– ПИСК! – Слезай немедленно! – ПИСК! – Кстати, куда ты девал настоящего ангелочка? – Запихнул под подушку кресла, – раздался голос с противоположного конца комнаты, где высился буфет. Затем что-то щелкнуло и тот же голос прокаркал: – Ну надо же, какие твердые глазные яблоки! Сьюзен стремительно пересекла комнату и дернула чашку так резко, что ворон потерял равновесие и упал на спину. – Это грецкие орехи! – рявкнула она, и орехи раскатились по полу. – А не глазные яблоки! И это детская! А не закусочная для воронов! Мы, видишь ли, как-то не рассчитывали, что к нам сюда залетит подкрепиться ворон! И вообще, в мире полным-полно маленьких круглых предметов, которые не являются глазными яблоками! Все понял? Ворон закатил глаза. – Значит, о кусочке теплой печени не стоит даже спрашивать… – Закрой клюв! Итак, я хочу, чтобы вы оба немедленно убрались отсюда! Не знаю, как вы сюда проникли… – А закон запрещает спускаться по трубе в канун страшдества? – …Но я хочу, чтобы вы ушли из моей жизни навсегда! Понятно? – Крыса сказала, что тебя следует предупредить, – угрюмо произнес ворон. – Хоть ты и чокнутая. Лично я не хотел сюда лететь, у городских ворот издох осел, а теперь мне достанутся только копыта… – Я вас предупредила? Снова это чувство. Изменение климата сознания, чувство осязаемости времени… Смерть Крыс кивнул. Откуда-то сверху донесся шорох. Из трубы посыпались хлопья сажи. – ПИСК, – очень-очень тихо сказал Смерть Крыс. Сьюзен охватило новое чувство – так рыба чувствует новый прилив, поток пресной воды, впадающий в море. В мир рекой лилось время. Она посмотрела на часы. Половина шестого. Ворон почесал клюв. – Крыса говорит… крыса предупреждает: будь осторожна… Другие тоже не сидели без дела в этот знаменательный канун страшдества. Песочный человек бродил от кровати к кровати со своим мешочком. Дед Мороз рисовал ледяные узоры на окнах[10]. А какое-то сгорбленное существо тащилось по канализационной трубе, увязая в хлюпкой грязи и вполголоса ругаясь. Существо было одето в заляпанный грязью черный костюмчик, а на голове у него красовалась шляпа, которую в разных частях множественной вселенной называли «котелком», «дерби» или «ну-та-в-которой-ты-смахиваешь-на-идиота». Шляпа была глубоко нахлобучена на уши, и в связи с тем, что вышеупомянутые уши были остроконечными и торчали в стороны, хозяин шляпы и ушей больше походил на некую зловредную крыльчатую гайку. Данное существо было гномом по форме и феей, вернее, феем по профессии. Феи – это не обязательно волшебницы и не обязательно крошечные полупрозрачные легкомысленные особы. Зачастую фея (или, как в данном случае, фей) – это профессия. Самые крошечные из фей и вовсе не видны глазу[11]. Фея – это всего лишь сверхъестественное существо, призванное что-либо уносить или, как в случае карабкавшегося по канализационной трубе создания, что-либо приносить. О да, точнее не скажешь. Кто-то должен был этим заниматься, и данный гномик подходил идеально. О да… Дерни был обеспокоен. Он не являлся приверженцем насилия, а за последние дни насилия было так много… Если, конечно, тут существовало понятие дня. Эти люди… казалось, они только и думали о том, как бы сделать что-нибудь плохое ближнему своему, без этого их жизнь была скучной и неинтересной. На Дерни они обращали не больше внимания, чем лев – на какого-нибудь муравья, и все же Дерни чувствовал себя неуютно. Хотя, конечно, неуютнее всего он чувствовал себя рядом с Чайчаем. Даже этот грубиян по прозвищу Сетка относился к Дерни если не с уважением, то с осторожностью, а человек-монстр Банджо вообще ходил за ним по пятам, как щенок. Как раз сейчас верзила наблюдал за ним. Банджо Белолиций очень напоминал Ронни Дженкса – хулигана, который только и делал, что травил Дерни в пансионе мамаши Вымблерстон. Ронни не был учеником. Он был внуком или племянником содержательницы, что позволяло ему шататься без дела по всему пансиону и бить любого мальчика, который был меньше, слабее или умнее его, а это более или менее означало, что он мог выбирать из всего мира. В данных обстоятельствах особенно несправедливым казалось то, что он всегда выбирал Дерни. Дерни не испытывал ненависти к Ронни. Он слишком его боялся. Поэтому очень хотел стать его другом. О, как он об этом мечтал. Ведь в таком случае, возможно – всего-навсего «возможно»! – он будет реже получать по шее и нормально съедать свой завтрак, а не выбрасывать его в отхожее место. Причем день считался удачным, если в отхожем месте оказывался завтрак, а не сам Дерни. Ну а потом, несмотря на все усилия Ронни, Дерни повзрослел и поступил в Университет. Периодически мать посвящала его в подробности карьеры Ронни (как и многие