Часть 60 из 133 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Меня интересует одно: как ты смог уговорить Милану на этот шаг?
Я мнусь, но все же быстро бросаю правду:
— Она не знает.
Нецензурно обругавшись, что было ожидаемо, он гласит:
— Мать твою, Джексон! Ну куда тебя несет! Ты мог хотя бы дождаться меня и отца?
— Времени нет, Питер, — со вздохом изрекаю я. — Брендон требовал решения. И я его принял. Я улечу куда угодно, лишь бы спасти ее и себя. Правда, пока ни одного звоночка от него не поступило.
Долгий-долгий выдох слышится в трубке.
— То есть ты похищаешь мою сестру и увозишь ее на край света? Но что изменится-то с этого?
Еще один раздражитель.
— Питер, не драматизируй. Никто ее не похищает, в конце концов я ее парень и могу делать все, что угодно! — уверенно восклицаю я.
— Не говори чепухи! Даже я, почти муж Ритчелл, но не считаю, могу делать с ней всё, что угодно. — «Умный нашелся». — Иди к Брендону!
— Вы сговорились с Тайлером, что ли? — уже бешусь я. — Я не буду этого делать! Мне хватило всех разговоров с ним!
— Черт побрал бы тебя! — ругается Питер. — В каких только руках жизнь моей сестры… Только, если с ней что-то случится, отвечать головой будешь ты! — командует он весьма суровым тоном.
— Питер, а где поддержка, черт? И ты думаешь, что ты говоришь? Поразмысли своей писательской башкой! Ежели я ее забираю, то значит, я защищаю её, наверное? А не просто так в игры играю.
— Слишком опасные игры, Джексон! — порицает меня Питер и через пару секунд прибавляет, словно с угрозой: — Оповещай меня каждый час. Я буду всё время на связи.
Задумавшись о том, когда мне сказать Питеру про Ника, ждущего встречи с ним, рассчитав, что подходящим временем для этого будет их приезд, машинально отвечаю, завершая вызов:
— Премного благодарен…
Он кидает:
— Жду извещений.
Искусив всю губу, пребывая с самого утра в слабонервном состоянии, во тьме разума, я беру лучшее средство для устранения беспокойств — книгу и на четверть часа углубляюсь в чтение.
Глава 33
Джексон
Предупредив Милану о том, что задержусь, чтобы поговорить с Беллой, она, полностью поглощенная в то, чтобы немедля осуществить прогон сценария дефиле и подготовить свой образ, несется со скоростью вперед, оставив мне без лишних слов кроткий поцелуй в губы.
Стоя неподалеку от охраняющей меня бригады во главе с Тайлером, я вливаю в сердце успокоение той мыслью, что уже в полночь я не буду зависим ни от какого-то контракта, Брендона, его больной дочери и улечу с Миланой, осознавая, что её рука покоится в моей.
Переступая с ноги на ногу, в нервотрепке, раздражённо стиснув зубы, я слышу за спиной томный женский голос.
— Джексон! О, Джексон! — Находясь в состоянии экзальтации, Белла разводит телячьи нежности, обнимает, прижимаясь лбом к моей груди. В отсутствии бурных эмоций я непринужденно здороваюсь с ней, с деланой улыбкой, не выражающей взаимного ответа на ее открытые чувства. — Боже, я так тосковала, дорогой! — Я стараюсь отстранить ее от себя, отвергая сладкий дар, сворачивающий в узел желудок, желающий выбросить наружу рвотные судороги, и медленно отвожу от себя женские длинные, сиреневые коготки, цепляющиеся крепкой хваткой в мою повседневную одежду. — Ты бы знал, как я обрадовалась твоему сообщению! Любимый мой! Любимый!
Осчастливенная раньше времени, наскоком признается, как неистово ждала этого дня и уповала над скорейшим свиданием. Ох уж эти героические мечты юности! Но, увы, сердце ее вынашивает бесплодную блажь.
— Папочка так обозлился на тебя, что ты весь ушёл в работу, не приезжал к нам, я так молила его о прощении к тебе… но он всё равно не желает и словом заикаться, даже успел разочароваться в том, что доверил тебе компанию, которой он отдал лучшие годы своей жизни. — «Молила о прощение». Этому владыке неведомо прощать. Я принимаю ее слова с холодным выражением лица. Она причитает, поддавшись любовным бредням: — Как же я счастлива видеть тебя! Не могу! Сердечко мне метко подсказало, что ты презирал себя, высказав тогда, что нам следует отдалиться на время друг от друга! Ты скучал, скучал! А как я скучала… Ты любишь только меня! Уже завтра мы будем в Бостоне, уже завтра мы будем вместе жить и в сентябре отпразднуем свадьбу, — ликует она, с невероятным блеском жизни в глазах. — И тогда, тогда ты позволишь мне больше, чем объятия и поцелуи, ведь так, так? Я давно пылаю к тебе более страстными чувствами!
