"Гагринская организация социал-демократической партии фракции "большевиков" для свержения Царского самодержавия с заменой его демократической республикой имела в распоряжении склад оружия, которым вооружала лиц, принадлежащих к означенной организации, учредила народную милицию и народный суд, вела пропаганду революционных идей среди нижних чинов и матросов Гагринского гарнизона, устраивала митинги, на которых произносились речи о необходимости свергнуть царя и существующее правительство, собирала деньги на революционные цели с членов организации, а также насильственно требовала деньги на те же цели от лиц, не принадлежащих к партии, вмешивалась в распоряжение военных и административных властей Гагры, требовала отмены тех или других распоряжений, каковые требования в виду угрожающего поведения участников сообщества и выполнялась властями, угрожала лишением жизни лицам, не примыкавшим к сообществу, а также убийством лиц, противодействующим революционной деятельности сообщества"{369}. Гагрскую организацию РСДРП с марта 1905 г. возглавляли топограф Иосиф Маруашвили и кассир станции Илья Чичкан{370}. 31 июля в десяти верстах от Гагр они организовали противоправительственную сходку с участием трехсот мингрелов и абхазов. Брат Маруашвили нёс красный флаг с надписью "Долой самодержавие, да здравствует свобода!" Демонстранты двинулись к Гаграм, однако по дороге были рассеяны казаками. Чичкан и Маруашвили по приказу Шереметевского были арестованы. В Гаграх начались волнения, закрылись лавки и магазины. Бастующие требовали освобождения задержанных, группами собирались возле "крепости" принца Ольденбурского, что вынудило Шереметевского освободить арестованных. В своем донесении 1 августа начальник станции поставил принца в известность о происходивших в Гаграх событиях, отметив, что "в последнее время очень неспокойно и не только рабочие, но и старшие служащие не внушают особого доверия". Вечером 7 августа революционеры смертельно ранили садовника Котека, который был информатором Шереметевского. На следующий день встревоженный принц обратился из Женевы к наместнику Кавказа с просьбой "скорее прислать еще взвод казаков" в Гагры{371}. 11 сентября 1905 года по требованию Шереметевского И. Чичкана и И. Маруашвили выслали из Гагр, местное население устроило им пышные проводы с пением "Марсельезы". В тот же день местные большевики приняли решение об убийстве начальника станции{372}. "…революционеры кричали "Долой царя, долой дворянство, княжество". В речах говорилось, что этого паразита, как они называли Шереметевского, надо стереть с лица земли. Причиной подобного озлобления был неустанный надзор Шереметевского за политическим движением. Считая туземцев неблагонадежным в политическом отношении элементом, он стал отстранять их от должностей и торговли и выселять из Гагр. Один из революционеров так и показал на следствии, что по решению народа нужно было его убить, так как он всем мешал"{373}. 28 сентября Леонид Алексеевич Шереметевский в составе комиссии отправился на осмотр строившегося на Жоэкварском водопаде водопровода. На обратном пути Шереметевскому сообщили, что в Английской гостинице в Гаграх убили сторожа (как потом выяснилось, его только ранили). Шереметевский вместе с инженером Ахтеном и доктором Харватом горными тропами поспешил в Гагры. Около Английской гостиницы они попали в засаду — злоумышленники Парнозе (он же Барнаба) Васильевич Джикия, 24 лет от роду, и Давид Гаврилович Бенделиани, 20 лет, там их поджидали. Первый выстрел цели не достиг. Шереметевский с сопровождавшими бросились бежать, однако им вдогонку было выпущено ещё три пули, и все они попали в Шереметевского (две в голову, одна в спину). Леонид Алексеевич упал и через минуту умер{374}. Убийц в 1912 году приговорили к каторжным работам. Однако суд не признал убийство Шереметевского политическим, что повлекло за собой многолетние хлопоты вдовы за повышенную пенсию (законом от 18 марта 1909 года она полагалась семьям жертв революционеров). Переписка различных ведомств длилась до осени 1913 года. В итоге дело о пенсии семье Шереметевского было заслушано на заседании Совета министров 27 сентября 1913 года, докладчиком выступил министр внутренних дел. Было решено платить Эмилии Александровне пенсию по закону от 18 марта 1909 года. 30 ноября император утвердил это решение. Леонид Алексеевич Шереметевский был похоронен на Новом Лахтинском кладбище. Семья проживала неподалеку от могилы на круглогодично арендуемой за 100 рублей в год даче, расположенной по адресу: 3 стан Санкт-Петербургского уезда, по Приморской железной дороге, станция Лахта, дом 111. С Эмилией Александровной и детьми проживала и престарелая мать Леонида Алексеевича. 