— Я не хочу это слышать. Я тоже не хотел переживать это вновь. Я уже рассказывал эту историю однажды: полиции в день аварии. Но по причинам, которые я не смогу себе объяснить, мне почему-то было важно, чтобы она это услышала. Я так глубоко вдохнул, как будто, клянусь, в моих лёгких уже долгое время не было воздуха. — Моё сознание переполненное адреналином никак не могло понять, что, чёрт возьми, происходит. Поэтому я схватил её за шиворот рубашки и вытащил Кэтрин вместе с Тревисом из окна, а потом бросился вытаскивать Ханну из её сиденья. К тому времени как я разбил стекло, губы моей девочки были уже синими. Я оглянулся на Кэтрин и Тревиса, но их не был рядом, поэтому у меня не оставалось другого выбора, как отдать Ханну незнакомцу, прыгнувшему за мной и вернуться к их поискам. Рука Шарлотты скользнула по затылку, а тело оттолкнулось от стены, прижавшись ко мне. — Остановись. Я верю тебе. Я покачал головой и вгляделся в её темно-карие глаза, признаваясь: — Я так и не смог вернуться, Шарлотта. По крайней мере, не тем мужчиной, каким я был. Это был тот самый момент, когда я в последний раз увидел луч дневного света. — Ногти впились в ладони, пока я прижимал их к стене, боясь снова и снова утонуть в глубинах той реки. Её рука ласкала мою голову, пальцы погрузились в мои волосы, а наши тела слились в одно — с головы до пят. — Держись подальше от темноты, Портер. Но обратного пути не было. Правда грозилась вырваться наружу, заставляя мою грудную клетку тяжело вздыматься, и с каждым вздохом её тело прижималось ко мне всё крепче, дыша в унисон, будто пытаясь заполнить воздухом мои легкие. Может так и было, потому что во мне появилась нужда признать ей: — Она боролась со мной. Её руки сжались, и я прижался лицом к нежной коже женской шеи. — Она вернулась с ним в машину. К тому времени как я добрался к ним, он отключился, а она едва оставалась в сознании, но продолжала, чёрт возьми, изо всех сил бороться со мной, когда я пытался вытащить его оттуда. Моя жена, женщина, которую я поклялся любить и защищать, хотела умереть, одержимая идеей забрать моего сына с собой. — В горле встал ком от воспоминаний, заполнивших меня, и моё тело прислонилось к Шарлотте. — Я никогда в своей жизни не бил женщин, Шарлотта. Но я ничего не мог сделать, чтобы оторвать его от неё. Её пальцы впились мне в голову, но приступ физической боли не смог заглушить взрыв предательства Кэтрин. — Она была моей женой, и я любил её. Но когда она оттолкнула и ударила меня, налегая на дверь, пока мой сын без сознания качался в её руках, весь этот грёбаный автомобиль со всеми нами внутри, идущий ко дну, ненависть, которую я никогда не испытывал, хлынула на меня. Три года спустя она всё ещё продолжает ворчать во мне. — Подняв голову, я обхватил её лицо ладонями и придался своим лбом к её. — Я не играл с тобой. Я знаю, что такое темнота, Шарлотта. Я не знаю лишь, почему она живёт в тебе, но теперь ты знаешь причину её обитания во мне. Что-то вспыхнуло в её глазах, медленно проступало сквозь черты лица, а затем пронизало с ног до головы. Кирпич за кирпичиком её стена разрушалась. — Мне очень жаль, — выдохнула она. Я прикоснулся своими губами к её, умоляя Шарлотту поверить мне. — Я не просил тебя заниматься лечением моего ребёнка. Да, я надеялся на это, но не только по этой причине я хочу быть рядом, поняла? Она кивнула, слёзы заполнили её глаза. — Твой малыш выжил? — Да. — Я провёл большим пальцем по её щекам. Искаженный вздох облегчения вырвался из-под её полу приоткрытых губ. — А твоя жена? Я с трудом сглотнул и отвернулся. — Нет. После этого комнату заполнила тишина, но мы больше и не нуждались в словах. Мы стояли здесь, спина Шарлотты прижата к стене, грудь к груди, так близко, что даже воздух не мог просочиться между нами. Двое людей в темноте. Никаких вопросов. Никакого осуждения. Никакого притворства. Пока она не решила обратиться к свету. — Потеря жены не считается, — сказала она так тихо, что я едва расслышал. — Что? — выдохнул я, прижав руку к её спине и подвинув к себе ближе. — Ты выбрал любовь к ней. И ты можешь отпустить её. Моя ладонь дрогнула на её пояснице, а голова закружилась. Те слёзы, заполнившие её глаза, наконец заструились по её щекам. — У меня никогда не было выбора, Портер. Его отобрали у меня. Желудок скрутился. — Я не побуждал тебя открыться мне также. Никаких вопросов, помнишь? Она покачала головой. — Это просто въелось мне в мозг — любовь к нему. Утром, днём и ночью. А потом… он исчез. — Отвратительный, душераздирающий звук вырвался из её горла, врезавшись в меня как силовой удар. Я покачнулся на каблуках назад, успев до этого стать к ней ближе. Я держал её так, будто мог вернуть обратно. Но, Боже, я пытался, пока она плакала в моих объятиях. — Лукас, — задыхалась Шарлотта, её слезы впитались в мою рубашку. — Это была моя вина. Я оставила его одного в парке. Всего на секунду, но кто-то забрал его. Прошло уже десять лет, а я до сих пор не знаю, жив он или нет. — О Боже, — выдохнул я, боль сжала мою грудь. — Такая любовь не умирает, Портер. Она лишь растёт в темноте, и я не в силах остановить её. — Хорошо. Хорошо. Шшш, — уговаривал её я, мой разум едва ли мог формулировать мысли за грохотом моего сердца. — Я тебя понял. — Ты не понимаешь! — закричала она, пытаясь оттолкнуть меня, но я не отпустил её. — Нет, понимаю, — заверил я. Она продолжала корчиться в агонии в моих руках, но как только обхватила меня за спину, стало ясно, что она больше никуда не уйдёт. — Никто, чёрт возьми, не понимает. Весь мир просто продолжает жить без него. А я больше не могу этого делать. Я не могу двигаться дальше. Я пытаюсь. И пытаюсь. Но больше не могу. Мне нужно что-то, чтобы остановиться, Портер. Потянув её за шею, я прижал лицом к своему плечу и пробормотал: — Я остановлю тебя. Клянусь Богом, Шарлотта. Я остановлю тебя. Она прильнула ко мне, переполненная отчаянием. — Я не могу вылечить твоего сына. Я зажмурил глаза. Чёрт. Она действительно не могла. Стыд разъедал меня изнутри. Часть меня всё ещё надеялась, что она это сделает. Но ведь были и другие врачи. А еще её альтер эго. — Всё хорошо, — пробормотал я ей в волосы. — Я хочу этого. Я клянусь, что сделала бы это для тебя. Но дети и я… Мы не подходим друг другу. Они все напоминают о нём. Каждый ребенок. Мальчик или девочка — не имеет значения. Все они похожи на него. Я потер её спину. — Шшш… всё хорошо. — Мне так жаль. — Мне тоже. — Я откинул голову назад, уставившись в потолок. — Чёрт. Мне тоже, Шарлотта. Она продолжила извиняться, а я позволил ей это сделать, видя, что она, таким образом, успокаивается. Она не должна была — не обязана.