Я объяснил Бургойну, что представляю ту же самую компанию, и напел всё то же про второго дознавателя и почему мы так удивлены его поведением. Под конец я спросил, в котором часу тот здесь побывал и как себя вёл. — Да в такое же время или чуть позже. Нормально себя вёл, без выкрутасов, если вы это имеете в виду. Я бы рассказал ему про Рейнала, если бы знал тогда. Но он не оставил визитки, а я не мог вспомнить его имени или названия той кредитной компании. А что вы сделаете с Рейналом? Вернёте его назад? — Это будет решать руководство, — ответил я. — Не знаю, потребуют ли они его передачи нам, но уж машину точно отберут. — Пусть бы они отобрали у него ещё и мои двадцать пять долларов, с которыми он улизнул. Вот почему я так охотно даю вам эти сведенья. Я думал, он мне друг, но тут не то, чтобы человек занял у вас деньги и пошёл домой. Тут дело хуже. Занял накануне побега, значит задумал не отдавать. Так он, вероятно, у всех позанимал, у кого сколько мог, и заранее знал, что отдавать не собирается. — Вероятно, — согласился я. — В письме вашего брата не было каких-то иных подробностей? — Нет, только это. Но я знаю Кентукки-хаус; я в Луисвилле живал. Вполне себе местечко. Не шикарно, но для него, коли он там останется, лучшее, что он заслужил. Это не гостиница для проезжих; там сдают помесячно, меблирашки для холостяков. Так что коли он был там несколько дней назад, значит и сейчас там. Вот и всё, что могу вам сказать. Я поблагодарил и, вернувшись к теме моего дядюшки, спросил Бургойна, в котором точно часу тот побывал здесь, объяснив, что мы пытаемся отследить все его хождения в тот день. — Он приходил сюда, когда я отсутствовал, — завтракал, примерно в полпервого. Знаю точно, поскольку, когда я вернулся, начальник сказал, что полчаса назад некто пришёл со мной повидаться, и он посоветовал тому человеку подойти после двух. Он подошёл, я бы сказал, в два с четвертью: я уже работал в течение пятнадцати или двадцати минут, когда он вернулся. — Не знаете ли, куда он направился отсюда? — Он спросил, знаком ли мне Текс Уилкинс, — это ещё один приятель Рейнала; когда я сказал, что знаком, он спросил, не знаю ли я, где Том будет работать после обеда. Ему нужен был лишь адрес той забегаловки, где Том вроде буфетчика, да часы его рабочей смены. — Ясно, — ответил я. Это было одно из двух оставшихся у меня имён. — И Том Уилкинс тогда был на работе? И сейчас тоже? — Да, до четырёх часов. Он работает с семи утра до четырёх вечера, ежедневно кроме воскресенья. Я вновь поблагодарил Бургойна и мы распростились. Текс значился в моём списке следующим, как и в списке дядюшки Эма, и всё же сперва я вернулся туда, где ранее убил полчаса времени с бутылкой пива, и позвонил оттуда в агентство. — Слушаю тебя, Эд, — ответил Старлок. — Что-нибудь выяснил? — По дяде Эму — нет. Но напал на след Томми Рейнала. Вот и решил сразу же вам позвонить, чтобы вы связались с компанией Бартлетта, пока след горячий. Им, наверно, захочется немедленно позвонить в полицию Луисвилла. И я пересказал Старлоку всё то, что услышал от Бургойна, а затем объяснил, что это не дядина вина, что это Бургойну только вчера стали известны все эти подробности. — Хорошо поработал, Эд, — похвалил меня Старлок. — Я позвоню к Бартлетту. Но я бы предпочёл, чтобы ты узнал что-нибудь про Эма, а не по этого Рейнала. — Мне бы этого тоже хотелось. В общем, остаётся ещё заскочить по двум адресам. Прибуду к пяти. Ресторан, в котором работал Текс Уилкинс, находился на Саут-Стейт-стрит. На трамвае, доставляющем пассажиров вдоль Кларк-стрит, я достиг нужной широты, после чего добрался до Стейт пешком. К Уилкинсу я применил тот же подход, что и к прочим, ничуть не показывая, что уже знаю, где скрывается Рейнал. Мне не хотелось пропустить не единого следа, который он мог дать в своё время дяде Эму, и которым дядя Эм мог в тот день воспользоваться. Но Уилкинс ничего не ведал о Рейнале; они вот уже два месяца не видались. Он слышал, что Рейнал сбежал из города, но и только. Да, другой дознаватель побывал тут пару дней назад, но Уилкинс ничего не смог ему сообщить. Нет, он не называл никаких особенных контактов или персон, которыми другой дознаватель мог бы заняться; Уилкинс был в этом уверен. Уилкинс полагал, что второй дознаватель побывал у него примерно в три пополудни, но не совсем был в том уверен, — могло оказаться и немного раньше. Мне подумалось, чти три пополудни — вполне верное