Принц Аренберг занимал нижний этаж дома княгини Голицыной по Миллионной улице[27]: верхний этаж над квартирой принца был пуст. В этом доме было два входа: один — ворота с Мойки, которые вели во двор к конюшне, сараям и прочим службам; другой — парадный вход с Большой Миллионной, находившийся напротив Преображенских казарм. У ворот постоянно сидел дворник; дверь с улицы отворяла прислуга принца; швейцара не было. Принц имел двух людей в услужении: камердинера и грума, этот последний находился у него 8 лет. 24 числа грум отпросился у принца прислужить на вечере у одного из членов дипломатического корпуса, а камердинер не жил в квартире принца. Отпуская камердинера, принц Людовик приказал ему разбудить себя на следующее утро в полвосьмого утра, так как ему необходимо было отправить свою корреспонденцию в Вену с уезжавшим курьером. Вследствие этой же причины он отказался от охоты, на которую его приглашал граф Мирибель, французский военный агент. В пятницу вечером принц был в яхт-клубе и возвратился оттуда в три часа утра. Не желая тревожить прислугу, принц носил с собой ключ от входных дверей с Миллионной; приезжая домой, он отворял их сам и, войдя, запирал изнутри. Так было и на этот раз. В субботу 25 апреля в полшестого утра грум возвратился домой и хотел зайти в дом в ворота. Он звонил и стучал в ворота, но никто не отпер ему. Тогда он обошел вокруг дома № 34, который стоит на углу улицы, и увидел дворника дома княгини Голицыной, подметавшего тротуар. Дворник отпер ворота груму, который тотчас отправился спать. Около половины восьмого камердинер вошел в спальню принца. В комнате был полнейший беспорядок, вещи были разбросаны; камердинер, не видя принца, не решился подойти к постели и в испуге бросился из комнаты. Позвав дворника и грума, он подошел вместе с ними к постели. Под подушками и одеялами лежал охладевший труп принца, привязанный к кровати снурками от штор: ноги его были туго связаны рубашкой, рот и нос были закрыты платком, завязанным позади головы. Впоследствии оказалось, что этот платок принадлежал убийце и что последний носил его. Не теряя ни одной минуты, один из слуг отправился к австро-венгерскому посланнику графу [Богуславу] Хотеку, а другой дал знать в полицию"{115}. Вместе с сыщиками на место преступления прибыли градоначальник, шеф корпуса жандармов, министр юстиции, посланники австрийский и французский, принц Петр Ольденбургский и т. д. Государь, выразив в тот же день графу Хотеку глубокое сожаление о случившемся, велел ежечасно докладывать ему о ходе расследования. Путилин прекрасно понимал, что дальнейшая его карьера зависит от того, сумеет ли он раскрыть это убийство. "Тотчас начатое следствие обнаружило, что убийцы не могли войти в дом с парадного подъезда, так как его запер за собой принц. Ясно было, что они или спрятались гораздо раньше на лестнице, или прошли в ворота на черный выход квартиры, который большей частью не запирался. Дверь своей спальни принц также никогда не запирал. Состояние, в котором был найден труп, показывало, что убийство было совершено в полчетвертого утра. Судя по обстановке, можно было предположить, что принц убит во время сна, или же, судя по развернутой газете, лежавшей на столике, можно было думать, что он читал её, когда услышал шум. Затем, по всей вероятности, произошла борьба между убийцей и принцем — борьба упорная, отчаянная, так как принц был силён, ловок и молод[28]. Стоявшая на столике лампа было сброшена на пол, спички были рассыпаны. Потом, по всей вероятности, злодеи повалили принца на кровать и завязали ему рот и нос. Когда принц перестал оказывать признаки жизни, убийцы привязали его к кровати снурками, связали ноги и набросили на него подушки и одеяла, прикрыв всё это волчьей шкурой, лежавшей в соседней комнате у письменного стола… С самого начала было ясно, что преступление это совершено не одним лицом, а несколькими, потому что принц, как уже мы сказали, был силён, ловок и решителен и одному злодею с ним было бы не справиться. На месте преступления найден небольшой штоф с простой водкой. Засвидетельствована также пропажа некоторых вещей, а именно: бритв, нарукавных запонок, булавки с жемчужиной для галстука, золотых часов с цепочкой и нескольких французских червонцев. Шкатулку, в которой принц хранил деньги и бумаги, злодеи тщетно пытались разбить — [позже выяснилось, что] унести её с собой также побоялись, чтобы не быть остановленными по подозрению кем-нибудь из городовых. Подозрение в совершенном убийстве пало на крестьянина Гурия Шишкова, служившего прежде у принца. Этот человек за несколько дней перед тем был выпущен из тюрьмы, содержался он там по приговору мирового судьи за кражу. 