Часть 27 из 89 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Скончался Вощинин в конце ноября 1915 года — об этом известно из письма тому же В.Г. Глазову зятя Платона Сергеевича Сергея Васильевича Квашнина-Самарина{350}. Фотопортрет П.С. Вощинина (он справа в партикулярном платье, слева его брат Александр) публикуется впервые{351}.
Рис. 66. Александр Сергеевич и Платон Сергеевич Вощинины
6.2.2. Леонид Алексеевич Шереметевский (05.06.1849{352} –28.09.1905){353}
Исправляющий должность помощника начальника СПбСП с 02.06.1890 по 31.12.1893. Помощник начальника СПбСП с 31.12.1893 по 15.07.1896. Начальник СПбСП с 15.07.1896 по 14.01.1899.
В отличие от П.С. Вощинина, до занятия должности начальника Сыскной не служившего в полиции, Леонид Алексеевич Шереметевский прослужил в ней всю жизнь. Начинал с самых низов — 22 октября 1872 года поступил в Санкт-Петербургскую полицию городовым. И дальше ступенька за ступенькой карабкался вверх по служебной лестнице: околоточный надзиратель, частный пристав (в Тамбове), полицейский надзиратель в Сыскной полиции столицы.
Вот как отзывался о Леониде Алексеевиче И.Д. Путилин:
"Шереметьевский[166] — один из наиболее ловких и даровитых чиновников сыскной полиции. В тех случаях, когда необходимы были "трансформации", он был положительно незаменим. С ловкостью и талантом заправского актера он мог играть какую угодно роль. Я помню даже такой эпизод, когда он с неподражаемым мастерством превратился в гулящую пьяную бабенку"{354}.
Отношения между начальником и подчиненным были не только служебными — так, 19 октября 1888 года на свадьбе старшего сына Путилина Константина Ивановича Л.А. Шереметевский участвовал в качестве поручителя[167] жениха{355}.
Однако продвижение по службе шло у Шереметевского не без скрипа: так, исправляющим должность чиновника для поручений С.-Петербургской сыскной полиции он числился четыре с половиной года, а исправляющим должность помощника начальника — три с половиной года, возможно, из-за слишком низкого на тот момент чина. А вот начальником его назначили сразу, тем же приказом, которым уволили со службы П.С. Вощинина.
Так как формуляр Л.А. Шереметевского тоже ранее не публиковался, приводим его полностью на момент отставки с должности начальника Сыскной в приложении Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден.
Дело № 24. А.Е. Зарин "Убийство Елены Жак"
"На 14-й линии Васильевского острова в третьем этаже дома № 49 проживала вдова [отставного губернского секретаря Наталья Ивановна{356} ] Жак с шестью детьми, из которых три были дочери: Анна, Елена, Варвара и три сына.
Старшая дочь Анна служила в конторе газеты "Свет", средняя 15-ти лет Елена помогала матери по хозяйству, а младшая, Варвара, 13-ти лет, ещё училась.
18 октября 1896 года в 11 часу утра к старшему сыну Жак [Владимиру]{357} задумал зайти его товарищ, некто С. Вяльмосов[168]. К его удивлению, у этих аккуратных людей (они жили без прислуги) дверь оказалась открытой. Войдя в прихожую, он услышал странные звуки из гостиной. Ничего не подозревая, он разделся, вошёл в комнаты и тотчас с криком ужаса выбежал на лестницу, на двор, крича об убийстве. На полу гостиной между печкой и окном он увидел в луже крови с лицом, прикрытым газетой, девушку Елену Жак. Это убийство тотчас взволновало всё население 14-й линии. Двор запрудила толпа.
Когда вернулась мать, а она, оказывается, уходила за провизией, она застала дочь уже мёртвой с разбитой головой.
Приехавшие власти и чины полиции нашли у бедной Елены проломленным висок и около шести ран на голове.
При дальнейшем осмотре оказалось, что из комода Жак похищены восемь билетов внутреннего займа и деньги, всего 3500 рублей, а далее на рояле увидели забытую шляпу-котелок и в передней калоши с буквами А.П.
Эти вещи тотчас признали принадлежащими Александру Попову, который ночевал у Жак и которого несчастная мать оставила наедине с дочерью, уходя за провизией. Он [Александр Исаакович Попов, 33 лет{358} ] был беден, Жак при нём доставала деньги из комода и дала ему рубль как бы на извозчика.
Очевидно, убийца он.
Александр Попов, чином губернский секретарь, служил раньше на электротехническом заводе инженера Смирнова, а потом стал заниматься от себя установкою электрического освещения и в 1892 году, между прочим, устраивая освещение в конторе типографии газеты "Свет", познакомился с Анной Жак. В 1895 году он с нею сошёлся и с 1896 года был введён ею в семью и стал у них "своим" человеком[169].