предположение: в галантерее я опережал дядю Эма на четверть часа, а теперь было как раз без четверти три. Остался всего один адрес и человек по фамилии Гейнс. До него было более дюжины кварталов, а потому я взял такси. Гейнса дома не оказалось, но мне удалось поговорить с его женой и задать ей все необходимые вопросы. Это не помогло. В среду мистер Гейнс так же был за городом, когда другой представитель кредитной компании зашёл его повидать. Он ведь странствующий торговец и почти половину времени проводит вне Чикаго. Жена его о Томми Рейнале знала меньше чем ничего, — слыхала, как её муж упоминал о нём, и знала, что они приятели, но вряд ли близкие друзья, вот и всё. Этого Рейнала она не встречала и не упомнит, чтобы её муж называл эту фамилию в последнее время. Она даже не знала, что Рейнал покинул город, пока другой дознаватель, задавая те же вопросы, сам об этом не упомянул. И она не разговаривала о том со своим мужем, поскольку со среды тот ещё не возвращался: сейчас он в торговой поездке по Миннесоте и будет отсутствовать ещё два или три дня. Помимо того факта, что случилось это во вторую половину дня, женщина не могла сказать, в котором часу заходил к ней другой дознаватель, пока я немного не подстегнул её память, спросив, не было ли это примерно в половину четвёртого. Тогда она и вспомнила, что произошло это, когда она вернулась из ежедневного похода за покупками, так что время было по меньшей мере не ранее названного мной. А я знал, что такое не могло случиться и позже, поскольку ещё до наступления четырёх дядюшка вернулся в агентство. Я поблагодарил женщину. До Кларк-стрит я возвращался медленно, пытаясь найти во всём слышанном хоть малейшую зацепку, которую мог упустить. Противно было возвращаться в агентство ни с чем; там мне тоже нечего было делать. Взглянув на свои наручные часы, я увидел, что ещё только три. Вернись я сейчас, я приду за полчаса до тогдашнего прихода дяди Эма. Я побывал везде, где побывал и он, насколько мне это представлялось, и с десяти часов утра я шёл с ним чуть ли не минута в минуту, за исключением той четверти часа форы, которые предоставила мне встреча с Бургойном в два вместо двух с четвертью, и ещё четверти часа, сэкономленных благодаря такси между двумя последними визитами, в то время как дядя, скорее всего, шёл пешком или ехал на трамвае. Эти вторые четверть часа объяснить было просто, но вот что произошло в первые пятнадцать минут? Дядя Эм достиг галантереи точно как и я, примерно в полвторого, и обнаружил, что Бургойн ушёл завтракать и вернётся в два. Но вернулся дядя только в два с четвертью либо в два-двадцать. Чем он занимался почти три четверти часа? Я-то убил свои полчаса между половиной второго и двумя в заведении на углу, попивая пивко. Не исключено, что и дядюшка Эм проделал то же самое, но было не похоже на него, чтобы он задержался и провёл там на четверть часа дольше, если только на то не было какой-то причины. У него имелись наручные часы, и за временем он следил. Эти четверть часа продолжали изводить меня. Не решив их загадки, я не мог двинуться назад в агентство; вместо этого я повернул стопы по Кларк-стрит к северу. Теперь я был всего в двух кварталах от галантереи и от той забегаловки, где потратил полчаса, ожидая возвращения Бургойна. Я миновал эти два квартала и вновь зашёл в заведение на углу. Когда я показал бармену фотографию дяди Эма, тот не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел такого, хотя и утверждал, что во вторую половину дня в среду был здесь, на своём рабочем месте. Я прошагал ещё несколько кварталов по Кларк-стрит в том же направлении, делая те же попытки в трёх других забегаловках и двух ресторанах. Полный ноль. Я даже в аптеке спросил о дяде, если вдруг он остановился там выпить кофе или колы. А поскольку эта аптека была, похоже, самым крайним пунктом, в который ему удалось бы заглянуть, я заказал колы и присел всё обдумать. Если дядя Эм никуда не заходил ради того, чтобы убить время в ожидании окончания обеденного времени Бургойна, значит у меня имеется в общей сложности три четверти часа его времени, а не одни только пятнадцать минут. И если он всего лишь убивал время, то должен был куда-нибудь да зайти. Не в его духе было просто бродить сорок пять минут по улицам. Не настолько мой дядюшка Эм ходок. На стеллаже я приметил карту чикагских улиц. Я купил её и наполовину развернул, чтобы рассмотреть Петлю и ближайшую к ней южную