— Можно, — ответил тот. — Только я уже рассказал всё, что знаю, тому другому человеку, которого ваша компания посылала пару дней назад. Я же ответил, что всё равно желал бы с ним встретиться, а почему — объясню, как приду. Ещё я спросил, как поздно встаёт его сестра; он ответил, что обычно около десяти. Тогда мы условились, что встретимся в десять-тридцать, вдобавок я попросил его, что если он увидится со своей сестрой ранее этого срока, то пусть уговорит её оставаться дома и принять меня часов в одиннадцать. Он обещал. Мне подумалось, что за оставшиеся до открытия «Конуры» двадцать минут можно успеть сделать кое-что ещё, а потому я раскрыл указатель кабаков и провёл пальцем по их адресам, отыскивая тот, что находился на Дерборн-стрит к северу, в районе 1300-х номеров. Список заведений занимал порядочное количество страниц, но мне повезло: на третьей странице я отыскал один с верным, как мне показалось, адресом. Я позвонил туда и понял, что попал правильно. Под нехитрым предлогом выяснения кредитоспособности я узнал, что Томми Рейнал действительно некогда там работал, год или полтора. Точных дат мой собеседник не помнил, но было это, вероятно, полтора-два года назад. На вопрос, почему Рейнал уволился, ответили уклончиво: «Мы просто не поладили», — и я не стал настаивать; возможно, тот человек заподозрил, что Рейнал чересчур много тягал из кассы, но доказать этого не мог, и теперь не смел мне говорить определённо и бездоказательно. Но это уже меня не интересовало. Я поблагодарил, словно это было всё, что мне требовалось знать, а затем приступил к тому, что меня интересовало на деле. — Извините, что мы вынуждены побеспокоить вас вторично. Просто наш человек, который разговаривал с вами в среду, забыл спросить у вас о причине увольнения Рейнала. — А? — не понял мой собеседник. — Какой-такой человек? — Один из наших дознавателей. Я звоню, просто чтобы проконтролировать. Один из наших людей позвонил вам в эту среду ради плановой проверки. — Я посмеялся. — Возможно, он рассказал вам иную историю, зачем он расспрашивает, но таковы, знаете ли, правила игры. — Да никто не расспрашивал про Томми в среду. Давно уже меня про него не расспрашивали. Последний раз это было… почти год назад. Одна кредитная компания. Он покупал машину, и они проверяли его послужной список. — Вы уверены? — спросил я недоверчивым тоном. — Если это так, то придётся мне вызвать нашего дознавателя на ковёр за ложный отчёт. Он сказал, что побывал у вас; нельзя приучать сотрудников так поступать. — Не хочу, чтобы у человека были из-за меня неприятности. Только сюда он не звонил. Знаю точно, поскольку в понедельник я лишился своего бармена, новым до сих пор так и не обзавёлся и вынужден самолично тут управляться. С девяти утра до часу ночи; в собственном баре перекусить некогда. Я поблагодарил его и повесил трубку; было ясно, что дядюшка Эм ни ходил туда, ни звонил. Собственно, у него и причин на то не было, однако мне всё же требовалось в том удостовериться. Было без десяти десять, когда я подошёл к соседней двери проверить, не открылся ли нужный мне бар раньше срока. Нет, не открылся, а потому я вернулся в первое заведение и заказал новую чашку кофе. Когда я вновь подошёл к соседней двери, там было открыто. Глава 15 Бар «Конура» своё название оправдывал. Все стены были увешаны картинками собак. В одном из углов поставили собачью будку, не иначе как для датского дога — во всяком случае, человек способен был проползти в неё на четвереньках, и возможно, что не один пьяный такое уже проделывал. Даже старую шутку использовали: по картинке с собачкой на каждой из двух дверей в уборные — пойнтер на одной да сеттер на другой. Но собственник, скорее всего, всё же не был уверен в познаниях своих посетителей в собаках, как и в каламбурах, поскольку одновременно двери несли и общепринятые обозначения М и Ж. Будь это заведение моим, уж я бы навесил более соответствующие обозначения: КОБЕЛИ да СУКИ. И пусть бы ещё посетители лакали своё пойло из собачьих лоханок. Но заведение принадлежало не мне, а тому крупному лысому мужчине за прилавком; он, по крайней мере, так мне сказал, а сомневаться у меня причин не было. Я спел ему ту же песенку, что и юристу Демминтону, сделав вид, что первым делом меня интересует Томас Рейнал. Да так оно и было, с тем лишь условием, что ни одна зацепка, которую мог получить здесь дядюшка Эм, не должна была от меня ускользнуть. Но ни зацепки, ни ниточки