Сомнений не оставалось, что убийца именно он, и за ним тотчас направили агентов, но Попов скрылся.
Задачей полиции явилось найти его и передать в руки правосудия.
И полиция горячо взялась за это дело. Главным деятелем здесь явился чиновник Викторов (потом фигурирующий на суде). Прежде всего он обратил внимание, что Попов был без шляпы, и поэтому тотчас стали деятельно наводить справки о человеке, шедшем по улице без шляпы[170] и покупавшем шляпу за неимением таковой. В тот же день нашёлся извозчик, который вёз с Васильевского острова господина без шляпы, с головой, прикрытой капюшоном непромокаемой накидки.
Извозчика допросили. Он отвёз барина на угол Садовой и Гороховой, где барин сошел и прошёл в меняльную лавку. Это оказалась лавка Балина. Допросили его. Был, действительно, господин без шляпы, сказал, что на Неве ветром сорвало, и разменял три билета внутреннего займа. Идя по Садовой, нашли лавку, где Попов купил себе шляпу, и… след исчез.
У Анны Жак нашли его портрет. Это господин лет 35 с интеллигентным лицом, в очках. У него задумчивый взгляд, острая рыженькая бородка, тонкий нос, и только оттопыренные, тонкие, как у летучей мыши, уши намекают на преступность натуры. Его портрет с приметами был тотчас разослан по всем центровым городам и на все узловые станции. На вокзалах был учреждён строгий досмотр, а Попов всё не объявлялся.
В числе прочих мер был установлен надзор и за Анной Жак, так как известна была его любовь к ней. И эта мера сослужила службу. Спустя неделю Анна Жак получила от Попова письмо с 20-ю рублями. В нём он звал её в Москву, обещаясь встретить её на одной из станций по пути, писал, что скрывается, так как знает, что его подозревают, но он невинен.
Это письмо получила сестра убитой и на другой день поехала. Вместе с ней ехали и агенты, присутствие которых она не подозревала. На станции Осташково Попов подошёл к ней и был тотчас схвачен. При нём оказались револьвер, нож и ключ от номера гостиницы в Твери, где нашли почти все деньги. Он отказывался от преступления, но на его одежде нашли кровяные пятна; деньги служили немалой уликой, и на суде с присяжными 8 марта 1897 года его присудили к 18 годам каторжных работ"{359}.
Дело № 25. Крестьянка Fatale[171]
17 октября 1897 года в 2 часа дня из пруда у деревни Коломяги был выловлен труп неизвестного с несомненными признаками насильственной смерти — на голове рана, нанесенная тупым предметом, на шее следы удушения, к телу на толстой веревке привязан трехпудовый камень.
Жители Коломяг и близлежащих деревень труп не опознали. Вечером того же дня на него пришла полюбопытствовать крестьянка Анна Филипповна Федотова, служившая кухаркой на станции Графской Озерковской ветки[172] Приморской Санкт-Петербург — Сестрорецк железной дороги, и признала в убитом своего мужа Никиту.
Чинов Сыскной полиции смутило то, что Федотова опознала мужа с довольно большого расстояния, и они заподозрили вдову в соучастии в убийстве. Было выяснено, что Федотова состояла в любовной связи одновременно с дорожным мастером Приморской дороги Петром Никитиным и с рабочим Егором Петровым, а вот с мужем, которому разгульное поведение супруги не нравилось, она сходилась редко. Все трое были арестованы и после непродолжительного запирательства повинились. Инициатором убийства была Федотова, план был продуман заранее. И когда Федотов пришел 13 октября 1897 года к жене в гости, Петр Никитин пригласил его пойти в Коломяжский трактир, отстоявший от станции Графской примерно на версту. Обратно из трактира опьяневшего там Федотова Никитин повел парком, где в заранее намеченном месте их поджидал Петров. Именно он сшиб Федотова с ног, ударив камнем по голове, а потом лишил жизни, задушив руками. Никитин тем временем сбегал за Федотовой, и они втроем перенесли труп к пруду (примерно 100 саженей = 213 метров), где, привязав камень, погрузили его в воду{360}.
Рис. 67. Станция Графская Приморской железной дороги. Фрагмент подготовительного рисунка К.О. Брожа для июльского номера журнала "Всемирная иллюстрация" за 1993 год. Из коллекции Государственного музея истории Санкт-Петербурга
Федотова получила 20 лет каторги, Никитин — 15, Петров — 10{361}. За раскрытие преступления был награжден премией в 25 рублей надзиратель второго разряда Николай Яковлевич Алексеев[173], чиновник В.К. Викторов и надзиратель Попов удостоились благодарности от градоначальника{362}.
