– Не успеем ведь, – Серке откинулся назад. – Кокжал поутру здесь будет. – Ежели вся деревня подсобит, успеем, – заверил Ерофей. Но когда пришли к Абдикену, старик не желал слушать. – Идите своими дорогами, не ошеломляйте мой ум бесплодными грезами, неразумные мальчишки. Оставьте нас помирать. Вы уже и так от Кокжала бегали, вам не привыкать. – Абдикен-ата, зачем говорить такие слова? Мы вас не оставим. У Ереке есть план, как справиться с Кокжалом. Но старейшина заупрямился. Начал слушать предложения по защите аула, а потом прервал на полуслове. – Значит, вы предлагаете старикам и женщинам работать, как ишакам, а вы будете командовать? Как у вас совести хватило, порождения иблиса? – Абдикен-ата, послушайте меня… – Мы вас кормим и поим, на одного вашего верзилу по барану за раз уходит. А вы, несносные юнцы, предлагаете нам трудиться до седьмого пота, пока вы будете лежать в тени, да обезобразит Аллах ваши бесстыжие лица? Сасыкбай сидел рядом, подливал масла в огонь: – Насколько хорошо вы нас защищаете, мы ощутили, когда потеряли Жугермека. Меткий удар ниже пояса. Ерофей готов был сквозь землю провалиться. – Кто старое помянет, тому глаз вон, – ответил Серке. – С чего взяли, что мы будем стоять в сторонке? Все основные работы, конечно же, за нами. – А мы просто будем помогать? – Ну конечно. Вы меня знаете, ата. Если я взялся за дело, то обязательно доведу его до конца. Абдикен задумался. – Если так, тогда, думаю, мы можем… В это мгновение в кибитку ворвался старик. Притащил с собой за руку девушку. С длинными черными косами, большими заплаканными глазами. Напуганная и грациозная, аки газель. На шее смятый красный платок. А следом вошел Атымтай. Серке сразу нахмурился. – Эй, Абеке, – закричал старик. – Это уже никуда не годится. Разве я не предупреждал, чем это кончится? Погляди-ка, что натворил этот нахал! – Что случилось? – спросил глава аула. – Он сорвал платок с головы моей дочери. Серке покраснел от ярости, даже в сумерках заметно. Видать, тяжко согрешил вьюнош. На родной стороне Ерофея, в царстве Московском, покусителей на честь дочерей тоже не жаловали. – Я думал, это та самая старушка, что на меня обзывалась, – пробормотал Атымтай. – Хотел убедиться. А там оказалась… Девушка прикрывала лицо широким рукавом. – Задета честь моей семьи, – бушевал престарелый отец. – Будь здесь братья Гайни, они бы проучили этого несносного нахала. Молодой нахал меж тем совсем сжался под гневным взором Серке и твердил: – Мне нет оправдания. Абдикен поднялся с низенького стула. Рядом встал Сасыкбай. – Серке, я хочу, чтобы духу вашего завтра утром не было в моем ауле. Прощай. Да наставит вас Аллах на прямой путь. Если бы я не знал твоего отца Борибай-батыра, я бы прогнал вас прямо сейчас. Серке молчал, склонив голову. Потом глухо ответил: – Прими мои извинения за случившееся, Абдикен-ата. Повернулся и быстро вышел из кибитки. Ерофей и Атымтай следом. В кибитке ругались старики и плакала девушка. Когда Ерофей улегся спать на кошму, сразу не уснул. Вот ведь горячий народ здесь, однако. Вроде мудрые, повидавшие жизнь люди. Завтра явятся лиходеи Кокжала, и сорванным платком дело не закончится. Обесчестят всех девушек аула. Московит зевнул. Ну дак что ж поделать? Каждый человек сам выбирает свою судьбу. Проснулся на рассвете. От неясного шума. Что-то происходило снаружи. Неужто бандиты пожаловали? Схватил бердыш, да и выскочил из кибитки, как был, в исподнем. Светало. Весь аул шевелился разнородной работой. Стучали топоры. Скрипели повозки. Ржали кони. Старики и ребятишки копали землю. Мимо прошли старухи, тащили на плечах бревно. Одна сердито проворчала: – Прикрылся бы, бесстыжий. Вас там на севере приличиям не учат, что ли? Серке издали помахал ему, подзывая к себе. – Ереке, посмотри, как колья в землю упрятали. Достаточно незаметно? Или еще травы добавить? Ерофей заскочил в кибитку, быстро оделся. Побежал на помощь. Вот ведь народ. Не могли пораньше разбудить, нелюди. Глава 11. Стычка К утру вокруг аула вырос тын. Ров выкопали неглубокий, людей и времени мало. Зато укрыли хорошо. Издали ни за что не разберешь. Выпили поднадоевшего кислого молока, сели в тенечке. Старички да детишки в кибитках скрылись, на кошме отдыхать. Беррен, неугомонный, взялся за ножи, принялся кидать в ствол дерева. Да еще и повизгивал ликующе, всякий раз, как в цель попадал. Кармыс поглядел на товарища, почесал спину, больную после ночных трудов: – Ох, и заноза же ты, в заднице, Беррен. Посидел бы немного, отдышался, что ты глаза мозолишь? Но Беррен не обратил внимания на стоны лучника. В очередной раз кувыркнулся задом наперед, радуясь точному попаданию. – Ишь ты, молодец какой, – подивился Тауман. Почесал щенку пузо, покачал головой. – Заки, ты так сможешь? Душегуб поглядел на Беррена, тонко усмехнулся. И заявил во всеуслышание: – Да я с закрытыми глазами, и то лучше кину. Беррен перестал метать ножи. Нахмурился, подал ножи убивцу. Замычал проникновенно. Дескать, давай, дерзай, ежели такой меткий. Заки глаза прикрыл, ножички на руке взвесил. Помедлил самую малость, да и ухнул клинки в злосчастное дерево, одно за другим. Да только все наперекосяк пошло. Первый нож, положим, в дерево угодил. Правда, выше гораздо, чем надо. А вот другой и вовсе отлетел. Рядышком с Ерофеем в землю воткнулся. Еще и в земле чуток колыхался, треклятый, в дрожь вводил. Засмеялся Тауман. Беррен еще раз кувыркнулся, а Кармыс заметил: – Эх, а я хотел было на тебя свой табун поставить. Так уверен был. Великан сказал: – Нет у тебя табуна, как ты на него спорить можешь? Взъерепенился Кармыс. Нахохлился, тощая фигурка ощетинилась уголками рук и ног. – То есть, что значит нет? Что же, по-твоему, слово Абдикена меньше навозной жижи стоит? Не даст ничего, обманет, как ребенка? А Таумана, как назло, бес противуречия сегодня одолел. Великан поднял толстый перст с волосиками посередке и грязным ногтем. – Моя бабушка говорила, не дели шкуру неубитого барана. Что будет, ежели нас Кокжал одолеет? Ты думал об этом?