Я вздыхаю. — Но ты не тревожься, сестренка. И… — волнение чуть стихает в его действиях и глазах, — ты же не из-за этого приехала? Слышатся чьи-то шаги: — Ритчелл с Аннет отключили фильм и, оказывается, уснули, — уведомляет Эндрю шепотом, — поэтому спуститься не смогут. Не буду их будить. — Конечно, я с Питером немного поболтаю тогда и… Где мне можно у вас переночевать? — робко спрашиваю я. — Перед лестницей, — указывает он, — дверь. Там комната для гостей. Размещайся, бери все, что посчитаешь необходимым. — Спасибо вам, я очень признательна… — Всегда испытываю смущение в гостях, так как не хочется теснить людей, но и ехать к Джексону не вижу смысла, снова начнем выяснять отношения. — Я вас оставлю. — Доброй ночи, — искренне говорю я я. — Эндрю, а как же ваш горячий шоколад? — Указывает Питер на кружки. — Милану угости, я валюсь с ног, — устало произносит папа подруги. — Завтра прилетят торговые агенты, наши знакомые из Буэнос-Айреса, длинный день. — Хороших снов, — дополняет Питер. Эндрю уходит. Мы идем на кухню. Пахнет новизной и запахом срубленного дерева. — Присаживайся, — указывает мне на высокий барный стул. — И начнем наши ночные беседы, — улыбается брат, подвигая ко мне чашку с напитком. Заняв место рядом, обхватив руками горячую белую фарфоровую чашку, засматриваюсь, как из нее еще идет пар, кружась в танце с воздухом. — В чем этот негодяй провинился на сей раз? — в тоне прослеживается и шутка, и легкое раздражение. Питер, прислонившись локтем о стол, одной рукой берется за голову, маленько наклонившись, другой прихлебывает налитое в емкости. — Джексон считает, что я изменяю ему, — высказываю с таким кажущимся мне равнодушным голосом. Питер выбрасывает из горла напиток. Он растекается по его животу и добирается до шорт. — Чт…о? — Питер, — поверхностно смеюсь я, — у меня есть салфетки. — Раздобыв их в сумке, в которой бардак, представленный смесью всех разнородных предметов, я подаю ему. — Вот неуклюжий. — Весь в меня. — Или наоборот, я в тебя такой, — подбадривает меня шуткой. — А теперь серьезно. Какие основания у нашего Величия так считать? Он обезумел совсем? — вытираясь, обдумывает Питер. — Тебе не рассказывала Ритчелл про сына Марка? Он опускает задумчиво уголки губ, которые покрыты коричневым оттенком, как будто у ребенка, который ел беззаботно шоколад, не мысля, что может быть испачканным. — Ритчелл меня известила лишь о маскараде, в шесть вечера, завтра и то эта новость прозвучала у нее от тебя. Я улыбаюсь, уносясь мыслями в далекое детство, смотря на Питера, отчего сама беру влажную ткань и устраняю на его лице слипшиеся потеки. Он мотает головой, как малыш, нарочно игриво противясь моему действию. — Потому что я не могу говорить о серьезных вещах «грязнуле», — одновременно произношу я. Его зрачки загораются, он так глядит будто тоже бродит по нашим прошлым воспоминаниям. — Я не перестану утверждать, как я рад, что мы возобновили общение и… настоящие брат и сестра. От таких слов наполовину высохшая слезинка стекает из левого глаза, которую Питер мне мгновенно утирает подушечкой пальца. — Как я вам? Чистый? Теперь мне можно побывать в высшем обществе и подслушать краем уха разговоры титулованных дам? Я бросаю в его лицо эту же салфетку, тихо хохоча: — Угомонись, братец! — Итак, продолжим наши светские беседы, — со смешной гримасой сообщает Питер. Я докладываю ему события последних дней. Питер сосредоточенно выслушивает. — ЧТО ОН ТВОРИТ? — громко глаголет брат. — Из ума выжил, нанимать слежку, — злостно молвит, мотая головой в стороны. — Давно пора вправить мозги ему, больно умный стал. И только и знает, что ступает в самое дерьмо! — Так еще и кричит на меня, обвиняя, что я изменила ему и мне нельзя ни с кем встречаться из лиц мужского пола! — раздраженно заявляю я. Обида еще не отступила. Питер нервно воспринимает ситуацию, но произносит, что поговорит с ним. — У меня вопрос. Ты гарантируешь, что этот малый захотел пообщаться с тобой только, чтобы стать тебе другом или?.. — через минуту спрашивает ровным голосом. — Питер, — настойчиво я произношу, — ты же знаешь, что кроме Джексона мне никто не нужен и… — Милана, детка, — когда он так говорит, мне становится так тепло, так спокойно, — меня в свое время это не останавливало, поверь. — Замолкает на мгновение. — Говоришь чемпион по боксу? Я киваю. Он мигом набирает его инициалы в интернете, где высвечивается вся информация о Мейсоне. — Ох, стойкий боец, — комментирует Питер, читая полушепотом, и некоторые фразы выделяет голосом: — Лидер по количеству золотых медалей, мастер спорта, известный, как «непробиваемая стена», славящийся на ранге своей силой, возрождающейся в нем от голоса рефери (судьи), гласящего о том, что можно начинать раунд. — Милана, отчасти я понимаю опасения Джексона. Но он, конечно, в своем репертуаре нанимать лиц, чтобы проследили и… — утихает на полуслове, размышляя о другой мысли. — Почему не договорил? В его взгляде висит острая задумчивость. — Джексон был неправ, это я выясню, что там за охрану он нанял, но… Милана, а как бы поступила ты, увидев его на фото с неизвестной девушкой? — Точно также, — вздыхаю я, осознавая, что сглупила так явственно, среагировав на его ревность. — Но, Питер, он же даже слушать не стал меня, я хотела рассказать ему про Мейсона. — Верю, — жгуче говорит Питер, почесывая чуть заметную щетину на подбородке, — это он может — взбеситься, нашуметь, раскомандываться. Ты главное не принимай так близко к сердцу. Разберемся. С этим точно. Он кладет свою руку на мою. — Спасибо тебе. После наших бесед тревога исчезает и растворяется. — Ты приехала по адресу, детка. — И с шумом отхлебывает из чашки шоколад. Он знает, что меня этот звук раздражает и одновременно смешит. И я беззлобно дразню его: — Питер, ну кто же так делает! Манерам джентльмена девятнадцатого века ты и не научился. Он намеренно продолжает втягивать в себя жидкость. Я морщусь и головой будто отпираюсь назад от этого противного звука. — Питер! — А что?! — Он хватается за яблоко, лежащее в вазе, предлагает мне, но я отказываюсь и откусывает его сам. Издается хруст, также не вызывающий блаженных чувств. — Я человек простой, как крестьянин. Это ты у нас эталон женской красоты! Я смеюсь от тона, которым он произносит фразы, пытаясь увезти меня от того, чтобы я оставила неспрошенным еще один вопрос. — Питер, и все же, что он еще говорил, когда вы встречались? Вертев в руках огрызок, он, подумав несколько секунд, отвечает: — Он очень тебя любит и не представляет жизни без тебя, из-за этого и вспыхивает по каждому поводу. — И я его очень люблю. — Его злость пропитана любовью. Вы просто не слушаете друг друга — в этом вся проблема. Поговорив еще немного, успокоившись, мы в порыве сестринско-братских чувств присоединяем кулачки друг к другу. В следующую минуту он рыскает по карманам. — А это моей младшей сестренке, — протягивает конфету-ириску. — Всегда улыбайся.