Ну, это уже слишком. Закряхтел московит, закашлялся. Заторопился: – Спасибо, конечно, но мне идти надо. Подскажи-ка, где Заки лежит? – В крайней юрте, рядом с Ултараком, – махнул рукой Атымтай. – Только вы не уезжайте, Ереке, пока на нашей свадьбе не погостите. Обещаете? Ерофей кивнул поспешно, и заковылял прочь. Лишь бы не смотреть в глаза парню. Завернул за кибитку, споткнулся, чуть не упал. Рядом блеяли бараны. Остановился отдышаться. Постоял, пошел дальше. Добрался до кибитки, где лежал Заки. Вошел. Тайных дел искусник уже вполне оправился от ран. Сидел за низким круглым столиком, писал на бумаге. Кибитку слабо освещал легкий огонек в очаге. Увидел Заки гостя, свернул письмо, убрал подальше. – Чего явился, северянин? Ерофей уселся за столик, подогнул ноги под себя. Выложил шкатулку. – Тут такое дело, Заки. Завтра нам с татями биться. Скорее всего, ляжем здесь все костьми. Заки кивнул. – Очень может быть. – А раз так, то я не смогу просьбу одного человека выполнить. Он перед смертью с меня слово взял. – Какую просьбу? – спросил Заки, глянув на шкатулку. – Доставить сию вещицу в Чач-град, его дочери. Это купец был, я его караван охранял. Не доглядел, вот он и помер. – Понятно, и что дальше? – Ну как. Ты же тоже в Чач-град собирался. Помнишь, говорили как-то? Забери шкатулку с собой, отдай кому нужно. Заки поднял брови. – А почему сам не отдашь? Ерофей покачал головой. – Как я отдам? Завтра бой, мне голову снесут. А ты человек ловкий, как погляжу. Наверняка уцелеешь. Вот и прошу тебя. Усмехнулся Заки. – С чего взял, что я выживу? Может быть, это я погибну, а ты жив останешься? – Я тебя видел в деле. Аки тень, проскользнешь. Нет, уж коли кто и выживет, только ты. Заки продолжал улыбаться. А потом усмешка погасла, спросил тихо: – Давно ли ты похоронил себя заживо, северянин? Что так помереть торопишься? Ерофей ответил, чуть помедлив: – Я мертв с тех пор, как семью потерял. А после Кармыса и Сасыкбая и вовсе жить не охота. Поглядели друг другу в глаза, помолчали. Кивнул Заки, опустил взгляд, задумался. Лоб наморщил. – Твоя вера в меня похвальна. Однако всяко бывает. Если я завтра помру, а ты жив-здоров будешь, отдай это письмо советнику хакима Чача Макуд-беку. И вынул письмо обратно на столик. – Хорошо, – согласился Ерофей. – А ежели ты уцелеешь, отдай шкатулку дочери купца Рузи. – Договорились, – кивнул Заки. – Открой шкатулку, дай взглянуть, чего там. – Зачем? – удивился Ерофей, – Какая тебе разница? – А затем, северянин. Мало ли что внутри. Вдруг мне за нее кожу сдерут. Не боись, я тебе письмо тоже дам почитать. Пожал плечами Ерофей. Повертел шкатулку. Внутри гремели и перекатывались камешки. Драгоценные, видать. Недаром их купец полжизни собирал. Ключа не было. Вытащил московит кинжал, повертел в замке. Хрустнул металлом, взломал. Поднял крышечку. И в самом деле, камешки драгоценные, золотые серьги да колечки. Полна шкатулка. Немалое богатство. – Ого, – Заки потрогал камешки. – Твой купец богатый человек был. А это что за письма? На дне, под богатствами, лежали бумаги. Достал их Ерофей, перебрал. Пробормотал: – Видать, переписка по торговым делам. Письмо от банковского дома Сальвиати из Венеции, донесение от помощника из Герата на незнамом языке, записка от новгородского купца. А это что? Письмо от окольничего Лихноводова! Откуда оно здесь? Развернул бумагу, прочитал. Не поверил тому, что написано. Отставил в сторону, протер глаза. Снова прочел. В груди сперло, дышать невозможно стало. Захрипел Ерофей. Буквы расплывались перед глазами. – Ты чего, северянин? – спросил Заки. – Что там, в письме? Посмотрел на него Ерофей, как впервые увидел. Схватил за ворот, встряхнул. Закричал, что есть силы: – Сын мой жив! Жив остался! В Москве меня ждет. Глава 16. Схватка Когда Ерофей вышел от Заки, не сразу понял, где очутился. Утро настало. Солнце еще не показалось. Только небо на краю степи посветлело. Аул уже начал просыпаться. Около кибитки напротив две женщины развели костер, готовили завтрак. Мимо прошла старуха с торбой на спине. Тряхнул Ерофей головой, опомнился. Пошел к солнцу, ибо на месте не устоял. Жив остался сынишка, жив Саввушка. А ведь как истово сокрушался Лихноводов, как убивался. Уверял, пес шелудивый, в смерти мальчонки. И ведь проведать нельзя было, упокоенных от мора не разрешают смотреть. Остановился Ерофей. Потому как на Серке наткнулся. – Ты куда подевался? – спросил батыр. Под глазами темень, скулы заострились, усы опустились. Опять не спал. – Мы хотим откочевать по течению реки. Скот пустить в одну сторону, самим в другую уйти. Тут уже не до овец, людей бы спасти. – Сын у меня отыскался, – ответил Ерофей. Обнял батыра, снял с него шлем, поворошил волосы. – Понимаешь, Серке, сын! Он в царстве Московском остался. Выжил, оказывается! Серке открыл рот. – Вот оно как складывается. Поздравляю, Ереке! Тебе теперь помирать никак нельзя, получается?! – Ну конечно. И это, не надо никуда убегать. У меня пороха навалом осталось. Устроим супостату хлопушки гибельные, я знаю, как надо делать. А еще огненную западню соорудим. Разом всех положим. Заморгал Серке усиленно, вдумывался в слова услышанные. А как сообразил, заулыбался. Кончики усов вверх пошли. – А ведь и вправду, дело говоришь, Ереке. Может сработать. Что ж ты раньше молчал, тихоня? – Раньше у меня сына не было. А сейчас опять появился. Потащил Серке московита за собой, пороховые шумихи делать. Шел Ерофей по аулу, да с Марфой говорил потихоньку. Только губы шевелились. "Ты уж прости меня, голубушка. Не скоро теперь увидимся. Поеду я скоро на сторону родимую, сына забирать".