И хоть компания — дело моей жизни, но с угрозой безопасности любимого человека оно не сравнится никогда. Я готов прямо сейчас запятнать себя клеймом грешника, подвергнуться публичному унижению, ибо обманом жажду достигнуть жизненного покоя и уберечь от своей семьи колчан несчастья. Не усугубляя оскорбительность слов, я вспыльчиво оглушаю: — Пусть! Мне начхать на свою известность! Я бы с неописуемым восторгом отдал бы ее первому встречному! Мы уже говорили! Сколько еще мне утверждать о своем выборе?! — Не шуми! В тебе противоборствует юношеский пыл! — негромко прерывает меня, переходя от мнимого спокойствия к проявлявшемуся негодованию. — Поразмысли, вы все дни будете жить в страхе, что кто-то ищет вас. Вам нельзя будет ступить никуда, весьма, весьма в шатком положении обнаружите себя — везде будет мерещится поглядывающий глаз. — Он убеждает меня выкинуть этот план из головы, так как Брендон воспользуется этим и овладеет добычей (нами) раньше. — Вариантов угроз, которыми Брендон располагает, велик. Он вытащит из твоего побега для себя пользу, взяв всех нас сразу на месте. Вам никогда не укрыться от его поисков. Ещё не поздно передумать и принять другое решение, попытаться еще раз обговорить его условия и постараться быть мягче с ним, вызволив в нём снисхождение. Нужно добиться смягчения его нрава! И я узнал, что это его рук дело назначить лиц, ведших наблюдение за Миланой, проявляемое пока что, предупреждаю, — делает акцент на слове, — в виде снимков. — Никоим сомнениям места и не оставалось, что это сделал он. — А что будет дальше? На что он горазд? Нам неведомо. Но то, что он способен проделать любую пытку, лишь бы пробить себе дорогу, мы уже осведомлены. — Тайлер! — грублю я, чуть повысив голос, ибо тысячу раз внимал его одни и те же слова. — Я не уступлю ему в его доводах, руководящих им! Я не подхалим и не буду им никогда! Его тяжёлый вздох издаётся в трубке. — Но даже эта надежда, оправдайся она, не разорвет твою зависимость от Брендона. Я не твой отец, чтобы настаивать тебя, но, право слово, то, что выбрано тобой… Без риска не обходится ничего. Мы идем на кухню, чтобы приготовить завтрак, не зная, не подвернем ли мы ногу и не растянемся на полу, содрогаясь от боли, или гуляем на воздухе, не в спешке, болтая о насущном, кто располагает сведением, что на нас не упадет метеорит или не собьет машина? Опасность кроется в самом примитивном, в ежедневных житейских вещах и будничных планах. Вся жизнь — риск. Ограничивать себя в чём-то, мотивируя столь высоким риском, — оправдание и утеха лодырей. Я прекращаю его нотации твёрдым убеждением: — Ты правильно сказал, выбрано мною, а значит, не подлежит изменению! — Вопрос решён, — беспрекословно молвит Тайлер. Не выношу, когда поднимаю голос на кого бы ни было, но по-другому сложно противостоять эмоциям. — Хотя бы отцу давай заранее скажем. — Всё при взлёте, всё-всё, — поспешно выражаюсь я, желая прекратить разговор и связаться с Питером, дабы предупредить его. — А Милане? Ты насильно выпроводишь её в самолёт? А как же встреча её и мистера Фьючерс? Ты же мне рассказывал, в каком ужасном состоянии он пребывает, и как он нуждается в дочери. Тайлер вызывает нестерпимое раздражение. Высказываю быстро свои намеревавшиеся действия: — Обманным путём, выдумав предлог, я отвезу её, посажу в самолёт, а там уже займусь объяснениями. Она поймёт, узнав об угрозах извне. В этом я не сомневаюсь. А с отцом, — три секунды раздумываю, нервически кусая полость рта, — будет нужно, мы и его заберём с собой. Ему и Джейсону есть, что обсудить. — А с Беллой? Это я тоже успел продумать. — До начала конкурса я назначу ей встречу и обсужу с ней наши отношения, но не прекращу их прямиком. Я солгу, что мне нужно помочь матери, внезапно заболевшей, и улететь на неделю в Сиэтл. Она будет знать, что я там, полон забот, переживаний… Сострадая, она отговорит своего отца от его претензий ко мне и сделает так, чтобы он сжалился надо мной. А сам, я, сменив телефон, забуду её навсегда, как это сделает и она со временем, отвыкнув от меня. — Джексон… — Голос неуверенно-спокоен. — Кругом ложь. Как бы она боком тебе не вышла. — Тайлер, не забивай мне голову! — нервничаю я. — Иного выхода нет! — Секунду-другую добавляю: — На дефиле сделаем вид, что мы не знакомы. Всё, поговорим в самолёте, если не случится задержки, которая сорвет наши планы. Наш ждет путь к новому обиталищу — Нью-Йорк, а на месте решим, какой следующий пункт будет нашей остановкой. — И я сделал, что ты просил — я навел справки о Даниэле Санчесе… — В самолёте? — поражает мой слух сонный голос Миланы, издающийся позади меня. Вздрогнув, я сиюминутно сбрасываю звонок, не до расслышав слова Тайлера, прячу телефон за спиной и собираюсь с мыслями, облизнув пересохшие губы: — Доброе утро, милая! Как тебе спалось? Она подходит ближе, обнимает меня, со склонной ей нежностью, становясь на носочки: — Доброе! О каком самолете шла речь? Кто-то улетает? «Мы, малышка, ночью». — Да, это по работе. Коллеге придется перебраться на родину, на время. Не бери в голову! Так как тебе спалось? — Голос уже увереннее, но тело чуть напряжено. С благостным настроением произносит: — Было бы лучше, если не твои ночные кошмары. Я сглатываю, а в мозгу открывается простор течению мыслей. — Кошмары? Какие кошмары? — Пытаюсь напрячь разум, но, кроме разработанной тактики, на ум ничего не приходит. — Ты не помнишь? — с удивлением молвит она, проводя рукой по своему заспанному лицу, на котором просматриваются следы от подушки, обозначающие, что человек долго не мог заснуть, а потом так отдался сну, что в одном и том положении пролежал до утра. — Ты часто просыпался, твои слова перемежевались то бормотанием, то криками, то храпом и снова криками. — Милана отмечает, что я несколько раз повторял одну и ту же мысль: «Не смей! Не тронь её!» — Как ты себя чувствуешь? Чрезмерно шокированный, что ко мне вернулись кошмары, долго не беспокоившие меня, отвечаю: — Твоя любовь помогла окрепнуть моим силам. — И увожу слово за слово нашу беседу в другое русло. Вдыхая свежий воздух, стоя в обнимку, ощущая теплое дыхание друг друга, мы пробегаем по тексту выступления, переповторяя реплики. За завтраком Милана, уже с возрастающей паникой и вплетенной в черты ее характера суетливостью, настаивает поехать заблаговременно за четыре часа до начала, чтобы занять репетиционный зал и еще раз проработать движения с детьми, а также помочь подготовить соответствующие задуманные нами образы, как малышам, так и ведущим, то есть нам. Я же говорю, что сделанных прогонов подготовленного выступления достаточно для достойного выхода на сцену, но, чувствую, что Мисс настырность не переубедить в обратном. Предупредив Тайлера, что мы выдвинемся раньше назначенного времени, написав Белле о встречи, я созваниваюсь с Питером: — Мы только что хотели позвонить вам, — с веселым духом начинает брат и подключает камеру, на которой они с Жозефиной совместно лежат на несобранной кровати. Она, утыкаясь ему в плечо, зевая, спустя несколько секунд после его слов бормочет: — Доброе утречко из Барселоны! Как вы там с Миланой?! — оглядывает меня и доносит: — Что-то невидно её. Ответив, что все в порядке, Милана принимает ванну, спрашиваю у них: — Чем обрадуете? Когда прибудете? — Подожди, Джексон! — обрывает, улыбаясь, Ритчелл. — А то забуду. Счастливо вам выступить! Марк будет снимать запись вашего выступления, и мы потом обязательно посмотрим. Вы победите! — Не забудь передать это сестренке, она тоже постаралась, даже больше чем ты, — подхватывает с очередной усмешкой братец. — Пока ты распускал нюни в платок, сестренка обучала детвору. Опустив мимо ушей его насмешку, не имея цели вступать с ним в перепалку, но когда-нибудь, Бог свидетель, обещаю это сделать и ответить ему за каждую произнесенную с издевательством надо мной фразу. Ритчелл толкает его, произнося негромкое: «Ну хватит!» — Спасибо, передам, — отчасти демонстрируя безразличие, молвлю я, мысля, как сделать так, чтобы поговорить с ним наедине, без подруги. — Как проходит подготовка? Ритчелл в нескольких слов докладывает, что свадьба будет в августе, так как не все гости смогут приехать, если отмечать раньше. И за это время нужно определиться с местом празднования, что, по их словам, самая сложная задача, и со всеми деталями торжества, разослать приглашения гостям. — Питер, — мне хватит внутренних сил, чтобы кольнуть его, — а почему всем этим руководит невеста? Где же твоя помощь? А то пока ты распускаешь нюни, она сама организует праздник?! — Джексон! Ну сколько же можно! Питер, с минуту помолчав, цокнув, изъявляет: — Счет равный. Коротко усмехнувшись, прямо говорю, поскольку времени уже нет, чтобы ждать пока Ритчелл уйдет сама: — Будущая мадам Жозефина, не оставите нас со своим женихом? Радость вспыхивает в ее глазах. Вот так любовь к какому-то имени! — Какие-то секретики? Не зная, как навести на себя взгляд Питера, чтобы он посодействовал мне в этом, уже по привычке начинаю врать: — Это по поводу подарка тебе на свадьбу, поэтому не обессудьте, но вам придется отойти. — А если я закрою ушки? — тешится Ритчелл. Питер, закусив нижнюю губу, кажется, понимает, в чем дело и сообщает ласково: — Дорогая, правда, нам стоит кое-что обсудить с братом тет-а-тет. — Уговорили! — без возражений мягко отвечает она. — Поступлю, как и Милана, полежу в ванне перед насыщенным днем. Джексон, не забудь передать ей мои слова! — Да-да, — тихо отзываюсь я, прислушиваясь, не выключилась ли вода, используемая Миланой. Она ничего не должна узнать до полуночи. Ритчелл выходит, Питер закрывает за ней дверь и, выключив камеру, шепчет: — Говори, что хотел. Прислонив динамик ко рту, медленно, с расстановкой тихо произношу: — Извещаю тебя о своем намерении. В двенадцать ночи мы отлетаем с Миланой, Тайлером и охранным составом в Нью-Йорк, адрес сброшу сообщением. Отца не предупреждал, но сделаю это уже по прибытию в США. Документы нам сделали. Длится бесконечная минута молчания. — Мы же говорили с тобой, что это провальный план, не так? — довольно спокойно рассуждает он. «И он туда же». — Питер, другого нет.