23 числа Гурий Шишков явился за получением расчёта [но принца не застал] и сказал, что придёт 24 числа опять. Но в пятницу его никто не видел в продолжение целого дня"{116}. Путилин велел подчиненным разыскать Шишкова. Поручение оказалось сложным, так как он нигде не был прописан. На след предполагаемого преступника удалось напасть надзирателю Б. (так его называет в мемуарах Путилин). И уже вечером 26 апреля Шишкова задержали в квартире, в которой кухонным мужиком служил его дядя. Гурий побожился, что предыдущую ночь провел в том доме, где был арестован, однако дядя алиби племянника не подтвердил, заявив, что тот с шести вечера до семи утра куда-то уходил. При обыске у Гурия нашли "двадцать рублей серебром бумажками, из которых одна была запачкана кровью". Шишков своё участие в убийстве Аренберга категорически отрицал. Однако Путилин был уверен в вине Гурия и поэтому решил разыскать его сообщников — а вдруг у них при обыске удастся найти ценности, украденные из квартиры Аренберга? Поиск сообщников начальник Сыскной решил вести среди лиц, отбывавших наказание вместе с Шишковым. Выяснилось, что злобный и малообщительный Гурий дружил в тюрьме лишь с одним арестантом — Петром Гребенниковым. Тот тоже успел выйти на свободу, тоже нигде не прописался, но, в отличие от Шишкова, родственников в столице, которые могли бы его приютить, не имел. Предположили, что он живет у знакомых, и поэтому решили его искать в трактирах Знаменской улицы, на которой Гребенников обитал до тюрьмы. Сыскным агентам были сообщены его приметы. Одному из них (Путилин называет его "надзиратель М.") в трактире "Избушка" удалось выяснить, что 25 апреля некий мужчина пытался рассчитаться с буфетчиком французской золотой монетой! Агент попросил описать его внешность, и она совпала с приметами Гребенникова. Буфетчик припомнил, что тот приходил в трактир не один, а с проституткой Марией Кисловой, и указал её адрес. Однако ни Гребенникова, ни Кислову там не застали. Сыщикам пришлось целые сутки ожидать их появления. Их сразу задержали. У Гребенникова в карманах нашли золотые часы, принадлежавшие Аренбергу. Из-за важности и срочности дела судебный следователь прибыл для допроса в Сыскное отделение, куда доставили подозреваемого. Но Гребенников, как и Шишков, отказался признавать вину в убийстве Аренберга. Вслед за следователем прибыл прокурор и тоже потерпел фиаско на допросе. А высшее начальство, несмотря на весомые улики, для объяснения с австрийцами требовало признания Гребенниковым вины. Рассвирепевший градоначальник Ф.Ф. Трепов попытался сам допросить подозреваемого, но тот не покаялся и ему. И тогда И.Д. Путилин пошел на хитрость — сообщил преступнику, что за убийство военного агента его будет судить не гражданский суд, а военный. И что не каторга ему грозит, а петля. Гребенников испугался и сознался, рассказав все подробности. Суд приговорил их с Шишковым к 17 годам каторжных работ{117}. "Утром 29 апреля 1870 года в Римско-Католической церкви святой Екатерины происходило отпевание покойного принца Людовика Аренберга… Дипломатический корпус помещался на правой стороне церкви; высшие чины двора, министры и другие сановники — на левой стороне. Государь Император, прибывший в тот день из Царского Села, был в мундире австрийского гусарского полка. У входа в церковь Его Величество был встречен Государем Наследником… В непродолжительном времени тело покойного принца будет перевезено в Австрию и постановлено в фамильном склепе"{118}. За успешное раскрытие убийства князя Аренберга, "благодаря чему было предотвращено неизбежное