— В девять часов будь на месте! Чрезмерно пораженная, я не двигаюсь с места, не зная, что делать. В глазах — номер, который выкинула Белла. Вслед за размышлениями о положении, в котором мы оказались, и как подействовала правда на Беллу, в мозгу из ниоткуда возьмись всплывает фраза обманутой: «Одна добрая женщина сказала мне: «ТЕБЕ ИЗМЕНЯЮТ». Сопоставляю эти слова с бывшими словами близкого человека, в которых говорилось, что он найдет семью Гонсалес и выдаст всю правду о нас с Джексоном. Как же! Неужто это проделки матери, обезумевшей до полного отчаяния? Мама сплошь покрыта омутом зла. «Тот, кому всецело доверяешь и безгранично любишь, предаст первым, скрывшись под оболочкой невинности, — думала Луиза. — Они знают, куда больнее бить, филигранно покрывая нашу грудь густой сардонической пылью, посему и дышать тяжелее». «Я расскажу об этом Марку, вечером». Голова забита тем, что выданная в таком ключе правда о наших отношениях, может снабдить такие проблемы, которые мы не могли и предположить. — Милана, — выбивает меня из мыслей Александр, вбежавший в гримерную и, по всей видимости, знавший, где мы были с Джексоном, — вызывают всех. Сейчас назовут победителей. Мы появляемся на сцене, где выстроились уже все конкурсанты, кроме нас. Я гоняю свои думы. Главный мужчина, сидевший в жюри, взяв микрофон, считывает по листику: — Коллективно посовещавшись, мы распределили места таким образом. Для начала необходимо отметить, что всем участникам-детям мы дарим сертификаты в парк аттракционов и дельфинарий на их бесплатное посещение в течение года! — Звучат аплодисменты. — Третье место достается, — раздается барабанная дробь, — команде, сотворившей уникальные платья — амазонки! Им вручается золотая карта на бесплатное приобретение пяти комплектов брендовой одежды! — Хлопанье ладоней заглушает легкую музыку в зале. — Второе место занимают доблестные рыцари, показавшие нам основы фехтования прямо на сцене! И они заслуженно наделяются возможностью поездки на три дня в Сарагосу! Ставшие любимчиками публики, покорившие сердца вечной классикой стиля и танцев, Милана Фьючерс и Джексон Моррис!.. Думы о том, что Джексон сейчас с Беллой, бьющейся в истерике, меня настолько вводят в парализующее состояние, призывающее немедля ринуться за ними, что я слышу реплику о нашей победе с Джексоном, когда дети начинают громко визжать от радости и кидаются всем составом на меня. — Первое место по праву достается им! Вручаем экскурсионный тур по новогоднему Нью-Йорку! Максимилиан как член жюри, поднимается на сцену и, выдав призы двум другим победителям, подходит ко мне и с невероятным счастьем в глазах, чего встречала я за ним редко, распахивает свои объятия и целует меня в щеки. — Горжусь! — заявляет он, напрочь шокируя меня. — Я не сомневался в вашей победе! Это было поразительно! Гордость «Планеты стиля»! Я отделываюсь улыбкой, противоречащей моему внутреннему состоянию. Самое действенное средство, чтобы избежать лишние вопросы о себе, надеть улыбочку, замаскировав печаль. Глава 35 Джексон Догнав Беллу, бормочущую несвязные слова, из которых мельком слышны смертные проклятия, я стараюсь более спокойным тоном, когда сам пылаю от неудержимой грозности, убедить её, что струсил с признанием и жалею, что она так узнала обо всем. Я уверяю ее на то, чтобы мы остались в хороших отношениях и не желали друг другу зла, но, громко рыдая, до сей поры дрожа, как от лютого мороза, она разговаривает словно на чужом языке и ни одного разумного слова мне не удается поймать из её уст. Вцепившись за ее предплечья, я проговариваю ей в глаза, который раз, слова утешения, извинения за то, что нанес ей удар по сердцу, позволил в порыве гнева высказать не