С виду и не скажешь, что эта девушка неизлечима больна психическим заболеванием, не поддающимся лечению.
Поразительный контраст воздействия на меня любви её с любовью Миланы. На первую — сердце восстает против, на вторую — костер загорается в груди. Одна возбуждает отвращение от нахождения с ней наедине в течение минуты, другая от одного лишь касания оставляет огненный след, возбуждая плоть. От той, что насыщена смелостью и разбрасывается с отвагой любовными словами, сама проявляет большую инициативу, хочется опрометчиво бежать, а к той, что глаза опускает и смущается, боясь раскрыть свои трепетные чувства, тянешься сам, как цветок к солнцу.
Тряхнув головой, повиновавшись невольному побуждению к правде, пока я не растерял храбрость, дабы прервать ее планы, которые она расписала в своей головке, и на которые я не поведусь никоим путём, вязким голосом начинаю:
— Белла, я тоже рад тебя видеть… Я действительно работал, как и говорил тебе, поэтому встреч раньше у нас не могло быть. — Она сияет, обдавая меня резким эфирным маслом лилии, от которого меня мутит. Сделав над собой усилие, в нескольких словах я описываю то, что рассчитывал ей сказать. Движимый смутным чувством, беспокойным взором я слежу за любыми изменениями ее ярко накрашенного лица и выведенных красной краской губ.
Не зарождая подозрения о моих истинных намерениях, она, за доли секунды помрачневшая, сделав шаг назад, отодвинувшись от меня, громко выражается, закрывая ладонями свое лицо:
— Это как же?! Нет! Не может быть! Снова дни без тебя? Мой Джексон, как же?! — охает она, впадая в отчаяние. — А свадьба? — Вызывает брезгливость это муторное слово. — Но мы же можем забрать твою маму из Сиэтла в Бостон. С нами ей будет веселее, — кажется, она предлагает с искренностью ту идею, к которой я заранее не пришел, и я зависаю на минуту в размышлениях, как отвести в сторону ее здравые мысли, но не подходящие под нашу ситуацию. — Будем всеми вместе жить дружной большой семьей. Твой брат с девушкой будет часто к нам приезжать!.. — Она бросается вслед за мечтаниями, повергая меня еще большему моральному чудовищному насилию.
«Ты убьешь ее откровенным признанием», — продолжает нашептывать мне совесть, заводя в тупик мысли.
«Нет! Я убью себя сам, если поддамся этому голосу нездоровой девушки», — подбадривает меня разум.
Через несколько мгновений, как только мозг обретает былую ясность, с клокотанием в груди я выношу слова, придавая им правдоподобное звучание:
— Нельзя! Нельзя допустить этого! — Насколько это возможно я стараюсь быть твердым в мыслях, но она к каждому моему слову прибавляет тысячу обрывистых причин, что будет так тосковать всё то время, что мы не будем вместе, и сердце ее не выдержит этого. Со взмахом руки я велю ей молчать и сам говорю ей прямо в глаза: — Её организм слаб, она нуждается во мне, понимаешь? — И присочиняю, подстегиваемый неописуемым страхом, что мой задуманный план может рухнуть в одно мгновение: — Отложим, Белла. Если я дорог тебе, если ты любишь меня, то тебе следует принять мое решение. — Я с неохотой прислоняю горячую ладонь к ее щеке, на которой поблескивает предмет женской артиллерии — румяна, превращающие каждую девушку в завидную особу, подчеркивая их индивидуальные черты лица с еще большей выразительностью, сводящих мужчин с ума.
Готовая расплакаться, со взглядом, полным неизбывной грусти, она взирает на меня и моргает в такт гулкому биению моего сердца.
Прерывающимся голосом, изобличающим смешанные чувства, (тягости от вранья и от боли, наносящей ей) я завершаю словами:
— Я обещаю, что как только положение вещей изменится, я непременно свяжусь с тобой.
Преисполненная жалостью и сердобольностью, Белла обнимает меня, я не противлюсь, и приговаривает, что будет ждать меня, ждать ежедневных разговоров и, уверованная в нашу в любовь, она не сомневается, что мы будем вместе.
С охваченным чувством, что солгал человеку, который не только обогатил мою компанию значительным внешним ядром, продвинув инновационную интерьерную составляющую, но и пробыл со мной столько лет, отдав свое время, настойчиво терпел хладнокровность, воспылавшую во мне, свирепость, зло, которое я часто срывал на неё, будучи недовольным работой сотрудников да жизнью своей без той, которую так и не смог забыть, я тороплюсь к месту проведения конкурса. Я виноват перед нею. Я давал пустую надежду, звучащую только на словах. Внутри я искренне раскаиваюсь, что допустил проявления любовных чувств с ее стороны, которые следовало сразу же прекратить, обозначив исключительно дружеские отношения.
Сокрушенно вздыхая, я нагромождаю себя, что отчасти моя ложь прозвучала не без оснований. Если бы я враз признался, то вмиг бы стал уничтоженным, поджидающим меня нанятым лицом Брендона. И как бы ни было в эту минуту гадко на душе от своей противной лжи, которая уже несколько недель кажется мне единственным выходом из моего положения, я не должен дать этому чувству позволить так глубоко проникнуть в меня, чтобы я не смог связать на сцене и двух слов, плотно заученных мною.
С основополагающей мыслью о «побеге», я возвращаюсь в театр, едва пробираясь через кучи гостей, стремящихся в зал, и одновременно озираясь, в страстном ожидании того, кто заполнит пустоту в груди Миланы. Ощутив секундное сомнение, что он не найдет дорогу, я сразу же расшевеливаю себя мыслью: «Он пересек такой океан препятствий, что тот, в котором он плавает сейчас, ему еще как по силам». А я лишь только на пути к такому океану. И был бы этот день менее трудным, если бы не одно дело важности лежало на моих плечах.
Сегодня театр полон толпами детишек с розовыми носиками и умильными глазками — их около двухсот. Целые группы принцев, принцесс, графов, королей, маленьких балерин, злодеев, волшебников, магов и героев самых разных детских сказок бегают среди этих стен. Бросишь взгляд — мелькают светлые головки, покрытые бантами с пестротой костюмов, с самыми необычными оттенками, ворохом лент, шелка, бархата.
Открытые шеи и плечи маленьких особ, сияющие непорочной белизной, олицетворяют всю ту зарождающуюся девичью девственную красоту, обволакивающую чарами мужские сердца, бросающиеся в бездну романтических грёз и сладострастия. Ничто так не пленяет, как нетронутая зарождающаяся звезда! Мужчина, отдавшись этому чувству, становится рабом этого целомудренного ангела. И даже самому холодному, с неровным характером и напыщенному гордостью типу неподвластно закрыться и не рассыпаться от прельщающих обаяний.
Эта живая картина, созревавшая столько лет, заводит в долины рая, поблескивая в лунных лучах, вбирая в свои очи стрелы, пуляющие ею при взорах, лишая мужскую половину рассудка.
И как полны робости мужские прикосновения и ласки к безукоризненному влюблённому телу, не знавшему минуты блаженного забытья, когда разум уходит в дремоту и подчиняется сердцу, вспыхивающему от неведомых восхищений. Роковая красота до того неблагонадежная, что обостряет все утихшие страсти и сжимает сердце в буйном пламени. Как низко и бесчеловечно, когда мужчина подчиняется необузданным страстям и, жаждущий удовлетворить сгорающие от желания чресла, по безумию сотворяет это с невинным существом, отнюдь не испытывающим к нему никакого влечения!.. По наитию порочной силы он не только убивает свое имя, но и напрочь умерщвляет безгреховную юницу.
Наша команда дизайнеров во главе с Марком и швеями, родившимися с золотыми руками, воплотили обмундирование по стилю ушедших эпох XVIII–XX веков. По предложению Ритчелл для возглавляющих дефиле — нас с Миланой — также были изготовлены костюмы. Милана облачится в роскошное одеяние из тяжёлого бархата в кремовом оттенке, с пышными рукавами, декольтированное, с корсажем, затянутым на талии до пятидесяти сантиметров, как это было в тогдашние времена. Благодаря кринолину, образуемому куполообразную присборенную нижнюю юбку, платье будет казаться гигантским в объеме. «И который раз я невольно буду вовлечён в усыпляющее рассудок пленение». На мне же будет чёрный фрак с рубашкой песочной окраски и главные два предмета, критикуемые мной, белые перчатки и черная шляпа с высокой тулью.
Для «Выпускного бала» юным барышням подготовлены очаровательные пышные платья с корсетами, юбками в виде колокол с несколькими слоями нижних юбок из синего, красного, изумрудного бархата, парчи с узорами и золотыми нитями, из ткани тафту с изысканным глянцем и из муара с завораживающими переливами. Убранства, украшенные широкими воланами, с рюшами, драпировками, защипами, атласными бантами сзади, кружевными рукавами до середины плеча, с оборкой, шлейфом, искусственными цветами, расцветающими на полотнах, поразят глаза, не сведущие модой. Подрастающие джентльмены наденут классические черные фраки с разнопестрыми жилетами и главный аксессуар — белые бабочки, опоясывающие шею.
Для «Маскарада» пошиты яркие карнавальные костюмы, выжигающие очи, — стоит только обратить на них взор. Женская половина принарядится в гламурные платья цвета фуксии, охры, бордо с игривой отделкой перьев по нижнему краю и по рукавам с добавлением в образ вееров, сделанных из живых цветов — нежно-розовых орхидей (такое пожелание прозвучало от первенствующей модели, моей модницы). Рота гвардейцев кардиналов Ришелье23, в лице меня, соберется из другой десятки детей. Разучив свои роли, с чинными манерами парнишки выйдут на публику в карминно-красных плащах-накидках, украшенных на груди, спине и рукавах серебристыми крестами, одетых поверх белой рубахи с широкими рукавами, окаймляющих кружево, с большим белоснежным воротником. Широкополая шляпа с белыми и черными перьями, ботфорты и шпага восполнят образы настоящих солдат.
— Джексон, где ты ходишь? Мы успели три раза прорепетировать без тебя. Но я, я, чувствую, что мы не готовы, нужно еще раз повторить вальс! И наш танец! Боже! И тебе пора переодеваться! Уже совсем скоро начнется. Мы выступаем вторыми! Толпа собирается. Ряды почти все уже заняты. Ты только посмотри, посмотри, сколько людей… — в быстром темпе, в переполохе, четко выражавшемся во всей ней, дребезжит она, наводя красоту на моделях.
«Она даже не спросит исход разговора с Беллой? И то лучше. Сию секунду во мне нет никакого желания обсуждать это».
— «Совсем скоро» понятие растяжимое, — без всякого умысла на упрек говорю я, уставший тогда, когда еще ничего не начиналось. — Впереди час времени. — Я беспокойно шагаю по длинной грим-уборной, думая, то об одном, то о другом. «Когда же этот день закончится, и мы взлетим на самолете ввысь».
С напряженным лицом Милана накручивает выступающим волосы, создавая волнистые длинные пряди, и надевает на каждую в зависимости от образа, занимаемого моделью, переливающиеся, золотые, серебряные венки, сплетенные из бутонов роз, янтарных листиков и лавровых веточек, кружевные диадемы и со сверкающими вставками самодельные ободки с живыми цветами самых разнообразных цветовых сочетаний от нежных розовых роз с бусинками до броских ярко-красных.
— Джексон, ты сидишь без дела. Займись-ка сервировкой парадного обеда. Нам выделили одну пустую комнату. Стол уже поставлен. Тайлер привез все угощения. И он попросил тебя перезвонить ему. — Глубоким вчерашним вечером мы пришли к мысли, чтобы независимо от результата выступления, устроить праздник детям.
— Как выступим, так и разложим всё. И я не компетентен в этих штучках, — отвечаю я, на что она недовольно щелкает языком и продолжает окликаться на зовущий её со всех детский зов. Ее волшебные руки завязывают красивые банты на девчачьих платюшках и застегивают им туфельки.
Поразмышляв, что отвлечься мне бы пошло на пользу, я добавляю:
— Я попробую накрыть стол. Только не злись!
Недовольная она кивает, не обратив головы ко мне.
Тайлер не отвечает, и я, весь на иголках, неохотно топаю накрывать стол. «Джексон Моррис стал подрабатывать официантом. Никогда не зарекайся, как говорится».
Раскинув скатерть, разрисованную разноцветными воздушными шариками, я расставляю бумажные одноразовые тарелки, чтобы по окончании из-за уборки мы надолго здесь не застряли и, припомнив, как это делается в ресторанах, помещаю рядом столовые приборы. «С какой стороны у тарелки лежит вилка? А с какой ложка? Официант из меня еще тот». Тянусь за пакетами, которые подвез Тайлер. Он что, скупил всю кондитерскую? Детям такое только во сне могло предвидеться. Уставляю праздничную поверхность тортами, пирожными в форме цветов — фиалок, роз, ромашек, гортензий, кактусов и других, названия которых мне неизвестны, а также традиционными эклерами, корзинками, капкейками с джемом, восточными сладостями (пахлавой, халвой, рахат-лукумом). Печеньями, мармеладом, пряниками и зефирами наполняю плетеную корзинку и ставлю её рядом с кувшинами горячего шоколада, какао и графинами фруктовых соков. В центр ставлю блюдца с сандвичами, лепешками с сыром, с мясом и пирогами с овощами. По двум сторонам располагаю пирамиды из фруктов: мандаринов, яблок, груш, бананов, персиков, абрикосов.
«Питера бы сюда».
За окном близится вечер, предвещая о подкрадывающихся часах перелёта. Мысленно надеюсь, что Брендон забыл обо мне, поэтому и не тревожил ни единым звонком, сообщением и своим приездом. Белла еще не успела вернуться домой и рассказать ему о моих скоропалительных планах?
Скоро наш коронный выход, и я иду преображаться в другого Джексона.