часть города; при этом карту я разложил на аппарате с газировкой. Карандашом я прочертил свой маршрут от нашей конторы до того места, где находился сейчас. Маршрут дяди Эма должен был в точности с ним совпадать вплоть до той точки, где он поговорил с женой странствующего торговца. Оттуда ему полагалось вернуться в контору. Но где же он пробыл в течение этих сорока пяти минут с половины второго до двух с четвертью? Не набрёл ли он на след, который я просмотрел? Крестиком я пометил расположение галантереи, изучил это место и всю округу. В нескольких кварталах от моего крестика Кларк-стрит пересекалась с Польк-стрит, которая уходила к мосту. Кто это говорил мне: «Нужно перейти мост, что по Польк-стрит»? Миссис Дженнингс, когда упомянула то «чудо», того предсказателя судьбы, Раму Сингха. На Барр-стрит, сразу как сходишь с Польк. Вряд ли это было стоящим занятием — отыскивать этого предсказателя, у которого и Рейнал побывал однажды. Разве дяде Эму могло что-то у него понадобиться? Но туда ходу было лишь десять минут. И возможно, дядя Эм решил туда пройтись, когда узнал в галантерее, что ему придётся некоторое время прождать. Я сунул карту в карман и вышел из аптеки. Пройдя по Польк-стрит, я миновал мост. Когда я достиг Барр-стрит, то начал рассматривать почтовые ящики на зданиях, начиная от угла. На третьем же здании я увидел ящик с именем «Рама Синх» и номером «6». Ничто не указывало, что то был провидец, значилось только имя. По шаткой лестнице я поднялся на второй этаж и отыскал там дверь под номером «6». На ней не было никакого имени, только белая картонка в одном уголке матового стекла гласила: «Входите», и я вошёл. То была приёмная, в дальней стене которой виднелась ещё одна дверь. У одной стены стоял истёртый диван, ещё несколько предметов мебели, включая этажерку с книгами, находились у стены напротив. Я подошёл к этажерке и взглянул на книжные корешки; все книги были на оккультную тематику. Из-за дальней двери доносились слабые голоса; я подошёл поближе и прислушался, но не смог различить слов, только понял, что голоса принадлежали мужчине и женщине, что говорил, главным образом, мужчина, а женщина, скорее всего, лишь задавала вопросы или соглашалась. Я вернулся к этажерке и снял книгу наугад. Взглянув на название — «Геометрия души», — я вернул книгу на место. Я просмотрел прочие названия, стараясь найти хоть одну из книг Чарльза Форта, но таковые отсутствовали. Все названия звучали для меня одинаково курьёзно, а потому я вновь снял книгу наугад и раскрыл на форзаце. Толстым карандашом там было надписано «Рама Сингх», но под этим именем когда-то значилось другое, ныне стёртое. Я слабо подивился, каким же было настоящее имя Рамы Сингха, и снял с полки ещё книгу в надежде, что там это имя стереть забыли. Но форзац этой книги был вырван — вероятно, надписано там было чернилами и не поддавалось затиранию. Я вернул книгу на полку и не стал интересоваться прочими. Пройдя через комнату, я уселся на диван. И почти в ту же самую минуту дальняя дверь открылась и из неё вышла женщина. Она не была мне знакома. Я и сейчас не смог бы припомнить её лица, но после беглого взгляда на него — просто чтобы убедиться, что раньше я её не встречал — я перевёл взгляд на человека в тюрбане, появившемся в дверном проходе, как только женщина его освободила. Это был Честер Хемлин. Казалось, что он совсем не удивился, увидав меня тут. Не знаю, сильное ли удивление отразилось на моём лице, но Честер подмигнул мне из-за спины вышедшей женщины, явным образов выразив просьбу ничего не говорить, пока та не ушла. Я выждал, пока уходящая не закроет за собой внешнюю дверь, но Честер опередил меня, произнеся: — Входи, Эд. Я так и думал, что ты придёшь. Он отступил во внутренние покои, и я последовал за ним. Внутренняя комнатка была поменьше приёмной и более скудно освещена. На полу лежал ковёр, но из мебели там находился только маленький столик, стул с прямой спинкой позади него да более удобное кресло перед ним. Стол был накрыт чёрной скатертью, и магический кристалл — стеклянная сфера диаметром в три дюйма — возлежал на подушечке чёрного бархата в центре столика. Какие-нибудь иные аксессуары отсутствовали, если не считать тюрбана на голове Честера, а помимо тюрбана одет он был самым обыкновенным образом, опрятно. Эта простота производила даже большее впечатление, чем самая изысканная обстановка. Честер сел за стол — на стул с прямой спинкой, но