— Согласен. Дальше. — Осматривая местность, я заметил, что на снегу, около того места, где лежали части тела, были только следы поднимавшего их дворника и собаки. Других следов не было. Поэтому, несомненно, что бросали части трупа с дороги. По этой дороге ездят только на больших простых деревенских санях. Среди следов от этих саней выдавался только один след городских извозчичьих саней. Извозчик проехал дальше последних домов, доехал до поворота дороги и круто повернул обратно. Из этого обстоятельства я делаю второй вывод: кто-то катался. В эту местность извозчики ездят редко. Поэтому я думаю, что мы легко разыщем того извозчика, который или вчера вечером, или сегодня утром возил женщину кататься по этой улице. От извозчика мы узнаем и приметы седока, и место, куда он его отвёз. — Почему вы думаете, что преступник была женщина, а не мужчина? — Мужчина не стал бы крошить труп только для того, чтобы его бросить. Просто бросил бы его в прорубь или в снег. Это соображение общее, но есть и детали, доказывающие, что преступление совершено женщиной. Труп был вынесен на улицу в дамском саквояже. На голове я нашёл приставшую к волоскам пудру. Мне показалось даже, что от волос шёл слабый запах духов. Рассматривая труп, я, кроме того, заметил, что разрезан он неумелой слабой рукой и, по всей вероятности, простым столовым ножом. Это доказывается неправильными надрезами кожи, излишними порезами. Рука дрожала, нож скользил. Сил отделить сразу ножку или ручку не было. Работа приостанавливалась на время и снова начиналась. При взгляде на труп впечатление получалось такое, что резала труп или слабая детская рука, или рука матери, которая в этой сверхчеловеческой для неё работе видела единственный путь к своему спасению. — Да, тяжело было матери, если сделала это она. Должно быть, она страшно потрясена и лежит теперь больная. Вы склоняетесь к тому, что она из интеллигентного общества? — Не из аристократии и не из богатой семьи. В высшем свете сумели бы своевременно принять меры против нежелательных родов. Если бы нельзя было устроить вытравление плода, уехали бы заграницу. Скрыть роды дома здесь в Петербурге, при известном штате прислуги и при большом количестве знакомых, немыслимо. Если бы особа эта была со средствами, она поступила бы, наконец, в секретный родильный приют. Нет, мы имеем дело с одинокой бедной девицей, употребляющей, однако, пудру и духи. Женщина рабочего класса просто бросила бы труп в прорубь. Эта же боится идти на реку. Она сознаёт, что своим костюмом привлечёт внимание прохожих. Не мыть же бельё пойдёт она к проруби! Всякий догадается, что или топиться, или бросать что-нибудь в воду. — Зачем ей понадобилось разрезать ребёнка на части? — Врач, несомненно, прав, утверждая, что разрезано было тело после смерти, потому что нет ни капли крови, нет кровоподтёков. Всё это только подтверждает моё предположение о том, что действовала здесь мать ребёнка. Сначала она скрывает труп, прячет его. Потом, не находя больше возможным держать его у себя, решается унести его из дома и бросить. Просить кого-нибудь оказать ей помощь, быть её сообщником она не смеет, да и, возможно, что у неё нет ни одного близкого ей человека. Идти одной на реку, на кладбище, на окраину города она боится, да и не в силах. Она придумывает нанять извозчика и отвезти труп подальше. А вдруг кто-нибудь заметит?! Мысль её быстро работает. Каким образом вынести труп, чтобы никто не заметил, ни первый встречный, ни извозчик? Завернуть во что-нибудь? Свёрток всё-таки будет порядочный, заметный. Придётся оставить или бросить, не разворачивая, но по оставленной с трупом вещи, простыни или платку могут добраться до неё. Положить труп в саквояж? Но он не влезает туда. Остаётся только одно — разрезать труп на части, положить в саквояж и дорогой постепенно разбрасывать. Ей кажется, что другого выхода нет, и она приводит свой план в исполнение. Отрезанную голову она кладёт на дно саквояжа, и к ней пристают остатки пудры. — Не могу не согласиться с вами, потому что вы все свои выводы основываете на фактах. Из долгой практики я знаю, что у нас в России 99 процентов преступлений совершаются совершенно просто. Стоит только задаться мыслью, что какое-нибудь преступление совершено с особенною целью, таинственно, и тогда можно сказать наверняка, что раскрыто это преступление не будет. На следующий день во всех газетах появилось сообщение о страшной находке. Одна из газет описывала особенно яркими красками с подразделениями на рубрики. В рубрике: "Кто убийца?" говорилось, что полиция напала на след убийцы, который немедленно будет арестован. Это бородатый свирепого вида мужчина, который гримировался простым тряпичником с мешком за спиной и корзиной в руках. В рубрике же о мотивах преступления, загадочно приподнимая завесу тайны преступления, стоял вопрос, не ритуальное ли это было убийство? III. Холостяк Теперь мы должны ознакомиться с событиями, происшедшими за много месяцев до описанного преступления. Николай Степанович Тульский называл себя неисправимым холостяком. — Мне стукнуло сорок лет. Если я не женился до сих пор, так это значит, что я и умру холостым, — любил он говорить о себе. По окончании университетского курса он некоторое время занимался хозяйством в небольшом имении, доставшемся ему по наследству вместе с тремя другими братьями. Без запасного капитала трудно было добиться хороших результатов. Неудивительно поэтому, что Тульский был недоволен своей жизнью в деревне. Как только младший брат, который никак не мог осилить гимназического курса, достиг совершеннолетия, он сейчас же сдал ему всё хозяйство и сам уехал в Петербург на службу. Благодаря упорному труду и кое-каким связям он достиг того, что его стали считать хорошим служакой. Теперь он был умеющим составить хороший доклад столоначальником и получал в год около трёх тысяч рублей содержания. Жил он скромно, занимая две меблированные комнаты у немки Клары Ивановны, у которой, кроме него, было ещё несколько жильцов. Днём он аккуратно посещал службу, по вечерам изредка посещал три-четыре знакомых семейства, а всё остальное свободное время проводил за чтением книг, преимущественно философского содержания. Философия спасала его от мелочей и неприятностей будничной жизни. Он увлекался философией и жил ею. Чем больше он проникал в тайны канцелярской мудрости и чем больше он разжёвывал разные философские теории, тем дальше отставал от условий обыденной жизни. Одни называли его идеалистом, другие считали его чудаком, а третьи говорили, что у него в голове не хватает какого-то винтика. Во всяком случае, в его порядочности и честности никто не сомневался. Бывая у знакомых, он любил развивать философские теории и делиться с слушателями сомнениями по возникающим у него вопросам психологической точки зрения. Только слушателями своими он никогда не бывал доволен. В тех семейных домах, где он бывал, отцы семейств, снисходительно улыбаясь, слушали его только до прихода полного комплекта игроков в винт и затем как о неиграющем в карты забывали об его существовании. Студенты и гимназисты говорили с ним только до появления девиц, к которым немедленно и пристраивались. Девицы находили, что он был бы интересен, если бы не был так скучен. Боясь его начитанности, они избегали вступать с ним в разговоры. Оставались одни дамы, в разговорах с которыми он проводил целые вечера. Впрочем, и дамы часто повергали его в величайшее недоумение. Нападал он на внимательную слушательницу, которая, казалось ему, с неподдельным удовольствием слушала течение его мыслей, заинтересовавшись какой-нибудь философской теорией, спрашивала совета, какие книги ей необходимо прочесть, и вдруг… В один из следующих вечеров она уже не говорила с ним. Он не понимал, что случилось. Бедный идеалист! Как сильно возмутились бы все фибры его души, если бы он узнал настоящую причину этого нежелания его слушать. Если бы ему кто-то сказал, он не поверил бы, что та дама слушала его с единственною целью, чтобы хотя бы временно чем-нибудь отвлечь свои мысли от душившей её злобы на свою соперницу, а та другая, особенно внимательная слушательница, имела в виду лишь возбудить кратковременную ревность в молодом человеке, который ей нравился и который, между тем, в своём ухаживании за ней шёл чересчур медленными шагами. Неизменявшей ему в разговорах об отвлечённых предметах была только одна дама, Варвара Николаевна Фёдорова, его соседка по имению, живущая в Петербурге. Но и та удивляла его своею неровностью характера. Иногда она в присутствии многочисленного общества сама вступала с ним в споры, в другой же раз на правах старой знакомой сразу перебивала его, не давая, что называется, раскрыть ему рта. Он не мог догадаться и уразуметь дипломатических действий Фёдоровой, которая затевала разговор о чём-нибудь отвлечённом при тех, которым она желала представиться начитанной и свободомыслящей, и не позволяла себе рассуждать при других, в мнении которых она хотела оставаться помещицей с трезвыми определёнными прямыми взглядами на жизнь. Вообще, Тульский был очень далёк от умения распознавать людей, с которыми сталкивала его жизнь. IV. Красавица Если Тульский был малонаблюдателен, из этого ещё не следует, чтобы он сам не был предметом наблюдения, в особенности со стороны остальных жильцов его хозяйки. Тульский избегал знакомства со своими соседями по квартире. Поэтому он не знал, что у хозяйки Клары Ивановны были новые жилицы, которые между тем знали о нём всё, что только возможно было узнать. Одна из новых жилиц, Антонина Осиповна Елочкина, значившаяся по паспорту девицей и дочерью губернского секретаря, двадцати пяти лет, была красавица. Высокого роста, стройная, с роскошными волосами и большими глазами, она невольно приковывала к себе взгляды мужчин. Яркие цвета роскошных её нарядов как-то не гармонировали с простотой меблированных комнат. Тонкий наблюдатель из всех её кокетливых взглядов и движений вывел бы заключение, что она не только знает цену своей красоте, но и умеет пользоваться ею. Жила она с особой лет пятидесяти, Валерией Францевной, которую выдавала за свою тётку. При посторонних Валерия Францевна проявляла необычайную нежность к своей племяннице, чрезмерную заботливость о её здоровье и иногда слегка журила её. Оставаясь же вдвоём с нею, она как-то съёживалась, смотрела в глаза своей повелительницы и являла собой тип простой приживалки. В данную минуту мы застаём Антонину Осиповну в дурном расположении духа. Нахмурив брови, она молча ходила взад и вперёд по комнате. — Может быть… — робко начинает Валерия Францевна. — Что может быть? — грозно спрашивает Антонина Осиповна, останавливаясь перед ней. — Нет, я так, я только хотела сказать, что вам скучно и что… Может быть, дать знать Петру Петровичу? — Только попробуйте! Тогда ноги вашей больше здесь никогда не будет! Поняли? — Я ведь только… Соблюдая ваши интересы… — Знаю я вас! Не о моих, а о своих интересах думаете. Скучно стало без подачек. О Петре Петровиче ни слова! Никто больше не должен здесь знать о моём знакомстве с ним. Уразумели? Теперь думаю совсем о другом. Я решила выйти замуж. — Замуж? За кого же? — Придёт время, узнаете. Довольно отдыхали! Пора за работу. Теперь слушайте и вперёд ведите себя как следует. Лишнего не болтайте. — Послушайте! Я, кажется, всегда… — Всегда, как только выпьете лишнего, распустите язык. Не перебивайте! Свадьбе Петра Петровича я больше мешать не буду. Это вовсе не значит, что я довольна и благодарна за те несчастные деньги, которые он мне швырнул. Нет! Но у меня план. — Конечно, он вас любит, только вас одну. После своей свадьбы он опять заявится к вам. Мы опять заживём хорошо, весело… — Ничего вы не понимаете. Не перебивайте же, говорю я вам! Кто я теперь такая?! Что я могу сделать? Смеет ли поднять голос какая-то содержанка! Я ничто! А вот выйду я замуж за порядочного человека, буду бывать в обществе, буду называться порядочной женщиной, и тогда я им всем покажу! Тогда я сделаю всё, что захочу! Замужней женщине из общества всё разрешается. Если она красива, её всегда будут защищать, хотя бы она была и не права. Всегда примут её сторону. Вот тогда я закачусь! Уж и здоровые же рога я буду наклеивать своему муженьку! У меня будут поклонники, бриллианты. Буду ездить без мужа за границу. И в то же время я буду дама, меня будут принимать в хороших домах! И если и будут судачить кумушки, так из одной только зависти. Отлично я знаю это фальшивое общество. Поэтому-то я и хочу быть принятой в этом обществе. А для того чтобы привести в исполнение мой план, надо забыть прошлое, надо устроить так, чтобы и другие не знали об этом прошлом. Тогда я выйду за порядочного человека. Поняли? — Понять-то я поняла, но чтобы выйти замуж, надо найти такого… — Дурака, вы хотите сказать? Нашла. Заметили здесь жильца Тульского? Это он. Надо приняться за дело. Мы должны познакомиться с ним. Если он поинтересуется о моём прошлом, поменьше разговоров. "Хотя, мол, я и тётка родная, но недавно жить стала с ней. Была, кажется, какая-то драма между её отцом и матерью, после которой она, несчастная, ушла ко мне. Тяжело раскрывать старые раны и терзать такую чудную невинную девочку, ангельскую душу". Одним словом, все ваши любимые слова и фразы, которые вы так часто повторяете. — Не беспокойтесь, это уж я сумею. Только что он потом скажет, когда женится?! Может он нам такую прописать невинность, что… — В этом-то и штука. Нужно обделать ловко. Вот тут-то мне и нужна ваша настоящая помощь. Я всё уже обдумала и решила. Вы должны съездить к Жирто. — К Жирто?! К сводне? — Ну да. Наобум я ничего не делаю. Придётся ей заплатить, но иначе нельзя поступить. Она должна подыскать невинную девушку, которая поставлена в безвыходное положение и готова продать себя. Лучше всего из бедной чиновничьей семьи. Окончила гимназию, к физическому труду неспособна, а наряжаться любит. Службы найти не может — без протекций никуда не принимают. А дома есть нечего. Мало ли таких? Хоть пруд пруди! Сама ведь я из таких и проделала всё это. Вас же, сокровище, обрела не у кого другого, как у Жирто. Ну-с, так вот, когда Жирто выловит такую, она должна познакомить её со мной. — Что вы хотите делать? Не понимаю. — Господи! Какой вы невинный младенец… В брачную ночь муж будет пьян до беспамятства. На эту ночь девица заменит меня. На следующий день она получит гонорар и уйдёт, а счастливый муж останется со своей красавицей женой. Очень просто, как видите. — И какая же вы умная, душечка. Позвольте поцеловать вас? — Прочь! Без фамильярностей. Довольно и того, что я при посторонних должна подставлять свой нежный лоб под мокрые противные губы своей тётушки… V. Знакомство Через несколько дней после разговора тётушки с племянницей к Тульскому неожиданно вошла в комнату его хозяйка Клара Ивановна. Тульский был изумлён. Обыкновенно она являлась к нему один только раз в месяц за получением денег за квартиру. — Извините, Клара Ивановна, — сказал он, — ведь я, кажется, уплатил уже вам за месяц. — Уплатили, уплатили. Вы всегда так аккуратны. Дай Бог, чтобы все остальные жильцы были так добросовестны. Поэтому-то я и пришла к вам, что вы такой прекрасный молодой человек. — Какой там молодой человек? Старик. — Самый настоящий молодой прекрасный человек. Пришла я просить очень вас сделать мне величайшее одолжение. — Если только могу, с удовольствием.