто больше в старших классах не работал. В нашей маленькой компании вечно жаловались, что я занята, старались утащить меня с работы на вечеринку, на озеро или просто покурить травку за парковкой начальной школы, где мы тусовались. Да, начальной школы. Мы были раздолбаями, но я хотя бы за свое раздолбайство сама платила. — А-а, черт! — простонала я. Автомобиль, слегка скрипнув, тронулся с места. Писать папе сообщение, что опаздываю, я не стала. А то получила бы двойной выговор: сначала в письменном виде, потом в устном, чтоб наверняка дошло. Вот такой у меня папа. Ох уж эти вторники. Глава 17 Улица казалась пустой, словно вcе уже давно ушли. Каэл накинул ремень, а я, как обычно, проигнорировала тихое звяканье, которым моя машинка напоминала, что нужно пристегнуться. К счастью, модель была старая — раз-другой звякнет и больше не пристает. Насколько я поняла, беседа — не его конек, поэтому включила радио. Никогда еще мне не было так неловко. Сама не знаю, в чем дело, но меня тянуло непременно говорить. А собственно, зачем сотрясать воздух, наполнять пустоту словами? Может, это как раз Каэл ведет себя правильно, а все прочие — нет? По радио крутили песню, которой я еще не слышала, хотя голос Шона Мендеса[3] узнала сразу. Прибавила громкость, и мы ехали молча до самой части. Я очень надеялась, что казарма Каэла недалеко. Я вообще стараюсь в часть не заезжать, только по необходимости или если нужно к доктору, — обычно это и есть единственная необходимость. Замигал индикатор уровня бензина — напоминание о моей безалаберности. Шон Мендес кончил петь, пошла реклама клиники для похудения, затем недорогого проката авто; «Огромные скидки для военных!» — чуть не кричал диктор. — Можно переключить, — предложила я, как радушная хозяйка. — Ты какую любишь музыку? — Эта годится. — Ладно. Я свернула с шоссе. По счастью, очередь у КПП — контрольно-пропускного пункта — была маленькая. — Приехали, — сказала я. Как будто Каэл сам не видел. Он чуть повернулся и достал из кармана потрепанный бумажник, извлек оттуда и протянул мне военный пропуск. Когда его горячие пальцы коснулись моих, я невольно отдернула руку, и пропуск упал между сиденьями. — Черт! — Я сунула пальцы в щель и кое-как его выцарапала. — Добро пожаловать в наш славный гарнизон, — приветствовал постовой. — Серьезно, что ли? — поддразнила я. С тех пор как солдатам было велено произносить эту дурацкую фразу, я просто удержаться не могла. — Да, — невозмутимо сказал солдат. Проверил наши пропуска, наклеил мне на стекло бирку и пожелал приятного вечера. Конечно, ему было на нас наплевать. Решил, наверное, что мы парочка. Принял меня за дешевую шлюшку, которая будет ублажать клиента, в то время как на соседней койке храпит его товарищ. — Не знаю, куда ехать, — сказала я. Каэл выключил радио и пробормотал «Направо», как раз когда я проезжала перекресток.