самые лучшие слова. Еле стоящая на ногах, превратившиеся в желатин, склизкий и неустойчивый, она вырывается с силой. Страшно разгневанный голос Брендона, подобный скрежету ржавого железного замка, раздается у самого уха: — Что ты сделал с моей дочерью, подонок? И вот я оказываюсь во мраке лицом к лицу. Рослая фигура, овеянная сигаретным дымом, захватывает в свои лапищи Беллу, охваченную лихорадкой с бредом, не реагирующей даже на мысли отца. — Отвечай же, чертов ублюдок? Почему она бьётся в судорогах? — Его пронзительный звериный вопль, пробегающий по костям, дает росту уродливой горбинки на его большом носу. — ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ, Я ЕЩЕ РАЗ ПОВТОРЯЮ? — вскрикивает он с гневным видом, внушавшим ужас, как только понимает, что дочь не подает ни малейшего вида на здравомыслящего человека. С лютой ненавистью к этому человеку, используя утонченную жестокость, я объясняюсь, сделав от них шаг назад: — Ваша дочь сама довела себя до такого состояния! Я не призывал ее к тому, чтобы она впала в безрассудство. Ей не дозволено, как и вам, нарушать мои личные границы! Она их нарушила, вот и итог… К тому же она когда-нибудь все равно бы узнала, что у меня не было серьезных намерений сплестись с нею жизнями. В глазах его — жестокое выражение. — Самое настоящее быдло! — И рассвирепев, как только конвульсивная дрожь с яростью начала возрастать у Беллы, изливает злость: — ТЫ У МЕНЯ ЕЩЕ КЛАНЯТЬСЯ В НОЖКИ БУДЕШЬ! Я НЕ СДЕЛАЮ ТАК, ЧТОБЫ ТЫ СДОХ БЕЗ МУЧЕНИЙ, КАК И ТВОЯ ЛЮБОВНИЦА! Возникает желание броситься на него с кулаком. Мое терпение истощается. Я не удерживаюсь и, обдав его угрожающим взглядом, вываливаю все сразу: — ПЛАМЕННОГО ПРЕКЛОНЕНИЯ ВЫ НИКОГДА НЕ ДОЖДЕТЕСЬ ОТ МЕНЯ! ВЫ ЛЬСТИВЫЙ И МЕРЗКИЙ ЧЕЛОВЕК! ВЫ МАНИПУЛИРОВАЛИ И ТЕРЗАЛИ МЕНЯ, ПРИНУЖДАЛИ К ТОМУ, НА ЧТО БЫ Я НИКОГДА НЕ ПОШЕЛ!.. — Подкрепляю свои доводы с гулко бьющимся сердцем так же грозно, как и он позволяет себе говорить со мной: — КАКОЙ ПРИМЕР ВЫ ПОДАЕТЕ ДОЧЕРИ?! НО Я УЗРЕЛ С ПОЛЧАСА НАЗАД, ЧТО ОНА ВСЯ В ПАПОЧКУ, ТАКАЯ ЖЕ НЕНАВИСТНАЯ И ПОЛНАЯ МЕСТИ!.. — ДА КАК У ТЕБЯ СМЕЕТ ТАК ЯЗЫК ПОВОРАЧИВАТЬСЯ?! — орёт, как настоящее животное. — ТЫ НИЧТОЖЕСТВО В МОИХ ГЛАЗАХ! ДОКАТИЛСЯ ДО САМОГО НИЗКОГО УРОВНЯ, РАЗ СМЕЕШЬ БРОСАТЬСЯ ЕДКИМИ СУЖДЕНИЯМИ НА ТОГО, ПЕРЕД КЕМ СЛЕДУЕТ ПОВИНОВАТЬСЯ! — И растопырив ноздри, указывает: — ТЫ ЛИШИЛ СЕБЯ ВОЗМОЖНОСТИ БЫТЬ С МОЕЙ ДОЧЕРЬЮ И РУКОВОДИТЬ КОМПАНИЕЙ! — «Больно нужно». — Контракт расторгнут! Долг повелевает предъявить к тебе самые жесточайшие меры! — безапелляционно судит он. В несколько секундах тишины между нами с ноткой ласковости, во взбалмошном состоянии, он хлопает по щекам дочь, говоря в два тона тише: — Доченька, приди в себя, доченька… Ты узнаешь папочку? — П-аапа, — молвит жалобно она, что Брендон всё своё внимание уделяет ей, — убей её! Она убила нашу любовь и должна быть наказана по заслугам! — Никакой любви не было! — угодливо подхватываю я. — Доченька, доченька, — убирает волосы с её лица, — мы всё сделаем так, как ты скажешь. Держись, только держись! — А ОН! — Она указывает на меня. — Был с ней… С НЕЙ-Й-Й-Й… — заикается, что последние буквы в слове проносятся, будто эхом в пещере. Какая-то сила ревности или злости лишает ее рассудка и она, поднося руки к груди, падает на спину в бесчувственном состоянии. И глаза ее проваливаются вместе с сознанием. Под раскаленным небом заходящего солнца, заволакивающим живой мир багряным покрывалом, являясь участником самого жестокого кино, кровь застывает в моих жилах. Брендон красный, как рак, стенает ужасающим голосом и без колебаний, ухватив ее, несет в автомобиль, переговаривая с личным врачом о скорейшем его приезде к ним домой. До того, как