6.2.3. Михаил Флорович Чулицкий (1853–1921 (?))[174] Начальник СПбСП с 14.01.1899 по 10.02.1903. Леонид Шереметевский стал последним начальником Сыскной полиции, не имевшим высшего образования. После его отставки градоначальник Н.В. Клейгельс решает пригласить на эту должность профессионального юриста — чиновника, служившего ранее в Министерстве юстиции судебным следователем и товарищем (заместителем) прокурора. Рис. 69. М.Ф. Чулицкий в молодости Михаил Флорович (1853{375} –1921 (?)) (иногда его отчество путают: пишут Фролович и даже Федорович) — потомственный юрист. Его отец — коллежский советник Флор Дмитриевич Чулицкий — был губернских уголовных дел стряпчим в Витебской губернии. В 1876 году Михаил Флорович окончил курс наук в Военно-Юридическом училище, на службу поступил 20 июня 1876 года — первоначально в распоряжение Главного Военно-Судного Управления, но 17 августа того же года был переведен в Министерство юстиции в распоряжение Витебского губернского прокурора. Его приказом с 29 сентября 1876 года по 9 августа 1877 года Чулицкий был откомандирован в помощь для занятий Лепельскому судебному следователю (Лепель — город на севере современной Беларуси, тогда уездный город Витебской губернии). Далее девять лет Михаил Флорович служил судебным следователем в Архангельской, Астраханской и Смоленской губерниях. 13 января 1886 года его повысили до товарища прокурора — в этой должности он три года служил в Тульском Окружном суде и десять лет в Санкт-Петербургском. В 1897 году председателем Высочайше учрежденной комиссии о предупреждении занесения в империю чумной заразы и борьбе с ней, принцем Александром Петровичем Ольденбургским, Михаил Флорович был командирован в экспедицию генерал-лейтенанта Георгия Робертовича Васмунда (1840–1904, встречается другое написание фамилии — Васмундт) на берега Черного и Каспийского морей и на границу Турции и Персии{376}. Летом 1898 года, узнав о скорой отставке Л.А. Шереметевского, Чулицкий хлопотал о своем назначении на должность начальника Сыскной полиции (в фондах РГИА хранится его письмо с ходатайством об этом В.Г. Глазову{377}). Хлопоты эти увенчались успехом — 18 октября 1898 года его уволили из Министерства юстиции по случаю причисления к Министерству внутренних дел с откомандированием в распоряжение петербургского градоначальника, который в тот же день 18 октября 1898 года назначил Михаила Флоровича своим чиновником особых поручений. 5 марта 1899 года Высочайшим приказом Чулицкого назначили начальником Сыскной полиции (фактически он стал руководить Сыскной с 14 января 1899 года{378}). За три года службы Михаила Флоровича в этой должности Сыскная полиция раскрыла следующие выдающиеся преступления: — открыты виновные и найдены деньги, 43 тысячи рублей, похищенные из полкового ящика лейб-гвардии Преображенского полка; — задержан виновный в продаже фальшивых камней особам императорской фамилии; — обнаружен автор анонимных писем особам императорской фамилии; — разыскан покушавшийся на убийство архимандрита в Александро-Невской лавре; — по всем крупным убийствам виновные были обнаружены; — обнаружены виновные в краже кредитных билетов трехрублевого достоинства из Государственного банка; — обнаружены виновные и найдены все вещи, похищенные из павильона Петергофского дворца{379}. О последнем из этих дел расскажем подробнее. Дело № 26. Туловище императрицы Житель деревни Низино Петергофского уезда Александр Сандер зарабатывал на жизнь вывозом мусора. 