— Была у друга, — придумываю осторожно я, заправляя волосы за уши, разносимые по сторонам свежим ветром, — а сейчас тороплюсь в модельное. А ты? — Скоро очередной боксёрский турнир, вот я и занимался здесь. Кажущийся его грубый голос с ловкостью и быстротой движений наводит на мысль, что этот парень бойкий, проворный и наделен способностями быть всегда побежденным. — Здорово! Марк рассказывал, что ты занимаешься спортом, — поглядывая под ноги, говорю я. — Чемпион мира как-никак. — Отблески высокомерия нетрудно уследить. — Я долго шел к этому, начинал путь с самого детства. Пробовал себя в тяжелой атлетике, но от профессионального единоборства я получал большее количество энергии, сил, будто выплескивал наружу свои эмоции. Кулачные бои лучший способ, чтобы забыться. — В последней фразе таится смысл его внутренней сидящей боли. У кого ее не бывает? Есть то, что снедает каждого. Сжимает в тиски, не дает воли разуму, ставит в глубь сознания одну единственную мучащую мысль. А там… тихое уныние, не далеко ушедшее от тревожного расстройства. Но только то, что приносит нам забытье, удовольствие, будь то любая деятельность или увлечение, к которому мы безудержно стремимся, выражая таким образом подлинную сущность, способно вырвать нас из рук боли. Вот она изнанка жизни. С первого вида на человека, со взгляда на картинку в любой социальной сети все предстают счастливыми, беззаботными, являя явно нечеловеческую сущность, которым неизвестны никакие тернии. А силы на дальнейшее движение возможны, если пройти через испытания. Всё естественно, но… отвратительно, что меланхоличные времена некоторым воспринимаются, как нечто омерзительное, оттого и слагать о них не нужно. А не они ли в совокупности формируют настоящую жизнь? Прослеживающаяся зарница пыли в его выражении говорит, что ему есть, что рассказать о себе, вытащить из глубины души, но лишь тогда, когда мы снизойдем на уровень хороших, доверяющих друг к другу, друзей. На несколько минут он вовлекается в поток мыслей о спорте, (снова заглушает боль?) словно забывает, что рядом с ним иду я. Перейдя перекресток, опомнившись, добавляет: — А мне отец говорил, что ты модель «Планеты стиля»? — Да, — улыбаюсь я, заслушавшись его рассказом и своими быстро увлекающими меня думами о жизни. — Может, — чешет затылок, обдумывая что-то, — после занятий сходим куда-нибудь, получше узнаем друг друга? С чуть метнувшим сердцем, я продолжаю перебирать ногами и дышать. Не слишком ли быстро распускать по ветру такие предложения? Это приглашение на свидание или?.. «Нет, не хватало Милане ещё и таких проблем», — сознание вмиг взбодрилось. — Мейсон, я… — пытаюсь включить смекалку, дабы мягко отказать. — Я осведомлен, что ты несвободная модель, — загадочно улыбается он, ставя меня в неловкое положение, отчего легкий румянец ложится на щеки, — но я просто хотел пообщаться с тобой. «Милана снабжена привычкой думать о самом наихудшем». — Ааа… — Сердце издает глухой стук. — Я бы с радостью, люблю новые знакомства, но… мне нужно готовиться к защите проекта, над которым мы работаем с моим коллегой и твоим папой. Окинув меня блуждающим взглядом, уверенно высказывает: — Так я бы с удовольствием помог, что скажешь? Смущение охватывает мое тело. — Не думаю, что это хорошая идея, — сомневаюсь я. — Поверь, помощь никогда не бывает лишней, — по-доброму отзывается он, — так что? — Ты не совсем понимаешь, какая помощь, — издаю короткий смешок. — Мы работаем над дефиле и нужно работать с детьми, которые… Он перебивает: — У меня есть сестренка, ей шесть. И я точно знаю, как сделать так, чтобы она была послушной, поэтому положись на меня. Есть сестренка? Но помощь-то понадобится. Моделей-детей двадцать. Пусть он будет в качестве надзирателя, оценивающего всю перспективу со стороны, находит ошибки, которые затем можно будет исправить. — Уговорил. Я буду тебе признательна! Только тебе придется подождать меня, но я не думаю, что руководитель задержит меня надолго. — Без проблем. Я решаюсь узнать про него чуточку больше. — А ты надолго к Марку, — исправляюсь, — к отцу прилетел? — На несколько недель, до середины августа точно, а там посмотрю. — Он продолжает без моего вопроса: — Я правильно понимаю, что та женщина, которая закатила скандал, когда я приехал в Севилью, это твоя… — Мама, — заканчиваю я. — Всё так. — Они встречаются? Марк просил не говорить, но какой смысл скрывать, если Мейсон уже обо всем догадался. — Ты напугана, что я узнаю об этом, и поэтому молчишь? — Нет… просто… — Смотрю на значок, указывающий на метро. — Нам сюда. — Я нисколько не против этого, — через минуту говорит он. — Моя мама давно в другом браке, и я не зациклен над тем, чтобы воссоединить ее с моим родным отцом. — Ты не думай, что моя мама монстр, но тогда она… — Не знала, что у него есть сын? — Он будто забрался в мою голову и сам находит там ответы. — Да и весьма разочаровалась в нём. — Вспыльчивая она у тебя. — И ранимая. — Это слово, будто вырвалось с языка. — Ранимая? — Да, после разлада с супругом. — Давно? Не хотелось бы касаться темы своей семьи, но и утаивать её секреты я тоже не собираюсь. Мы заходим в вагон метро. — Да… Уже четыре года, — признаюсь я, не зная, как остановить поток правдивых фраз, которые я говорю ему, почти незнакомцу. — Как ты выразилась? — от изумления он издаёт крик. — Это же не так давно случилось?! Как ты это выносишь? — Твоя реакция излишне бурная, Мейсон, — посмеиваюсь я, заметив десятки прикованных к нам взглядов. — И как ты? Как ты после всего этого? С ним я уж точно не буду это обсуждать. — Знаешь, я уже привыкла… — Ты мне можешь довериться, — выдает он. — Мы ведь станем сводными братом и сестрой. Не подумав, говорю, услышав лишь одно слово, вызывающее бурю внутри «братом»: — Это как? — Ну… — вырывается из него неловкий смешок, — если мой папа и твоя мама… Эм.. — Ааа, ты про это. Но… — обдумываю это и оказывается он прав, но только не хотелось бы мне еще одного брата заполучить, — не думаю, что это будет так скоро. Она огорчилась на него и путь к прощению будет небыстрым. — Поэтому нам нужно лучше узнать друг друга! Я не прочь заиметь сестру ровесницу! У меня есть надежды на то, что мы сможем сблизиться? Я смущенно смеюсь, не смотря ему в глаза. — Ты давно работаешь моделью? — Моя модельная жизнь длится четыре года, — вырывается у меня, на что я хочу впихнуть свой мозг куда-нибудь в ведро, чтобы молчал. — После того, как разошлись твои родители? А он умен. — Да, — киваю я. Мы оказываемся на улице. — А папа знает, что ты известная леди? — шуточно спрашивает он, не уяснив, что я не желаю говорить об отце. Я пожимаю плечами. — А зачем ему знать?! — задумавшись, невольно выдаю я. — Ты же его дочь?! Вы совсем не общаетесь?