осложнение межгосударственных отношений", Ивану Дмитриевичу Путилину 30 августа 1870 года пожаловали орден св. Владимира 3-й степени{119}. Также сотрудники Сыскной полиции получили поощрение от императора Австрии. Приказом № 217 от 18 сентября 1870 года санкт-петербургский обер-полицмейстер Федор Трепов сообщил, что: "Его Величество Император Австрийский в воздаяние услуг, оказанных при разыскании убийц Австрийского Военного Агента князя Аренберга, пожаловал поименованным в прилагаемом к сему списке чинам Сыскной Полиции означенные в нем знаки отличия. Государь Император, по всеподданнейшему о том докладу Государственного Канцлера, Всемилостивейше позволил принять и носить пожалованные им знаки{120}: Начальнику сыскной полиции надворному советнику Путилину — орден Франца Иосифа 3-й степени. Чиновникам сей полиции: капитану Орлову[29] — Золотой крест за заслуги с короной; коллежскому асессору Волкову[30] — Золотой крест за заслуги без короны. Полицейским надзирателям: Степану Беленко — Серебряный крест за заслуги с короной; Николаю Гавриловичу Молодовскому — Серебряный крест за заслуги без короны"{121}. С большой степенью вероятности можно утверждать, что надзиратель Б., о котором пишет Путилин, — это Беленко, а надзиратель М. — Молодовский. Про Беленко, увы, более ничего не известно, а вот Николай Гаврилович Молодовский дослужился до чиновника для поручений и закончил службу в Сыскной в 1887 году в чине коллежского асессора. 3.2. Офицерская, дом 28 В первой половине 1883 года Сыскная полиция переехала по новому адресу: Офицерская (нынешняя улица Декабристов), 28, в здание Съезжего дома Казанской (бывшей 2-й Адмиралтейской) части. Причина переезда неизвестна — возможно, расширившемуся штату СПбСП понадобилось более просторное помещение. Нельзя исключать и то, что ежедневный привод на одну из самых фешенебельных улиц столицы сотен задержанных (подробнее в разделе Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден) стал раздражать её высокопоставленных обитателей. Рис. 19. Здание Петербургской сыскной полиции (с каланчой) со стороны Екатерининского канала. Фрагмент картины К.Э. Гефтлера "Вид Екатерининского канала у Львиного мостика", 1909 г. Из собрания Государственного музея истории Санкт-Петербурга Рис. 20. Здание Петроградской сыскной полиции (в глубине справа) после разгрома в феврале 1917 года Здание на углу Офицерской и Мариинского (ныне Львиного) переулка прославилось в 1852 году, когда на месячное заключение в нем по личному распоряжению императора Николая I был доставлен писатель Иван Тургенев, опубликовавший, вопреки запрету председателя петербургского цензурного комитета М.Н. Мусина-Пушкина, статью, посвященную смерти Н.В. Гоголя. "За явное ослушание посадить его [Тургенева] на месяц под арест и выслать на жительство на родину, под присмотр", — наложил резолюцию на донос Мусина-Пушкина император{122}. То был беспрецедентный случай заключения столбового дворянина в "кутузку", в которой отбывали наказания только пьяницы, воры и бродяги "подлых" сословий. Известный мемуарист Александр Васильевич Никитенко написал тогда в дневнике: "В нем [Тургеневе] одновременно оскорблены чувства дворянина и всех образованных людей"{123}. Впрочем, условия содержания писателя были сносные, Тургенев мог принимать посетителей и заниматься литературным трудом. Именно в Съезжем доме 2-й Адмиралтейской части он написал свой знаменитый рассказ "Муму". К сожалению, не сохранилось фотографий фасада здания со стороны Офицерской улицы, но на фиксационном плане и на снимке начала ХХ века, сделанном со стороны Театральной площади, видна типичная для Съезжих домов Петербурга пожарная каланча. Рис. 21. Каланча здания Съезжего дома Казанской части (в глубине по центру). Фото начала XX века. Снято со стороны Театральной площади Рис. 22. Фиксационный план 1838 года фасада дома 28 по Офицерской улице{124} А на фотографии, сделанной в феврале или марте 1917 года со стороны Екатерининского канала (нынешнего канала Грибоедова), запечатлен фасад со стороны Львиного переулка. В отличие от соседнего здания, которое тоже занимала Казанская часть, здание Сыскной полиции (с арками на 1-м этаже) меньше пострадало от пожара, устроенного революционной толпой (в ходе февральских событий 1917 года было полностью уничтожено здание Окружного суда на Литейном проспекте, также пострадали здания, занимаемые полицейскими частями и участками по всему городу). В 1929 году здание, которое занимала Сыскная полиция, было перестроено архитекторами А.Г. Вальтером, Н.Ф. Рыбиным и Н.Д. Каценеленбогеном в стиле конструктивизма и в настоящее время с угла улицы Декабристов и Львиного переулка выглядит следующим образом: Рис. 23. Улица Декабристов (бывшая Офицерская), дом 28. Современный вид. Фото Александра Филиппова Рис. 24. Улица Декабристов (бывшая Офицерская), дом 28, со стороны Львиного переулка. Современный вид. Фото Александра Филиппова Рис. 25. План помещений СПбСП 1892 год "На Офицерской улице, почти у самой площади Мариинского театра, высится большое желтое здание с каланчой. Каждый его видел, каждый его знает. Каланча доминирует над зданием Казанской части, а в доме, выходящем фасадом на Офицерскую улицу, помещается "Сыскное отделение канцелярии градоначальника", — писал репортер "Петербургской газеты" в сентябре 1899 года. — Эта инстанция — сыскное отделение, учреждение, реорганизованное нынешним градоначальником ген. Клейгельсом почти до полной неузнаваемости, поставленное им на такую высоту, что оно в настоящее время смело может соперничать с подобными же учреждениями Парижа и Лондона. Ген. Клейгельс начал с того, что назначил начальником сыскного отделения М.Ф. Чулицкого, бывшего 10 лет товарищем[31] прокурора в Петербурге, а его помощником — С.И. Инихова, кандидата московского университета, состоявшего несколько лет приставом одной из частей столицы. Войдя в подъезд Офицерской улицы, вы поднимаетесь по широкой, светлой, удивительно чистой лестнице во 2-й этаж. В 1-м этаже расположены квартиры г-д Чулицкого и Инихова[32], а во втором вы оказываетесь на площадке лестницы, служащей продолжением длинного коридора, который тянется и налево, и направо… Если вы пройдетесь по левому коридору до его конца, то увидите там две комнаты, запирающихся массивными дверями с большими засовами и крошечными оконцами посередине. Это — арестантские: мужская и женская. Обе комнаты высокие, светлые, выкрашенные коричневой масляной краской. Никакой мебели, кроме простых деревянных скамеек, в них нет: арестованные… проводят здесь только по несколько часов, пока о них производится следствие чиновниками "сыскного отделения", а затем их отправляют ночевать в Казанскую часть. Далее, т. е. ближе к площадке лестницы, по тому же коридору помещается антропометрическое отделение, в свое время подробно описанное в нашей газете. Еще далее — большая комната со столами, на которых расставлены металлические "дуги" с листками, могущими быть названными "curriculum vitae"[33] "неблагонадежного Петербурга"… Каждый, кто когда-нибудь привлекался в "сыскное отделение", записан здесь с полным перечислением всех своих проступков и понесенных за них наказаний… Эти curriculum vitae составлялись в течение 25-ти лет, и теперь "сыскное отделение" является обладателем до 300 000 листков! Весь Петербург находится в ведении 4-х чиновников для поручений "сыскного отделения" г-д Коцинга[34], Лукащука[35], Власкова[36] и Викторова[37]. А каждому из них, в свою очередь, подчинены от 10 до 12 полицейских надзирателей. Все чиновники для поручений имеют по отдельному, очень хорошо обставленному кабинету, выходящему в коридор, направо от площадки лестницы. Здесь производятся дознания по тем делам, которыми не руководят лично начальник отделения или его помощник. В той же части коридора, где находятся кабинеты чиновников для поручений, отведено прекрасное помещение для канцелярии, устроена элегантная приемная для публики и имеются два кабинета — начальника и его помощника"{125}. 4. Повседневная жизнь Санкт-Петербургской сыскной полиции Благодаря отчетам градоначальников и начальников Сыскной полиции, тогдашним репортерам и иллюстрированным журналам мы можем узнать о повседневной жизни Петербургской сыскной полиции со слов очевидцев.