Я ненавидела её почти так же, как и любила. Он живет в том же аду, но один обед, один ужин и почти полчаса в его объятиях привели его ко мне. Достаточно. И наблюдая, как дверь становится всё ближе к его спине, я смирилась с тем, что так должно быть. Или нет. После этого дня, рассвет станет ещё темнее. Глава четырнадцатая. Шарлотта. — Итак…, — протянул Том. Я положила палочки для еды на пустую тарелку и посмотрела на него, повторив как попугай, его фразу: — Итак… Он не сразу ответил. Мы ели в тишине. Мы часто так делали. Не было неловкости. Только не с нами. У него всегда хорошо получалось молчать, находиться рядом и поддерживать, не произнося ни слова. Положив салфетку на тарелку, он прищурил глаза. — Как дела, Шарлотта? Я пожала плечами. — Так же, как и в любой другой день. Одинокая. Озябшая. Пустая. Он откинулся на стуле, но не сводил с меня взгляда. — Ты кажешься… не в себе. Согласна. Я уже недели как была не в себе. Покачав головой, я солгала. — Всё хорошо. Занята на работе. Он переплёл пальцы, прежде чем положил их на живот. — Твоя мама говорит, что ты встречаешься с кем-то. Я проигнорировала острый укол совести в животе при упоминании Портера. За последние две недели я сделала всё, чтобы не думать о Портере Риз. У меня хорошо получалось раскладывать все по полочкам. Я делала это в течение многих лет, но сейчас, как бы я не старалась, этот человек, казалось, всегда будет маячить на горизонте моего подсознания. Я была поражена количеством вещей, на которые я натыкался в течение дня и которые напоминали мне о нём. Сначала это были собаки, бургеры и салфетки для коктейлей. Но все выходило из-под контроля. Теперь дошло до мужчин, руки и, чёрт возьми, даже до личности. Хорошо — в буквальном смысле всё, включая темноту, когда я закрываю глаза, напоминало мне о Портере. Я могу лишь представить себе надменную улыбку, которая растянула бы его сексуальные губы, если бы он узнал о том, как часто я думала о нём. Он засмеялся бы тем глубоким, идущим из самого горла хриплым смехом, который… Да. Я не могла не думать о Портере. Но он даже не был самой большой моей проблемой. В день, после того как Портер покинул мой кабинет, я направилась в парк, в котором был похищен Лукас. Я не знала почему. Прошло много лет, с тех пор как я мучила себя этим местом. Сидя на этой скамейке, я выплакала все слёзы, накопившиеся в душе, наблюдая, как мамы толкают коляски с малышами. Десять. Чёртовых. Лет. И на этом я не остановилась. После того как я покинула парк, я поехала в свой старый дом. В тот, где мой мальчик спал в безопасности, его ворчание и воркования эхом отражались в радио-няни. Я переехала из этого дома меньше чем через месяц, после его исчезновения, но когда я стояла на углу, уставившись на облезшую синею переднюю дверь, я вызвала в себе воспоминания того дня, когда последний раз выходила из него. И это был не день моего переезда. Нет. Шарлотта Миллс никогда не вернётся в этот дом, после того как Лукас был украден. Я была неказистой, жалкой оболочкой той женщины, что когда-то жила. Портер говорил мне, что так и не освободился от боязни воды, после той аварии. Я не могла помочь, но задавалась вопросом, каким же он был раньше. А потом я думала о том, возможно ли вернуть того человека назад. Потому что мне отчаянно необходимо было снова найти ту Шарлотту Миллс. К тому моменту как я вернулась домой, то плакала так горько, что упрекала себя за этот поход. Но это не остановило меня, и в следующий вечер я снова была там. И после этого. И потом. Каждый закачивался хуже предыдущего. Со мной что-то серьёзно было не так. Что-то похуже, чем у Портера Риза. Что-то, чего я боялась никогда уже не вернуть. Я потеряла последние части и обрывки души, которые у меня остались. — Я в порядке, — заверила я Тома, улыбаясь и надеясь, что выгляжу достаточно позитивно, чем чувствую на самом деле. — Мама и ты должны перестать сплетничать как школьницы, — сухо добавила я, схватив бокал вина. (Так уж вышло, что это было вино Совиньон Блан, заказанное Портером мне в его ресторане. И это не случайно, ведь я специально заказала его, когда увидела в меню. Понимаете? Этот парень был повсюду). — Подожди-ка… когда это ты разговаривал с мамой? Он перевёл взгляд на дверь, что было так не похоже на Тома, и я щёлкнула пальцами, чтобы снова привлечь его внимание ко мне. — Эм… алё? Вы сейчас разговариваете? То есть постоянно? — Мы, — он замолчал, опершись локтями о стол и устроив подбородок на скрепленных пальцах, — волнуемся за тебя. Я закатила глаза. — Чушь собачья. Она волнуется обо мне. Ты видел меня, по крайней мере, несколько раз с наших свиданий с Портером и ничего не сказал. Ты беспокоишься, что она беспокоится обо мне. Уголки его рта дёрнулись, и он подтвердил моё предположение: — Верно. Я поставила бокал обратно на стол и поискала глазами официантку, молча прося её принести счёт. Том потянулся через стол ко мне и накрыл мою ладонь своей. Моё сердце остановилось и как-то рассыпалось в одно и то же время. Это не было странным прикосновением от Тома. Просто оно напомнило мне о таком же прикосновении Портера. Я вырвала руку. — Я в порядке. Глаза собеседника сузились, и он наклонил голову. — Думаю, что это не так. — Хорошо, ну, ты можешь думать всё, что угодно. Но беспокойство ничего не изменит. Я в порядке. Правда. Я изо всех сил пыталась проигнорировать его пристальный взгляд, приподняв клатч с коленей и копаясь в кошельке в поисках своей кредитной карты. Голос Тома был грубым, в нём звучала боль, когда он произносил слова: — Я был там, Шарлотта. Я вскинула голову, чтобы посмотреть на него. — Что?