сесть в машину, он вымещает последние слова с угрожающим жестом: — Дрянь, я припомню тебе все издевательства над нами! Я запятнаю не только твою жизнь и репутацию, но и жизнь блудницы! За каждым шагом и за каждым твоим действием я слежу! Вякнешь о болезни Беллы или, если ее диагноз обострится, а здоровье ухудшится, я сам тебя предам земле! Вот и положено начало этой битве. Тайлер и Питер уговаривали меня быть снисходительным к нему, вымолить еще один шанс на изменение условий, но… все сделалось так, как, видимо, должно было быть. Белла узнала о моей лжи и, несмотря на то, что я и Милана в наибольшей опасности, нежели были, словно один из тяжелых камней спустился из моей души наружу и рассеялся по воздуху. «И кто же за добрая женщина подсказала ей путь к истине?» Мир полон людей, олицетворяющих нравственное уродство, которое выдает их глубокие дьявольские душевные пропасти. Скрупулезно пряча мотивы под ухищрённым взглядом, они влезают в душу с помощью тонких техник лести и фальшивой отзывчивости, повышая свой энергетический уровень, позволяющим им жить. Они питаются этим. У них своя биологически пищевая цепочка. Настоящие пламенные твари, обитающие среди мирян. Как я мог поверить Брендону, Белле? Они темны, темны со всех сторон. Что стало управляющей мыслью во мне, раз я счел её за свою девушку? В ней не любовь, в ней — зло. Я — глупец, который смог поверить в ее доброе сердце. Человек, кричащий о любви, располагая при этом ненавистью к другому, двоедушен. Раскрыв искусственность таковой души, с быстротой молнией бежать нужно от неё. Нет в ней любви. Растленные не умеют любить. Обогащенные талантом актера, они лишь умеют играть любовь. Их легко раскусить, узрев, что любовь-то для них нужна ради выполнения их цели, и смотрят-то они даже не на внешнюю личину, а на сокровищницу монет, обладающих жертвой. Я ломаю голову, не зная, что отныне будет стоять на повестке каждого дня. Сознание выискивает средства на спасения. Пораскинув мозгами, я мучительно тешу себя только одним и тем же выходом — побегом. Глава 36 Милана В спешке, накидав в сумку вещи, которые я брала с собой, запыхавшаяся, я опрометью выбегаю и лихорадочно оглядываюсь по сторонам, ища глазами Джексона. И след его простыл. Догорают последние отблески заката. Свежий воздух оживляет меня. «Решил отвезти Беллу домой?» — размышляю я, ощупью обнаруживая в сумке жужжание телефона, источника, который оповестит меня либо о том, где находится Джексон, либо о новых осложнениях моей жизни. Перекопав содержимое моего «мешка» со всей одеждой и средствами, позволившими мне на выступлении выглядеть на соответствующем уровне, сгладить неточности на лице и привести в порядок волосы, я прижимаю к уху телефон. — Милана, это Анхелика. — Ее голос с момента последнего нашего разговора стал более поникшим. — Здравствуйте, — настороженно говорю я, на одном дыхании, — есть новости по поводу Даниэля? — бросаю, придерживая не закрытую сумку между ног. — Приезжай, — мертвым голосом выходит из ее уст и моё сердце пускается вскачь. Непослушными пальцами я уведомляю Джексона: «Все в порядке? Я еду к бабушке и дедушке Даниэля. Им нужна моя помощь. Где ты сам?» Незамедлительно приходит ответ: «КТО ТЕБЕ РАЗРЕШИЛ? ЧТО ЗА ДЕЛА? МИЛАНА!» «Джексон, прекрати. Я должна там быть». «НЕМЕДЛЕННО ВОЗРАЩАЙСЯ ОБРАТНО». Со вздохом пишу: «Я должна там быть. И я помню о нашей встрече». «Я буду ждать тебя. Не опаздывай». Мысли перевернулись в другую сторону. Даниэль. «Правда. Правда. Правда», — мигает строка в мозгу. Нет. Сначала я узнаю, что с ним, а уже затем я осмелюсь признаться ему во всем. А что, если он… уже… Слуха достигают слова, задерживающие насущные рассуждения с самой собой: