— Созерцательница вселенной, что занимает тебя? — с отблеском земного блаженства льется из Джексона, будто у нас свидание среди разительных простор поднебесья. В мой думающий процесс обо всем великом и мелочном врывается любимый голос. — Джексон, прости меня за то, что тогда… — признаюсь я, ослепленная лунным блеском, — я была несправедлива к тебе. — Любимая, — его голос подобен пению ласточки, — мне не за чем тебя прощать. Я возомнил себя королем и не выслушал тебя, построил то, чего не было, поверил другим. Теплится огонек от слов, что сорвались с родных уст. В мыслях цепляюсь за слова Питера: «Как не нанимал? Это они?» Если это не Джексон, то кто тогда сделал фотографию меня и Мейсона? Овладевающая нерешительностью, не соображаю, как спросить об этом. — Джексон, — все же нужно попытаться, — но снимок меня и Мейсона не мог же спуститься с неба? Отсвет серьезности на его лице придает оттенок волнения в голосе: — Тайлер занимается этим вопросом. — Увидев, как я смотрю на него, пытаясь разгадать в нем тайну, Джексон крепче сжимает мою руку. — Мы вместе и это главное. Но, Милана, будем откровенны друг с другом впредь? — Да, — соглашаюсь я, раздумывая, кто это может быть. — У меня есть одно предположение, однако я не уверена в этом. — О том, чьих это рук дело? Я коротко киваю. — А что, если моя мама строит этот план, чтобы разлучить меня с тобой?! Что, если она не нашла адреса родителей Беллы и пытается сделать так, чтобы ты стал сомневаться во мне?! — оправляя складки на платье, полагаю я. Мама способна на все. И я чувствую, как в эту секунду она готова уничтожить семью Моррисов, так как ее дочь ушла из дома ради них. Она не хочет встать на мое место и не хочет понять, что того, кто обогащает смыслом мою жизнь, я не отпущу от себя. С минуту помолчав, добавляет: — Никто не сможет навредить тебе и нашим отношениям! Все только зависит от нас самих, поэтому тебя это не должно волновать. Я решу эту проблему сам. В такие блаженные часы, когда уровень понимания с другим человеком равняется твоему, внутри будто взрастает божественная радость. Обняв Джексона и прислонившись к его плечу, мы медленно-медленно двигаемся вдоль тропинки. — Милана, совсем забыл. Я передал Тайлеру информацию о Даниэле. Как появятся новости, он передаст письмом. Бесценно, когда он делает это для меня, несмотря на то, что владеет не самыми приятными чувствами по отношению к Даниэлю. — Спасибо… — Чувствую за собой вину. Ничего не могу поделать с собой. — Ты точно больше не злишься на меня? — Злюсь! — смеётся он и затем нежно целует меня в лоб. — Это самолёт был твоим, ты могла… Я останавливаюсь и упираюсь кулачками о его грудь. Молвлю с жалостью: — Милый, я хотела помочь благотворительным фондам и… — Продав его подруге и брату-барану? — на одном тоне произносит он, но в глазах пробегают смешливые искорки. — Кто знал, что она его выкупит, — мягко подбираю ответ, едва сдерживая смех, припомнив, как Ритчелл в мгновение ока направилась к сцене. Через секунду он разражается смехом и внутри меня будто разливается успокоение. — Лицо Питера, когда Ритчелл решилась на такую покупку… — продолжает хохотать, обнимая меня. Давно я не слышала такого беззаботного смеха с его стороны. — Ритчелл не смогла вынести то, что мой самолёт кому-то достанется, — добавляю я, смеясь вместе с ним. Проскочившая мысль в его голове, стирает с его лучистого лица ребяческие повадки и безмятежную радость. — На самом деле, для того, чтобы быть откровенным с тобой, мне нужно тебе еще кое-что сказать. Не нравится мне начало этого предложения. — Да, — смотрю в его глаза, опустившиеся вниз. — Заверяешь, что, узнав об этом, не поддашься обидам и примешь это обстоятельство? Живая растительность словно сама замерла в ожидании того, что скажет Джексон. Но его сдержанность в эмоциях не дает моему сердцу увеличить ритм, разве что нарастает легкое, едва незначительное трепетание. — Милый, обиды разрушают отношения, — рассуждаю я. — Считаю, что нам стоит прислушиваться к мыслям каждого без негативных эмоций… Кивнув, поглаживая подушечкой пальца мою щеку, заявляет в полголоса: — Максимилиан знает о нас. Стоя, как статуя, до меня не сразу доходит смысл услышанного, но одно лишь имя «Максимилиан» вызывает панику, так как тот день, когда я была с ним один на один и когда он отчитывал меня, грозясь, что вышвырнет, если я еще раз не последую его заоблачным правилам, еще не ушел бесследно из памяти. А вчера я, охваченная смелостью, смогла перечить его гнусному поведению, направленному на близнецов из группы. — Что? Кто? — Я стараюсь поразмыслить. — Максимилиан который?.. — Который твой руководитель. — Беспокойство непрерывно наполняется, стремясь к волне ужаса. «Максимилиан знает о нас», — прокручиваю эту фразу, донося смысл до сознания. — Знает, о чем? Не совсем понимаю, — с беспокойным голосом уточняю я. Со вздохом, дернув свой кончик носа пальцем, отвечает: — О наших отношениях. — Произведенное впечатление от его слов не дает прийти мне в себя больше минуты. Меня в раз простреливает, а перед глазами всплывает красной бегущей строкой: «Р-А-С-Т-О-Р-Ж-Е-Н-И-Е К-О-Н-Т-Р-А-К-Т-А». Сделав шаг назад, взявшись за голову, смахнув локон со лба, возвещаю уже громче: — КАК? БОЖЕ-Е-Е… что же теперь будет?! Боже… боже… боже… В глухо шелестящей кроне дерева появляются шумы, символизирующие бунт, ответ на то, что я узнала от Джексона. — НО КАК? КАК ОН УЗНАЛ? С бесстрастным лицом выдает: — Догадался. — И ТЫ ТАК СПОКОЙНО ГОВОРИШЬ ОБ ЭТОМ? — Громко доносится от меня. — Милая, ты же сама сказала, что мы… Я неосторожно толкаю его и устремляюсь к входу в здание. — ДЖЕКСОН, БОЖЕ, ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ, — кричу я. — КАК ТЫ МОГ ТАКОЕ ДОПУСТИТЬ?! НУЖНО С НИМ ПОГОВОРИТЬ. — Ты куда так припустилась? — позади меня он голосит. — Постой. Я иду большими шагами, боясь, что теперь будет дальше. — Ты даже не выслушала до конца, Милана, — молвит вслед. — Поверь, Джексон, что может быть хуже этого?! — говорю себе под нос, одновременно стараюсь подбирать слова, что сказать Максимилиану. Вот и пришел конец лжи. Эта новость уже завтра будет на всех информационных каналах. Максимилиан не оставит это так. И Даниэль. Черт. — Да стой же ты, — догоняет меня, когда я усиливаю шаг вплоть до бега. Он подбегает вперед, не давая пути прохода. — Джексон! Что ты делаешь? — грохочу я, испытывая судорогу в теле. — Время ограничено. Что будет после того, как все узнают?! Ты думал об этом? — тараторю я, буйствуя в мыслях. — Сбавь темп, родная, — с ласковым настоянием проносит он, не понимая, что может стоять за тем, что о наших отношениях станет известно каждому встречному. Будучи ребенком, подростком не задаешься этими вопросами. Ты живешь настоящим моментом, не предполагая, что общение с кем-либо может навредить кому-то, даже себе. Во взрослой жизни, оказывается, всё совсем обстоит по-другому. — Успокоиться? — гремлю я, вырываясь из его сильной хватки. — Джексон, я должна поговорить с Максимилианом, пока он… Он резко перебивает, заглушая своим басом мои слова: — Он никому не скажет о нас. Я опускаю руки и лихорадочно дышу. — Джексон, это не так. Именно он как раз-таки и расскажет.