2 декабря 1902 года в четыре часа утра, направляясь на свалку с бочкой нечистот, в ста саженях от павильона "Озерки" (другое название — "Розовый павильон", был разрушен во время Второй мировой войны, до сих пор не восстановлен) обнаружил на дороге туловище статуи покойной императрицы Александры Федоровны и обрезки свинцовых труб. Мусорщик тут же дал знать о находке лакею при Петергофском дворце Прокопию Филиппову, тот сообщил гоффурьеру (служителю, заведовавшему дворцовой прислугой), а он по телефону вызвал полицию. В шесть утра к павильону прибыли приставы обоих участков Петербургского уезда, исполняющий должность смотрителя по наружно-полицейской части и околоточный надзиратель Черняк. Они обнаружили, что дверь в подвал павильона открыта (филенка вырезана, замок взломан), причем на косяке имеются следы крови. После осмотра павильона была составлена опись украденных вещей: несколько статуэток из темной бронзы, часы из черного мрамора с бронзовой фигуркой пастушка, свинцовые трубы, срезанные с потолка и стен, а также оторванные от крупных статуй (летом выставляемых в садике, а зимой хранившихся в подвале) куски: уже найденное туловище императрицы и конечности двух мифологических фигур полулюдей-полуживотных. Осквернение статуй вкупе со срезкой труб указывало на то, что целью воров были не предметы искусства, которые сложно продать из-за их приметности, а металлы, из которых они изготовлены, — бронза и свинец. Рис. 70. Павильон "Озерки" в Петергофе, начало ХХ века Пристав Горностаев отправился с описью в Санкт-Петербургскую сыскную полицию, чтобы её агенты начали поиски по ломбардам и тряпичникам. Однако, получив от него заявление, начальник Сыскной Михаил Флорович Чулицкий счел нужным лично выехать на место преступления и в 10 утра вместе с подчиненными уже осматривал павильон "Озерки". Опытные сыщики быстро выяснили, что: — злоумышленников в павильоне было трое, причем один из них при срезке труб сильно порезался, отсюда и следы на косяке; — снаружи воришек дожидался сообщник с лошадкой, запряженной в сани. Однако кляча его была слишком старой и слабой, и из-за её немощи преступникам пришлось сразу же избавиться от самой тяжелой (и самой ценной) добычи — туловища императрицы. Агенты Сыскной стали искать по окрестностям подобную лошадку и уже на третий день привели на Офицерскую улицу её владельца, жителя села Высоцкого Витинской волости Петергофского уезда Сергея Мазилкина. Перепуганный крестьянин, занимавшийся извозом, сразу открыл Чулицкому имена воришек: жителей села Костино Рощинской волости того же уезда братьев Константина, Григория и Степана Кононовых-Романовых. Петергофская полиция их хорошо знала: несмотря на молодость — старшему было 23, среднему 20, а младшему 18, — все они имели по судимости. Также была задержана их "мамашка" Ольга Романова, промышлявшая скупкой краденого. В доме у Кононовых-Романовых произвели обыск и нашли украденные в июле 1902 года на даче по адресу Луизинская улица, дом 7, вещи надворного советника П.Л. Барке. Однако ничего из похищенного в павильоне "Озерки" там не обнаружили — узнав о задержании Мазилкина, братья Кононовы-Романовы успели выкинуть украденные статуэтки в заросли тростника возле пруда, на котором расположен островок с руинами. Там 5 декабря их нашел сторож караулки Петергофского Дворцового управления отставной унтер-офицер Третьяков. Однако часов из черного мрамора с пастушком и одну из статуэток (нагой женщины, надевающей на ногу сандалию) на берегу пруда отыскать не смогли. Братья Кононовы-Романовы на допросах категорически отрицали свою причастность к краже в павильоне "Озерки". Чулицкий им не верил — при осмотре у Григория были обнаружены глубокие порезы на руке. 16 декабря Михаил Флорович в очередной раз вызвал его на допрос и рискнул пойти на хитрость, объявив, что кровь Григория совпадает с той, что найдена в павильоне{380}. Григорий был неграмотным и, конечно, не знал, что такими методиками полиция ещё не располагает (даже сравнительный анализ по группе крови появится через несколько лет в 1907 году{381}, а полная идентификация по ДНК — только в 1984 году), потому сознался и указал на скупщика краденого, которому были проданы часы и фигурка женщины с сандалией. В ночь с 17 на 18 декабря на Александровском рынке в "железной" лавке Алексея Смирнова во время обыска Чулицкий лично их отыскал. За "энергичные и настойчивые розыски" Чулицкий был награжден императором Николаем II суммой в двести рублей. А особо отличившихся в раскрытии этого преступления агентов Сыскной полиции — Евгения Афанасьева (или Афонасьева), Петра Тарасова и Александра Гольмана наградили серебряными часами с изображением государственного герба и цепочкой стоимостью сорок рублей{382}. Награду эту М.