Леонид Алексеевич Шереметевский был женат первым браком на девице Эмилии Александровне Зиберг{363} (1862 года рождения){364}. В их семье было пять детей:
— Георгий (27.03.1888–18.06.1969). Окончил: Николаевский кадетский корпус (1905 г.), Николаевское инженерное училище (1908 г.), Авиационный отдел Офицерской воздухоплавательной школы (1913 г.). Один из первых русских военных летчиков. В Первую мировую войну дослужился до капитана, в Гражданскую в рядах Добровольческой Армии и Вооруженных Силах Юга России — до генерал-майора. После эмигрировал, умер в США{365}.
Про остальных отпрысков Леонида Алексеевича столь подробной информации у нас нет. Приводим данные на 1909 год (тогда Эмилия Александровна хлопотала об увеличении пенсии):
— Александр — (28.08.1890 —???) — юнкер Инженерного училища;
— Павел (27.06.1893 г. — ?) — кадет 1 корпуса, учился там на стипендию принца Ольденбургского;
— Леонид (05.08.1896–1909/1910) — учился на стипендию генерала Трепова. Умер в конце 1909 года или в самом начале 1910 года;
— Ольга (15.06 1898 —?) — приходящая ученица института принца Ольденбургского, своекоштная.
После выхода в отставку Шереметевский проживал в Санкт-Петербурге по адресам: Прядильная (ныне Лабутина) улица, д. 2–17, и Большая Мастерская улица (ныне Лермонтовский проспект), д. 11–55. Однако в 1904 году оттуда съехал, устроившись на должность начальника климатической станции в Гаграх — так необычно для современного уха назывался тогда тамошний курорт.
Ещё до Рождества Христова бухту Гагры на восточном берегу Черного моря колонизировали греки, во времена Римской империи там появились виллы богатых патрициев, которые защищала от набегов варваров крепость в ущелье речки Жоэквары. В тридцатых годах XIX столетия в Гаграх высадился небольшой отряд (около трех рот) русских войск под начальством генерал-майора Гессе, который для защиты от нападений черкесов восстановил римское укрепление. Во второй половине пятидесятых годов XIX века в крепости располагался санаторий для нижних чинов, однако к концу шестидесятых он был заброшен, и до начала двадцатого столетия Гагры были необитаемы.
Рис. 68. Гагры, дворец принца А.П. Ольденбургского
В 1901 году бухту посетил принц Александр Петрович Ольденбургский (1844–1932), который решил устроить здесь фешенебельный курорт, русскую Ниццу. Уже в октябре начались работы по устройству климатической станции, а в январе 1903 года она была открыта. "Комфортабельные гостиницы и первоклассный ресторан для состоятельных; удобные, хорошо обставленные меблированные комнаты и столовая — для лиц среднего достатка, образцовое здание ванн и купальни [архитектор Г.И. Люцедарский], хорошо организованная медицинская помощь [больница и аптека]; охота и рыбная ловля для спортсмэнов — все это к услугам посетителей, и надо быть очень требовательным, чтобы желать бо́льшего", — уверял рекламный путеводитель{366}.
Кроме щедрого жалованья начальника климатической станции (6000 рублей в год плюс готовая квартира), для переезда на кавказское побережье у Шереметевского имелись и личные обстоятельства — его жена Эмилия Александровна с 1900 года страдала туберкулезом легких, а морской воздух считался тогда единственным способом лечения этой страшной болезни{367}.
Семья Шереметевских поселилась в так называемом "доме администрации", во втором и третьем этажах которого были устроены квартиры для служащих, а на первом располагались управление климатической станцией, камера (кабинет) мирового суда, управление лесной дачей, полицейское управление и пост пограничной стражи.
Шереметевский придавал безопасности курорта первостепенное значение. Считая местное население ненадежным в политическом отношении, Леонид Алексеевич начиная с 1905 года стал отстранять от службы абхазов и мингрелов и заменять их на русских.
"С мая 1905 года в Гаграх стало образовываться тайное политическое движение: начались тайные сходки, распространение нелегальной литературы представителями РСДРП фракции "большевиков". Они по своей программе допускали убийство вредных для себя лиц. Леонид Алексеевич Шереметевский строго следил за политическим движением и принимал всевозможные меры для его предотвращения, так как находил, что всякое нарушение спокойствия может вредно отразиться на курорте. О каждом случае сходок, подкидывания прокламаций он доносил шифрованными депешами Его Высочеству Принцу Александру Петровичу Ольденбургскому. Благодаря этому была усилена охрана в Гаграх, были присланы казаки, матросы, увеличено количество стражников"{368}.