здесь мне не досталось. Да, Рейнал работал тут месяца четыре вплоть до прошлого месяца, но с тех пор хозяин не видал Томми и не имеет ни малейшего понятия, где он и что с ним; вряд ли работает где-то барменом, разве что без лицензии. Я перешёл ко «второму нашему дознавателю», побывавшему тут третьего дня и в то же время суток, и напел ту же историю о том, что он бросил и это дело и вообще работу в нашей компании, покинул город, и сотрудники гадают, с чего бы это. Лысый пожал плечами. — Не могу сказать о нём ничего дурного; задавал мне все те же вопросы и получил те же ответы. — Выпивал во время своих расспросов? — Такой вопрос выглядел вполне логичным. — Выпил рюмку да меня одной угостил. И только. Прозвучало намёком, так что я проделал то же, стараясь держаться предмета разговора, — авось ему ещё нечто припомнится. Но я зря потратил деньги. Лысый ничего не знал ни о жене Рейнала, ни о его друзьях или занятиях в те часы, которые тот не проводил на работе, за стойкой бара. Отзывался лысый о Томми доброжелательно, но лично он его совсем не знал. Ни от него, ни о нём лысый не получал известий с того дня как Томми уволился — по крайней мере до той минуты, как сюда зашёл представитель кредитной компании и сообщил, что Томми сбежал из города. Нет, он не знал, куда отправился отсюда тот второй дознаватель, но скорее всего прямо к Томми домой, поскольку это всего в паре кварталов отсюда. Нет, лысый там никогда не бывал, но адрес, коли он мне нужен, у него где-то записан. Он знал, что это рядом, поскольку Томми всегда приходил на работу пешком. Я задал ещё один-другой наводящий вопрос, но ответы ни на что меня не навели. Было ясно, что и дядюшка Эм не набрёл здесь на след. Было лишь четверть одиннадцатого, когда я покинул «Конуру», а потому к номеру 682 по Саут-Бривик отправился пешком. То было четырёхэтажное строение, первый этаж которого занимал магазин сантехники. Лестница к квартирам наверху находилась в конце отдельного коридора. Двенадцать почтовых ящиков в узком тамбуре, где начиналась лестница, показывали, что на каждом из трёх верхних этажей располагалось по четыре квартиры. Номер два, — это, значит, квартира шурина, — должна быть на втором этаже, а номер семь, где проживали Рейналы, на третьем. Я поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру номер два. Дверь открыл коренастый мужчина со всклокоченными волосами, не бритый со вчерашнего дня и в майке. — Вы тот человек из кредитной компании? Заходите. Он провёл меня через прихожую мимо кухни, где какая-то женщина мыла посуду, в гостиную с мебелью в потрёпанной мягкой обивке. Сам он уселся на подлокотник софы, а мне указал на стул. — Я рассказал тому, другому, человеку всё, что знаю, но так и быть: спрашивайте снова. Надеюсь, вы поймаете этого сукина сына. Я сказал, что сожалею, но дело тут не в том, чтобы узнать нечто дополнительное; мне всего лишь придётся повторить работу, уже проделанную тем дознавателем. И я рассказал ему ту же сказку, которой угостил и Демминтона, и владельца «Конуры». — Человек как человек, — начал шурин про дядюшку Эма в том же духе, что и те двое. — Здесь никто ничего такого ему не сделал, чтобы он поступил так, как вы говорите. Даже отчёта не оставил, а? Казалось, он был весьма озадачен, и мне подумалось, что я могу поговорить про приход дяди Эма даже до того, как мы перейдём к Томасу Рейналу. И я сказал: — Мы у нас в компании тоже удивляемся, потому-то я и пытаюсь повторить его маршрут — ну, заодно с выполнением его работы. В котором часу он сюда пришёл? — Да об этом часу. Пробыл здесь с полчаса, а потом пошёл наверх повидать Мэдж. А уж куда он пошёл от неё, я и не знаю. Он не говорил, если только Мэдж не предоставила ему сведенья, которые он и пошёл выяснять. — Она уже проснулась? — Проснулась, завтракает. Я заскочил к ней как раз перед вашим приходом и предупредил, что вы придёте ко мне, а от меня собираетесь подняться к ней. Она просила, чтобы это было не позже одиннадцати; ей надо выйти до полудня. Я почти ужаснулся тому, насколько один в один я повторил и маршрут дяди Эма, и временной расклад этого маршрута. Лишь усилием воли я заставил себя отбросить эти мысли и перейти к вопросам о Рейнале, притворяясь, что его-то я и ищу, а потому стал задавать те же вопросы, которые должен был задать дядюшка Эм, в надежде получить те же зацепки. Не то чтобы я ожидал отыскать Рейнала. Дядя Эм — знаток своего дела; если он доложил Старлоку, что