Ф. Чулицкий получил уже перед отставкой. "Лично руководя розысками по перечисленным преступлениям, статский советник Чулицкий обращал на себя внимание неутомимыми трудами и энергией; при усиленных трудах здоровье его подвергалось постоянному испытанию от крайнего напряжения физических и нравственных сил, и наконец совершенно расстроилось", — писал петербургский градоначальник генерал-лейтенант Николай Васильевич Клейгельс, ходатайствуя о назначении бывшему подчиненному усиленной пенсии{383}. Ходатайство было удовлетворено. М.Ф. Чулицкий получил пенсию в 2000 рублей. Пребывая в отставке, Чулицкий ещё пару лет оставался приписанным к Министерству внутренних дел, а с 1904 года стал служить в Комитете С.-Петербургского городского попечительства о народной трезвости (государственной организации, занимавшейся благотворительной деятельностью, председателем её был принц А.П. Ольденбургский). В этот период жизни Чулицкий активно занимается литературной деятельностью: в 1904 году публикует две книги "Петербургские бродяги. Из записной книжки судебного деятеля" и "Прелестная женщина" (обе переизданы в 2009 году издательством "Авалонъ" под одной обложкой){384}. Также Михаил Флорович публикует статьи и рассказы в журналах "Русская старина", "Вестник полиции", "Исторический вестник", газетах "Петербургская газета", "Неделя", "Петербургский листок" К сожалению, о своих расследованиях на посту начальника Сыскной он в них почти не рассказывает. Дело № 27. М.Ф. Чулицкий "Кто убил?"[175] Уголовные очерки М.Ф. Чулицкого КТО УБИЛ? (из уголовной хроники Петербурга) Отставной надворный советник старый холостяк Венедикт Иванович Долгоносов мирно доживал свой век. Требования к жизни у него были скромные, и жил он безбедно. Получал он небольшую пенсию и имел, кроме того, несколько тысяч, которые он отдавал под небольшие проценты преимущественно своим бывшим сослуживцам. В своей одинокой однообразной жизни он привык к аккуратности, которая доходила у него до педантизма. Вставал он ежедневно в 8 часов утра, пил чай, читал газету и в 9 часов утра выходил из дома. Шёл он всегда в одном и том же известном направлении. Дорогой его догоняли бывшие сослуживцы. С ними он шёл до здания, в котором на службе просидел несколько стульев. Попрощавшись с товарищами у подъезда, он сокрушенно вздыхал и пешком же медленно подвигался домой, изредка останавливаясь у окон и витрин магазинов. В час дня он съедал скромный обед и опять уходил. Теперь он шёл уже по делам, по взысканию денег с неаккуратных должников. Возвращался домой часам к 7, когда пил чай. Позанявшись списанием расчётов и исковых прошений, в 10 часов вечера отправлялся в ближайший трактир. Там он усаживался в бильярдной, требовал себе бутылку пива и изредка держал мазу за хорошего игрока. Из трактира уходил в 11 часа и в 12 часов лежал уже в постели. Так регулярно текла его жизнь в течение многих лет изо дня в день. В квартире чистота всегда была праздничная и порядок образцовый. Всё всегда стояло и лежало на известном месте, было прибрано и припрятано. Единственная его прислуга, сухая болезненная старуха кухарка Мавра, жившая у него чуть ли не 20-й год, приноровилась к его привычкам. Хозяин и кухарка понимали друг друга без слов. Поэтому кухарка молча подавала и чай, и кушанье и молча же убирала со стола. Не разговаривали они до тех пор, пока хозяин не спрашивал отчет в израсходовании денег и не требовались деньги на провизию. Тогда молчание вознаграждалось сторицей. Слова лились без конца. Неизбежно спор переходил в ругань и ссору. Долгоносов упрекал Мавру в расточительности и в неумении торговаться и дешево покупать, а та в свою очередь уличала его в том, что он её обсчитывает, и ругала его скрягой. Такие споры происходили у них почти ежедневно и вошли в привычку. Иногда происходили и бурные сцены. Это случалось, когда Мавра что-нибудь разбивала или ломала. Тогда Долгоносов приносил в кухню паспорт, клал его на стол и кричал, чтобы Мавра убиралась вон, на все четыре стороны. Мавра заявляла, что она с радостью оставляет ненавистного хозяина и что наконец-то её истерзанная душа найдет успокоение. Обыкновенно через час после этой трагической сцены хозяин с кухаркой мирно обсуждали меню завтрашнего обеда. Мавра знала, что её, старую и болезненную женщину, никто в прислуги не наймет, а Долгоносов понимал, что такой дешевой, нетребовательной, честной и преданной прислуги ему больше не найти.