Материалы эти были опубликованы Шевляковым в 1898 году в сборнике "Из области приключений. По рассказам бывшего начальника С.-Петербургской сыскной полиции И.Д. Путилина". Как и обещал автор, это "эпизоды анекдотического свойства": как одни ловкие мошенники сумели продать незадачливым провинциалам под застройку Семеновский плац, а другие — "леса" Исаакиевского собора на сруб и т. д. Нет имен, нет дат, нет упоминаний коллег по Сыскной полиции. Сборник имел успех, публика хотела продолжения. И в 1903 году в издательстве И.А. Сафонова вышла книжка "Записки Путилина" (второе издание в 1904 году называлось "Преступления, раскрытые начальником С.-Петербургской сыскной полиции И.Д. Путилиным"). Повествование в ней ведется уже от лица самого Путилина. Каждый рассказ посвящен конкретному делу, излагаются факты, описываются подробности расследования, упоминаются градоначальники и сотрудники Сыскной. Нет никаких сомнений, что изданный Сафоновым сборник был выпущен при участии кого-то из семьи — биографический очерк, помещенный в самом его начале, изобилует подробностями жизни Ивана Дмитриевича, которые могли знать только самые близкие ему люди. Книга иллюстрирована двумя фотографиями Путилина — в молодости и в зрелые годы, явно из семейного архива. Но кто написал рассказы? Многие исследователи не сомневаются в авторстве Ивана Дмитриевича. Однако у нас нет никаких оснований не доверять свидетельству Шевлякова о том, что Путилин мемуары не оставил. Да и составитель сборника, изданного И.А. Сафоновым, этот факт признает: "по выходе в отставку Путилин поселился на реке Волхов в Новоладожском уезде. Здесь на свободе у него созрела мысль разработать и издать накопившийся у него за долголетнюю службу интереснейший материал по всякого рода уголовной хронике России. Нечего и говорить, насколько были бы интересны подобные записки, доведенные до конца непосредственно самим Ив. Дм. Он уже и принялся было за них. Привел в порядок многие бумаги, набросал план и порядок записок, принялся за их детальную разработку. Но как раз в то время, когда он желал приступить к печатанью своих записок, смерть неслышно подкралась к нему и унесла его в могилу{244}". И снова процитируем Шевлякова: "Иван Дмитриевич был неподражаемым рассказчиком и даже имитатором. Обладая природной наблюдательностью и врожденным юмором, он картинно передавал всяческие события и типы, всегда возбуждая глубокое внимание и неудержимый смех слушателя. Увлекая своим повествованием других, он увлекался сам и ни за что, бывало, не позволял остановить себя хотя бы на момент, чтобы занести в памятную книжку какое-нибудь характерное событие, собственное имя или хронологическую пометку. Первоначально я было протестовал, но после не стал прекословить, когда Путилин объяснил мне раз и навсегда, что малейшая пауза может "расхолодить" его и из-за этого пропасть весь рассказ"{245}. Выскажем предположение, что в кругу семьи и близких друзей (тех же Кельчевских) Путилин был более откровенен, чем с Шевляковым. И, не стесняя себя этическими рамками, называл имена, рассказывал подробности, не предполагая, что его устный рассказ будет кем-то из них записан и напечатан. Если согласиться с этой версией, станут понятны и причины многочисленных ошибок в "мемуарах" Путилина, которые мы подробно проанализировали на примере Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден и Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден. Кто же записал за Путилиным его байки? Наиболее вероятный кандидат — его сын Константин. В 1913 году он опубликовал рассказ с воспоминаниями об отце под своим именем — "Покушение в поезде", который ныне включается в сборники произведений Ивана Дмитриевича. Вот как Константин Иванович его начал: "Просматривая как-то бумаги моего покойного отца И.Д. Путилина, первого начальника Петербургской сыскной полиции со дня её учреждения в 1866 г., я нашел записную книжку, где его рукой мелким, крайне неразборчивым почерком занесен ряд отрывочных заметок, воскресивших в моей памяти знакомые образы и обстановку целого ряда преступных дел, типичных по замыслу и выполнению, других — по приемам раскрытия преступлений, не отмеченных до сего времени в печати"{246}. Предположим, что часть этих заметок Константин Иванович в 1903 году переработал в рассказы для сборника, изданного И.А. Сафоновым. Но почему только через десять лет после смерти отца? Возможно, он просто не имел доступа к его бумагам, и они попали к нему только после смерти мачехи (напомним, Ольга Семеновна умерла в 1900-м году). Выдвинем ещё две версии. По одной — автор этих рассказов — внук Ивана Дмитриевича — Евгений Анатольевич Кельчевский (14 августа 1883 г. — 26 августа 1935 г.). Несколько слов о его родителях. В 1882 году его мать Евгения, в девичестве Путилина, вышла замуж{247} за поручика Уланского полка Анатолия Игнатьевича Кельчевского (07.05.1855 —?), сына полковника Игнатия Феликсовича Кельчевского{248}. Выскажем предположение, что Игнатий Феликсович приходился Феликсу Феликсовичу родным братом. 14 августа 1883 года в молодой семье родился первенец, однако буквально через месяц Евгения Ивановна скончалась и была похоронена на кладбище Санкт-Петербургского Новодевичьего монастыря{249}. В пользу авторства Евгения Анатольевича Кельчевского говорит то, что он был не чужд литературе. Его перу принадлежат романы (написаны они были в эмиграции) "После урагана", "Дмитрий Оршин" и "В лесу". Однако смущает возраст Евгения Анатольевича на момент смерти деда — мальчику было всего десять лет. Мог ли он что-либо запомнить из рассказов Ивана Дмитриевича? Думаем, что да. Именно в десятилетнем возрасте большинство мальчишек зачитываются произведениями Дюма и Конан-Дойла. Но когда у тебя собственный дед — "гений сыска" и "русский Шерлок Холмс", никакого Конан-Дойла не надо. Сиди, слушай, открыв рот, и запоминай. А память в этом возрасте хорошая. Да и предполагаемый двоюродный дед мальчика Феликс Феликсович Кельчевский к моменту написания рассказов, изданных в 1903 году Сафоновым, был ещё жив. Он-то рассказы приятеля слушал не по одному разу, мог запросто помочь внуку. А мог и сам написать. Вот вам и вторая версия. Но, кроме сборников Шевлякова и Сафонова, есть и третий. Сорок девять рассказов про подвиги Путилина были опубликованы в 1908–1909 гг. отдельными книжками. Их автор — Роман Добрый. За этим псевдонимом скрывается известный тогда прозаик, фельетонист и драматург Роман Лукич Антропов (1876 (?) — 1913 гг.). Рассказы его абсолютно фантазийные — одни названия чего стоят: "Одиннадцать трупов без головы", "Тайны изуверов-фанатиков", "Поцелуй бронзовой девы". Повествование идет от лица напарника Путилина, некоего доктора Z, русского аналога доктора Ватсона. К сожалению, после 1990 года рассказы Романа Доброго включаются в сборники воспоминаний И.Д. Путилина вместе с рассказами М.В. Шевлякова и рассказами из сборника, изданного И.А. Сафоновым, без указаний на авторство Антропова и их фантазийный характер. Но и это, увы, ещё не всё… В сборнике И.А. Сафонова 1904 года издания был опубликован рассказ "Темное дело"{250}, который в современных сборниках обычно именуют "Вещим сном под Рождество"{251}. Однако этот же рассказ (с очень небольшими различиями) под тем же названием "Темное дело" был напечатан годом ранее в двух номерах журнала "Огонек" под двумя (!) псевдонимами "-нъ"{252} и "ъ…"{253}. Бо́льшая часть текста в рассказах совпадает, но имеются и отличия. В Сафоновском сборнике повествование ведется от лица Путилина, в "Огоньке" — от имени агента Сыскной полиции, которого зовут Иван Петрович. Мать убитого в журнальном варианте называет сыщику свою фамилию — Кайвани, в сборнике она опущена. Иван Петрович то и дело докладывает результаты розысков начальству и получает от него распоряжения. Путилин же сам себе начальство, докладывать ему некому, поэтому эти куски переписаны: Иван Дмитриевич якобы советуется с неким Тепловым, который у него в подчинении. Рассказ "Темное дело" был опубликован в "Огоньке" в подборке произведений под общим заголовком "Из уголовной летописи Петербурга", которая печаталась с № 28 по 38 (с пропусками в № 30, 34 и 36). Многие из них в переработанном виде были включены автором в 1914 году в книгу "Кровавые летописи Петербурга. Преступный мир и борьба с ним". А один — "С опасностью для жизни" — был опубликован без изменений (см. Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден). Таинственный автор и тут не назвал себя, попытавшись спрятаться под другим псевдонимом — Абориген. Однако известно{254}, что за ним "скрывался" известный тогда автор исторических и криминальных романов Андрей Ефимович Зарин (1862–1929). Какое отношение он имел к Сафоновскому сборнику, мы не знаем, возможно, участвовал в литературной обработке материалов, которые написал кто-то из родственников Путилина. Итак, подытожим. Издаваемые ныне "Записки Путилина" состоят из двух частей. Первая — "литературные пересказы устных рассказов" Ивана Дмитриевича, написанные с коммерческими целями М.В. Шевляковым и кем-то из близких сыщика (сыновья, внук, супруга, старый друг). Вторая часть — чисто беллетристические произведения Р.Л. Антропова и А.Е. Зарина. И, значит, в качестве исторического источника "Записками Путилина" надо пользоваться очень аккуратно, обязательно проверяя приведенные в них факты во "Всеподданнейших отчетах", по газетам и журналам тех лет, по стенографическим отчетам судебных заседаний и т. п. источникам. Непосредственно перу И.Д. Путилина принадлежат лишь "Очерки некоторых видов воровства в Петербурге"{255}, которые мы цитировали в разделе 5 "География зла", и словарь воровского арго "Условный язык петербургских мошенников, известный под именем "музыки", или "байкового языка"". Интересно, что за прошедшие сто пятьдесят лет с момента его создания многие из слов "проникли" из арго в общеупотребительный лексикон: клёвый — хороший, красивый, дорогой; мудак — мужик; обначивать — обманывать; отначивать — оттянуть от другого; подначивать — подговаривать на воровство; перетырить — передать краденую вещь товарищу; растырбанить — разделить добычу; слам — доля в добыче; бабки — деньги; стрёма — осторожней; стырить — украсть; фомка — небольшой лом{256}. 6.1.2. Александр Александрович Блок Первый чиновник для поручения СПбСП. Начал служить 15 ноября 1863 года сразу по "линии" МВД. Чин коллежского регистратора получил 29 октября 1865 года, орденов не имел, чиновником для поручений СПбСП служил с 1 января 1867 года (с момента основания). По неизвестным причинам Александр Александрович в конце 1867 года{257} покинул СПбСП. В 1872 году он служил исправником в гродненском уездном полицейском управлении{258}, в 1874 году — на такой же должности в Николаевском уездном полицейском управлении Самарской губернии{259}. Далее следы А.А. Блока теряются. 6.1.3. Григорий Григорьевич Кирилов[138] Начальник СПбСП с 11.02.1875 по 30.04.1877. Советские писатели, воспевавшие подвиг цареубийц-народовольцев, утверждали, что "генерал" (некоторые для разнообразия именовали его действительным статским советником) "Кирилов начинал свою службу рядовым шпиком еще при генерале Дуббельте. Немало намерзся он под фонарями, немало потерся в передних у начальства, за долгие годы прошел одну за другой все ступени политического сыска, пока не достиг, наконец, потолка — стал руководителем политической агентуры императорской тайной полиции. Да, нечасто делались в России такие карьеры!"{260} Тут сплошные досужие вымыслы! Начать службу при генерале от кавалерии Леонтии Васильевиче Дубельте (1792–1862) Кирилов никак не мог, так как поступил на неё не ранее 1864 года, когда тот уже умер. И под фонарями Григорий Григорьевич не мерз, потому что начинал службу не в III отделении, а в канцелярии тульского губернатора на должности младшего чиновника особых поручений, при этом чин имел коллежского секретаря{261}, то есть получил образование либо в лицее, либо в гимназии. В 1866 (или 1867) году Кирилов в чине титулярного советника служил исправником Одоевского полицейского управления Тульской губернии{262}. А в 1869 году Григорий Григорьевич получил чин коллежского асессора{263}. В Петербургскую сыскную полицию он поступил не позднее 20 января 1874 года чиновником для поручений в чине надворного советника. А с 11 февраля 1875 года по 30 апреля 1877 года служил её начальником. Список резонансных дел, раскрытых под руководством Г.Г. Кирилова: — раскрытие кражи пяти часов из кабинета великого князя Константина Николаевича, в то время когда его высочество почивал в этом кабинете; Дело № 14. Дело о краже часов из кабинета великого князя Константина Николаевича 1 марта 1875 года в 4 часа пополудни один из камер-лакеев Мраморного дворца заметил исчезновение из кабинета и уборной великого князя Константина Николаевича пяти карманных часов и золотого кольца. При сопоставлении времени, когда Его Высочество в последний раз видел пропавшие вещи, выяснилось, что кража была совершена в то время, когда он почивал в кабинете. Все часы были очень приметными и редкими по механизму, поэтому вскоре удалось четыре из них найти в ломбардах и ювелирных лавках. Оказалось, что они были туда сданы/проданы в день пропажи некой молодой женщиной. По коллекции фотографических карточек преступников, которую собирала Сыскная полиция, владельцы ломбардов и ювелирных лавок опознали в неизвестной женщине Ольгу Разамасцеву, в декабре освобожденную из тюрьмы, где она отбывала срок за дерзкую квартирную кражу. Несмотря на большие сложности (Разамасцева нигде не была прописана), Сыскной полиции удалось её задержать, когда она пришла в магазин Буре продать последние, самые ценные из украденных ею часов, которые принадлежали императору Александру I и находились при нём в день Аустерлицкого сражения. В ходе следствия выяснилось, что, кроме кабинета великого князя в декабре 1874 года, Разамасцева ограбила квартиру военного министра Д.А. Милютина, где украла цепь к ордену Андрея Первозванного{264}. Рис. 58. Мраморный дворец "Бойкая девушка двадцати двух лет, с миловидным лицом, большими живыми черными глазами, она [Разамасцева[139] ], улыбаясь, рассказывала про свои похождения, остроумно описывая свое изумление при виде, как мало охраняются от посторонних входы и выходы "в этакие-то важные дома". "Ну как тут было не взять? — прибавляла она со смехом. — Уж очень оно лестно". Во время осмотра по её указаниям пути, которым она приникла в кабинет великого князя в Мраморном Дворце и в уборную военного министра, её объяснения пожелал выслушать августейший хозяин дворца, и на вопрос его, как у неё хватило смелости проникнуть в кабинет, куда он мог войти каждую минуту и застать её на краже, она ответила, смеясь: "смелым Бог владеет", и пояснила: "кабы изволили войти до этих самых часов, так я бы сказала, что заблудилась по лестницам, и попросила извинения, а если бы после часов, так то же самое бы сказала да и ушла бы с часами. Может быть, даже лакея меня проводить послали бы: ведь не стали бы смотреть на стену, все ли там часы. Ну а когда я их брала, так в кабинете никого не было". Эти же объяснения повторила она и в судебном заседании, постоянно посмеиваясь и весело поглядывая на публику"{265}. Разамасцева была осуждена на срок год и четыре месяца в рабочем доме{266}. — раскрытие кражи носильного чёрного платья императрицы Марии Александровны, похищенного за два часа перед востребованием его; — раскрытие кражи из буфетного отделения Зимнего дворца столового серебра и серебряной вазы с императорскими гербами. По этим трём делам имелись высочайшие повеления о непременном раскрытии их с назначением для этого трёхдневного срока; — раскрытие мрачного дела Мраморного дворца о краже бриллиантового сияния с иконы из опочивальни великой княгини Александры Иосифовны;