Рейнал на самом деле сбежал, не оставив за собой никаких концов, то найти его за единственный рабочий день было невозможно. Дженнингс рассказал мне, что Рейнал был тот ещё прощелыга; много пил, хотя не страдал алкоголизмом, а напившись — бузил, и что большинство заработанных денег, когда ещё работал, он проигрывал. Связь была слишком уж отдалённой, но я навострил уши: — Числовые лотереи? — Понятия не имею. Да, возможно он и покупал билетик, там, на четвертак или десятицентовик, когда чувствовал удачу или во сне цифры видел. Верил в такие вещи. А так — больше скачки, лошадками увлекался. — Он, что же, лично посещал бега? Похаживал туда, где они сейчас бегают или бегали месяц назад, когда он пропал? Дженнингс потёр подбородок. — Сомневаюсь. Смотреть, как они там бегают, он не смотрел, просто делал ставки. Никогда не видал, чтобы он ходил на бега. — Знаете, где он делал ставки? — Табачный ларёк где-то на Петле, но не знаю, где именно. Предлагал мне с ним сходить, но лошадки никогда меня не заводили. Ну, вот вернуться ко времени, когда они с Мэдж только поженились и мы были дружны. Иногда я позволял ему делать за меня ставку, когда он обещал, что дело верное. Доллар или два, когда заводились лишние. — Хотелось бы знать поточнее, где именно он делал ставки. «Табачный киоск на Петле» звучит слишком расплывчато. Может, ваша сестра знает? — Может, и знает. А что такого? В чём тут дело? — Можно было бы выяснить, не убил ли он кого, перед тем как сбежать. Обычно, когда человек бежит из города, то это значит, что либо он сделал деньги, либо же наоборот — набрал долгов выше крыши. Но всегда существует нечто, что заставило его так поступить в некий данный момент. Возможно, его длительное время разыскивали, и тут случается нечто такое, отчего он понимает, что его вот-вот накроют, либо что ему необходимо улизнуть подальше. Дженнингс вновь потёр подбородок. — Верно, верно, но чёрт меня возьми, если я знаю. Долгов у него было не больше чем обычно. Мэдж работала, так что на еду хватало. Он, конечно, недавно потерял работу и лицензию, и это могло его подкосить. Но есть и другие способы заработать на жизнь, помимо барменства, — и здесь, и везде. — А вы не думаете, что он мог выиграть по крупной ставке? — Откуда у него деньги на игру по-крупному… Всегда ставил не более десяти долларов, а это не принесло бы ему богатства, даже поставь он на лошадь, не имеющую шансов победить. А такие, как он, так не поступают. — Но можно выиграть большую сумму по малой ставке в числовую лотерею. Даже пять долларов могли бы принести ему две с половиной тысячи. — В числовой лотерее у тотализатора двойной перевес. Делаете одну попытку из тысячи, а выплачивают только пять сотен к одному. Он это знал, все эти процентные соотношения. Числовые лотереи хороши по мелочёвке, чувства пощекотать, но кто ставит на такое по пять долларов — тот идиот. — Да, кажется… — отозвался я. — А вы говорите, что идиотом он не был? — Нет, этого про него не скажешь. Ушлый типчик. — Помимо той возможности, что он выиграл по ставке, какую сумму мог он иметь при себе в минуту бегства? — Уж не состояние, конечно. Сотни долларов не наберётся. Я как простофиля одолжил ему полтинник. Он сказал мне, что подыскал хорошую работу, и чтобы получить её, требуется пятьдесят баксов. — А может, он их поставил на бегах и выиграл. И это принесло ему капитал. Дженнингс покачал головой. — Не-а: с этой полтиной он и дёрнул. Не было времени сделать ставку и забрать выигрыш. Ко мне он заявился около восьми вечера. Я как раз вернулся с работы — у меня смена с двенадцати до семи, — так он и рассказал мне про эту работу. Был день выплаты, и у меня был заработок за две недели, так что наличность имелась. Знал он об этом, конечно. Взял он их и сказал, что пошёл договариваться насчёт работы. Мэдж пришла домой почти сразу после этого: у неё был отгул, и она выходила, но не по работе. Вошла она в квартиру и увидала, что нет мужниной одежды. Должно быть, та уже лежала у него в машине и он собирался сбежать, когда просил у меня полтинник. Да прибавьте двадцатку, что лежала у Мэдж в буфете для уплаты за квартиру; её тоже хватились. Дженнингс взглянул на меня и усмехнулся. — Вот что вам скажу. Под Чикаго он не ошивается. Знает, что эту полтину я из его шкуры сварганю, только попадись он мне. Пусть даже настоящей полтины из него уже не выбить. Подумайте над этим; правду сказать, те пятьдесят долларов оказались хорошим вложением.