– Да мало ли что ты позвонил, – рокотал седовласый дядька, очень похожий на парня. – Почему я должен гоняться за тобой по всей области?! – Мама, что тут происходит?! – это Тонечкин возглас. Ухоженная моложавая дама махнула рукой: – Приехала Настя, с ней мальчик и девочка. А девочка-то куда теперь подевалась, господи? – Я здесь! – из-за этажерки выглянул еще один персонаж, с растрепанными волосами и грязной мордахой. – У меня все украли, все-о-о! Ничего не осталось, ничего-о-о!.. И персонаж заревел, размазывая грязь по лицу. Человек в синем костюме, единственный, кто не орал и не совался в дискуссионный круг, поправил в ухе витой провод, внимательно взглянул на Германа и подошел к седовласому. – Андрей Данилович, поедем?.. Дядька не обратил на него никакого внимания. – Данила, объясни нам толком, что происходит! – Да! – это вновь Тонечка воскликнула. – Объясни!.. – Так я же объяснил! – удивился парень. – Вот что, – решительно вмешалась старшая дама. – Объявляю перерыв! Как хозяйка дома. Всем замолчать. Странное дело, но все и вправду замолчали и уставились на нее. Дама скомандовала: – Настя, отведи подружку умыться, немедленно. Она чумазая. Мальчик, присядь вот сюда. Вы кто?.. – Я?! – удивился дядька, и лицо у него неожиданно повеселело. – Я папа мальчика, а что? – Присядьте рядом. А вы?.. – Это моя охрана. Вадим, вернись в машину. Человек в костюме тут же и без всяких возражений прошел на крыльцо и плотно прикрыл за собой дверь. – Господи, еще кто-то, – удивилась дама, заметив Александра Наумовича. – А вы откуда? – С «Мосфильма», – почему-то стушевался Герман. Тут его заметила Тонечка и округлила и без того круглые глаза. – Вы не уехали?! Он пожал плечами: – Как видите. – Мама, это Александр Герман, продюсер, мы… вместе работаем. А это моя мама, Марина Тимофеевна. Дама слегка кивнула, словно разрешая ему к ним присоединиться. К такому обхождению Герман не привык, ему было странно. – У вас на лице написан вопрос «как я сюда попал?», – заметила Тонечка. – Как я сюда попал?.. – Кто будет чай, а кто кофе? – продолжала командовать парадом Марина Тимофеевна. – Я думаю, детям нужно подать обед. – Детям нужно по задницам, – неожиданно вмешался дядька, – а не обед. – Пап, я же тебе позвонил!.. – И что толку?! И когда он сказал про толк, Герман его узнал. Ну, конечно. Генерал, большой начальник, правовые вопросы или что-то подобное. В программе «Время» иногда разъясняет суть того или сего. Во всех репортажах стоит по правую руку от самого. Герман прищурился. …Быть такого не может. Тот самый Липницкий?! Сидит сейчас за круглым столом, покрытым скатертью с вышивками и фестонами, в доме сценаристки Антонины Морозовой?!.. – Что здесь происходит? – спросил он, сердясь на себя. Он сердился, когда чего-нибудь не понимал, а пребывание в доме сценаристки того самого Липницкого было решительно непонятным, и объяснить с ходу не получалось. – Тонечка? – Да мы уже сто раз рассказали! – закричала откуда-то сверху одна из девиц. – Двести раз! Миллион!.. – Я буду чай, – сказал Липницкий-старший. – Если есть молоко, с молоком. – Я тоже чай, – подхватил Даня. – Только я бы еще поел, если дадут. Папа мальчика взглянул на сына с интересом. Продюсер еще немного помедлил, а потом все же решился и протянул Липницкому руку: – Герман Александр Наумович. – Липницкий Андрей Данилович. – Я испугалась вашей машины, – призналась Тонечка, ловко и быстро расставляя тарелки на скатерти с вышивками и фестонами. – Мы подъехали, а у ворот такая… странная машина! Я подумала, что-то случилось. – Я приехал за сыном, – сказал Липницкий. – Мы не очень поняли, где он и с кем. – Пап, я же тебе сказал, где и с кем!.. – Ты сказал, что поехал провожать каких-то девиц! – Не каких-то, а нас! – опять закричали сверху, и по лестнице скатилась та самая очень сердитая и очень молодая девушка с хвостом на макушке. – Моя дочь Настя, – представила Тонечка. – Только, пожалуйста, не шуми! Садись обедать. – Я не хочу обедать! – Девушка топнула ногой. – У человека все украли! Все!.. Он что, теперь должен пропасть, да? Потому что он бесправный и документов у него нету?! – Человек сейчас получит обед и не пропадет, – отчеканила Марина Тимофеевна. – К столу, Настя. И зови человека! – Я здесь. Герман наблюдал за Липницким, а Липницкий наблюдал за происходящим, очень внимательно. …Как-то все… странно. Неправдоподобно. Не годится для сценария! – Солянка и пироги с капустой, – Марина Тимофеевна водрузила подле своего места громадную серебряную супницу. – Мальчик, давай свою тарелку. Воинственная Тонечкина дочь немного помедлила возле стола, словно принимая какое-то решение, а потом плюхнулась на стул рядом с зареванной подружкой. Марина Тимофеевна мельком взглянула на них, и лицо у нее тоже повеселело, как у Липницкого насколько минут назад. Герман все замечал. От огненной солянки шел такой дух, что девицы синхронно проглотили голодную слюну и взялись за ложки. Даня вовсю хлебал и время от времени словно похрюкивал от наслаждения. – Налейте тогда и мне тоже, – попросил его отец, развеселившись окончательно. – Что ты глаза закатываешь, Данька?! – Вкусно, ужас, а я есть хочу с самого утра. – Все равно не хрюкай, неприлично. Даня кивнул, откусил половину пирога и опять хрюкнул. Некоторое время все ели. Просто ели, не в силах оторваться. Как только Даня доел, Марина Тимофеевна налила ему еще тарелку, даже спрашивать ничего не стала. – А пироги остались?.. – Сколько угодно! Тонечка, подай пироги. Вон, в кастрюльке. – Так не бывает, – сказал Липницкий, не отрываясь от солянки. – Люди так не готовят. Или вы мишленовский шеф? – Я искусствовед. – Плохи наши дела, – заключил Липницкий. – Будем с Данькой приезжать столоваться.