И улыбался тонко-тонко. Совсем забыл, как сие делается. В кибитке, где ночевал, принялся за изготовление пламенных забав. Серке под ногами путался, поэтому отправил батыра куда подальше. Насыпал пороху положенной меры, камешки да гвозди приготовил. Уложил потихоньку в глиняные горшки, принесенные старушкой. – Когда вернешь-то посудины? – поинтересовалась бабка. – После драки вашей? Посмотрел на нее Ерофей, вздохнул прегрустно, постарался сдержать улыбку. – Да, – и кивнул. – После боя приходи. – Вот еще, – проворчала старушка, уходя. – Тебе надо, ты и приноси обратно. И смотри, не забудь. Я за посуду купцу целого ягненка отдала. Закупорил горшки накрепко, только запальные веревы оставил. В масле жгуты извалял, должны теперь тлеть неугасимо. Вышел из кибитки с охапкой метательных бомб. Постонал чуток, легонько так. Все-таки ребра и спина болели жестокосердно. Ногу подволакивал. Голова гудела. Неподалеку Серке с приятелями сидели. Разложили оружие и доспехи. Готовились. Подошел к ним Ерофей. Выложил горшки на траву. Пять снарядов зажигательных получилось. Осмотрели соратники хлопушки. Только Тауман в стороне остался. Обгладывал кость баранью. – Эти штуки и впрямь кучу врагов положат? – усомнился Атымтай. – Больно маленькие. – Если удачно попадут, нам вообще работы не останется, – заверил Заки. – Я их видел в деле, в Стамбуле. Хорошую штуку придумал, Ереке. Чего это я и сам забыл о бомбах? – Тут в другом затруднение, – ответил Ерофей. – Как их послать неприятелю? Обычно для этого бомбарды наличествуют. Или катапульты. – Тауман забросит, – решил Серке. – Ну-ка, пойдем, дружище. Посмотрим, докуда достанешь. Оторвал недовольно заворчавшего великана от трапезы, повел камни кидать. Ерофей с ними. Вышли за ограду. – Вон там и там заросли возвели, видите? – ткнул пальцем батыр. – Широким кольцом уложили. Кусты, щепы, трут. Бараний жир добавили. Стрелами поджигать будем. Кивнул Ерофей. – Добро. Тауман поднял булыжник, весом равный горшку с порохом. С ревом швырнул в степь. Вышло неплохо. Как раз в центре огненной засады. – Подходяще, – опять согласился московит. Вернулись к товарищам. Тауман вперед убежал, яства успеть доесть. Когда подошли, Серке заметил: – Тауман, ты бы оружие почистил, что ли. Одно на уме, как бы пожрать. Великан отмахнулся. Рядом стоял Ултарак, покачал головой. Наклонился, принюхался. – Эй, малыш, ты чего тут уплетаешь за обе щеки? Это мясо со вчерашнего дня на открытом воздухе стоит, испортилось вроде. – Ничего не испортилось, – пробурчал Тауман. – Отличное мясо. Ултарак махнул, подошел к Серке. Спросил, куда скот прятать. – Не знаю, это уж вы сами решайте, – ответил батыр. – И не мешайте, дайте подготовиться к бою. Взял меч, принялся затачивать острие. А Ерофею вдруг туго на сердце стало. Давно с ним такого не было. Обернулся, посмотрел на друзей. Серке с Ултараком разговаривал, руками чертил в воздухе линии. Видно, план боя разъяснял. Тауман кумыс из бурдюка пил, молочная струйка текла по подбородку. Заметил взгляд московита, подмигнул. Беррен саблю затачивал, и без того острую до нельзя. Заки спиной сидел, кинжалы метательные по карманам совал, арбалетные болты рядом кучкой лежали. Атымтай в сторонку отошел. Гайни к нему пришла. Взял девушку за руку, горячую речь произносил. В любви вечной признавался, конечно же. Поодаль отец девицы стоял, угрюмый, но сдержанный. Ждал, пока доча с любимым попрощается. Запершило в горле чего-то. По спине холодок пробежал. Удастся ли супостата погромить сегодня? Или одолеют защитников? Лягут все эти достойные люди в землицу, кровушкой ее напоив. Давно уж не боялся ничего Ерофей. Все нипочем было, потому как смерти жаждал. А вот теперь, когда Савва обнаружился, трепетало сердце. Жаль помирать, сына не повидав. Подошел к Каурке, прижался к теплому лошадиному лбу. Спросил шепотом: – Скажи, милая, чем окончится сеча? Победим али проиграем? Верная подруга молчала, даже ушами прясть перестала. И вдруг замычал Беррен громко. Обернулся Ерофей. Воин стоял, мечом в степь указывал. Там из-за гряды холмов всадники показались. Много, ох, много. Кажется, всю степь заполонили. Началось. Закричали в ауле, забегали. В доспехи Ерофей уже успел облачиться. Только шлем остался к седлу приторочен. Протянул руку, взял его из седельной сумы. Надел на голову. Глянул в степь. Разбойники быстро приближались. Ерофей бердыш за спину закинул, в правую руку пищаль взял. Сумка с зарядами на поясе висела, да толку, пороху на два выстрела осталось. Взял обеих лошадей за уздцы в левую руку, пошел к проходу. Навстречу женщины бежали, назад, вглубь аула. Серке, наоборот, обогнал, вперед ушел. Рядом сутулые старики поспевают. Шел Ерофей и губами шевелил. Тихонько так. "Обращаюсь, к тебе, Создатель сего мира. Давно уж не разговаривал я с тобой. А сегодня говорю, ибо готов вернуться к тебе. Я грешником был, людей калечил и убивал, друзей предавал и ради злата бросал. Из-за грехов своих потерял семью. А вот теперь вновь обрел сына, и снова ты его забираешь. Ибо сегодня я могу положить живот свой здесь". Беррен и Атымтай к проходу побежали. А Заки куда-то подевался. Перестал Ерофей шептать. Громче заговорил: – Но не могу я сейчас бросить этих людей, потому как дал слово защищать их. И слово мое – это то, что только и осталось у меня. И пожалуйста, Создатель, коли сегодня я здесь останусь и погибну, то пригляди, пожалуйста, за моим сыном. Рядом Тауман протопал. Гигантская палица в правой руке, левой за живот держится. Горшки с порохом веревкой стянуты, на плече висят. – И еще, Создатель, прошу, дай мне храбрости. Дай силы устоять перед натиском ворога, дай мужества погибнуть достойно с оружием в руках. Ибо для этого я был рожден и для этого прошел весь этот путь, – сказал Ерофей, подходя к вратам. – Потому как готов я погибнуть сегодня не просто так. Я готов погибнуть за то, что было хорошего и плохого в моей жизни, за то, что есть и за то, что будет после меня. И коли не увижу я завтра рассвета, да будет воля твоя на то, Создатель. Подошел к выходу, проскользнул меж раздвинутых арб наружу. Лошадей внутри оставил. Слышал Серке его молитву. Кивнул, меч на поясе поправил. Кошму постелил, тоже на колени опустился. Голову к земле опустил, молитву басурманскую читать начал, истово прося помощи у Аллаха. Никогда не думал, что батыр на Всевышнего уповает. А когда закончил Серке молиться и поднялся, тати уж близко наехали. Остановились там, где стрелами не достанешь и огненного капкана не устроишь. Почти скрылись в клубах желтой пыли. Кокжал выехал вперед. Доспехи делали его еще больше. Глыбой на коне сидел. На круглом лице окровавленная повязка. Крикнул: – Как поживаете, друзья? – и рукой помахал.