глядел он не на свой кристалл, а на меня. — Присаживайся, Эд. Знаю, о чём ты хочешь меня спросить, и расскажу всё без расспросов. Имей это какое-либо значение, я рассказал бы и раньше. Я всё время порывался, но тогда у меня возникли бы трудности, а тебе не было бы проку. Ты его и не жди, и всё же… — Честер пожал плечами, — ты ведь всё равно здесь. — Дядя Эм побывал здесь в среду вечером. — Верно. Он пришёл расспросить меня о Томми Рейнале, который тоже заходил как-то сюда… из-за моей профессии. Я рассказал Эму, что знал, но не думаю, чтобы это ему много помогло. — А ваш магический кристалл вы не использовали? Честер воспринял мои слова всерьёз. — Я предлагал ему. Вполне можно было что-нибудь в нём и увидеть, но дядя твой только посмеялся — ну точно ты прошлой ночью, когда я предложил воспользоваться моим ясновидением в помощь твоим поискам своего дяди. Я и сейчас могу попытаться — здесь и сейчас, — если ты окажешься способен войти в соответствующее состояние сознания, чтобы действовать вместе со мной, во взаимной связи. А коли будешь сидеть со скептическим видом, то извини, — ничего не выйдет. Прав он был в одном пункте: связи с ним я не чувствовал. Мне было немного холодно и слегка подозрительно. Нельзя было сказать, что именно вызывало во мне подозрение, но я старался это понять. — Ясновиденью, Эд, я посвятил всю свою жизнь, — продолжал Честер. — Я не пытаюсь действовать с тобой обманом. Кажется, у меня и возможности иной нет, как рассказать тебе всё без утайки. Я занимаюсь этим… ну, назови хоть предсказанием судьбы, как кончил школу. Девять лет, если точно. И, чёрт меня возьми, у меня получается! Я самый настоящий ясновидец, всё вижу в этом кристалле. Реально помог множеству людей. Признаю, что и прилгну иногда. Это не есть нечто такое, что можно открыть и закрыть подобно крану с горячей водой; частенько ни черта не увидишь, так что приходится присочинить что-нибудь безобидное, потому что надо же что-нибудь сказать человеку. Да ещё назваться кем-нибудь вроде Рамы Сингха, потому что кто же станет верить предсказаниям какого-то Честера Хемлина? У меня дюжина имён, Эд, потому что в отношении ясновидения существует одна печальная вещь: как правило, зарабатывать этим деньги — незаконно. Настоящий ты ясновидец или шарлатан, — а большинство из них шарлатаны-таки, как и я сам иногда, если вынуждают. Но за эти девять лет я понял одну вещь: следует постоянно отстраняться от того себя, кого все знают под профессиональным псевдонимом. В любой день сюда может заявиться полиция и велеть мне двигать вон, и я вынужден буду закрыть это место и начать на новом и под новым именем. Но им не известно, что я — это Честер Хемлин, так что не всё мне приходится начинать сначала: некая база всегда сохраняется. Честер пожал плечами. — Полагаю, ты им теперь всё расскажешь. И я, Эд, кажется, не стану тебя винить. — Честер, давай на минутку вернёмся к дяде Эму. В каком часу он сюда пришёл? — Сам-то я знал, в каком часу, но мне хотелось услышать, что Честер скажет по этому поводу. — Это было как раз когда я выходил пообедать — вернее, когда я вернулся с обеда. Обычно я начинаю чувствовать голод в час. Кажется… дай-ка вспомнить… в среду я вернулся примерно в без четверти два. Эм был уже здесь — в приёмной, я хотел сказать, сидел на диване. Я пригласил его сюда для разговора, и проговорили мы, думается мне, пятнадцать — двадцать минут. Я рассказал ему то немногое, что знал о Томми Рейнале; мог бы рассказать и больше, да он не захотел. То есть, то, что можно было бы увидеть в этом кристалле. Ещё я попросил его не рассказывать среди жильцов нашего дома, чем я занимаюсь; мы это обсудили, и он согласился. Всё сходилось. В частности — время. Чтобы дойти отсюда до галантерейного магазина, требовалось десять минут. Дяде Эму пришлось немного подождать здесь, если Честер вернулся в без четверти два, и если они проговорили примерно двадцать минут, то к галантерее повидать Бургойна дядя вернулся в четверть третьего. Всё верно. — Надо было рассказать мне, — проговорил я. — Чёрт возьми, Эд, я бы рассказал, если бы это помогло. Но как это поможет? Твой дядя объяснил мне, почему он разыскивает Рейнала: тот сбежал из города на автомобиле, и кредитная компания обратилась в ваше агентство с просьбой его найти. И какое это могло иметь отношение к тому, что потом случилось с твоим дядей? А уж мне-то известно, что приход сюда твоего дяди никак с этим не связан!