матери, она полагала, что мальчики были добрыми друзьями, раз вместе учились в школе). Ронни Дженкс женился на девушке по имени Энджи[12] и теперь заведовал фруктовой лавкой. По мнению Дерни, наказание явно не соответствовало преступлению. Банджо даже дышал похоже (дыхание ведь очень сложный процесс, интеллектуальный и требующий значительных умственных ресурсов). У Ронни всегда была заложена одна ноздря и постоянно открыт рот. Он выглядел так, словно питался невидимым планктоном. Дерни попробовал сосредоточиться на выполнении работы и не замечать прерывистого бульканья за спиной. Изменение тональности заставило его поднять голову. – Поразительно, – изумленно промолвил Чайчай. – Как легко у тебя все получается. Нервно улыбнувшись, Дерни откинулся на спинку стула. – Гм… думаю, теперь все в порядке, – сказал он. – Просто кое-что нарушилось, когда мы складывали… – Он никак не мог заставить себя произнести это слово, старался даже не смотреть в сторону кучи. А звуки, какие были звуки! – Ну, их… – И нам больше не придется повторять заклинание? – спросил Чайчай. – Нет, теперь оно будет действовать вечно. Чем проще заклинание, тем лучше. Это даже не заклинание, а некое изменение, которое происходит при помощи… При помощи… Он проглотил застрявший в горле комок. – Гм, я тут подумал… – снова начал он. – Раз я тут больше не нужен… Гм… – У господина Брауна возникли сложности с замками на верхнем этаже, – перебил его Чайчай. – Помнишь, нам не удалось открыть дверь? Ты ведь наверняка захочешь помочь ему. Дерни побледнел. – Но я же не взломщик… – Похоже, замки волшебные. «Я не слишком-то хорошо управляюсь с волшебными замками», – хотел было возразить Дерни, но прикусил язык. Он уже понял: если Чайчай хочет, чтобы ты что-то сделал, а ты этого не умеешь – наилучшим (и единственным) выходом будет как можно скорее обрести недостающие умения. Дерни не был дураком. Он видел, как окружающие реагируют на указания Чайчая, а эти окружающие занимались таким вещами, которые Дерни только снились[13]. Увидев спускающегося по лестнице Среднего Дэйва, Дерни даже обрадовался. Это многое говорит о воздействии взгляда Чайчая, если человек чувствует облегчение при виде такого громилы, как Средний Дэйв. – Мы обнаружили еще одного стражника, сэр. На шестом этаже. Он там прятался. Чайчай быстро встал. – Ну надо же. Надеюсь, он не пытался геройствовать? – О нет, он перепуган до чертиков. Отпустим его? – Отпустим? – переспросил Чайчай. – В этом что-то есть. Можно, к примеру, попросить Банджо отпустить его, высунув из окна повыше. Я сейчас поднимусь. Идем, господин Волшебник. Дерни неохотно последовал за Чайчаем вверх по лестнице. Башня («Если вообще можно назвать данное строение башней», – думал Дерни, привыкший к странной архитектуре Незримого Университета, которая сейчас казалась очень даже нормальной) представляла собой полую трубу. Не менее четырех спиральных лестниц вели наверх, перекрещиваясь на площадках и иногда проходя одна сквозь другую в нарушение всех признанных законов физики. Любой выпускник Незримого Университета лишь пожал бы плечами, но Дерни до выпуска было еще очень далеко. Также взгляд привлекало полное отсутствие теней. На тени, как правило, не обращаешь внимания – на то, как они очерчивают предметы, придают текстуру миру, – пока они вдруг не пропадают. Белый мрамор (да, предположим, что это мрамор), казалось, светился изнутри. Даже если лучи странного солнца и пробивались сквозь окна, то вместо настоящих, честных теней появлялись лишь едва различимые серые пятна. Казалось, башня всеми путями избегала темноты. Это было страшно. Хотя присутствовал еще целый ряд неприятных моментов – например, когда ты, миновав сложную площадку, шел вверх, на самом деле шагая вниз по обратной стороне лестницы, а далекий пол, вдруг оказавшись у тебя над головой, становился потолком. Когда происходило нечто подобное, все закрывали глаза. Все, кроме Чайчая. Чайчай, напротив, прыгал через ступени и смеялся, как ребенок, заполучивший новую игрушку. Наконец они поднялись на верхнюю площадку и вошли в коридор. «Предприниматели» толпились у закрытой двери. – Он там забаррикадировался, – сообщил Сетка. Чайчай постучал в дверь. – Эй, там! – крикнул он. – Выходи. Даю слово, что тебе ничего не будет. – Не выйду! Чайчай сделал пару шагов назад. – Банджо, вышибай дверь. Банджо неуклюже вышел вперед. Пару сильных пинков дверь выдержала, но потом с треском распахнулась. Стражник прятался за перевернутым шкафом. Увидев Чайчая, он сжался от страха. – Что вы здесь делаете? – крикнул он. – Кто вы такие? – А, спасибо, что поинтересовался. Я – твой самый страшный кошмар! – радостно произнес Чайчай.