– А кого же еще? Кого еще мне об этом спрашивать, если с твоим появлением, она и перестала, как ты говоришь, выходить на свет Божий? – Так ты меня винишь во всем этом? Закричал Альфред. – А что, есть кто-то другой, кто изменил её жизнь и сделал невыносимой? – Понятно, теперь ты всегда будешь винить меня во всех грехах смертных, ссылаясь на моё прошлое. Но разве тебе не могло прийти в голову, что я мог измениться и стать другим? – Ты? Другим? Сказал я и злобно рассмеялся ему в ответ. – Если ты не веришь мне, то почему тогда не спросишь её саму, почему она так себя ведет? Я хотел лишь сделать как лучше,– сказал Альфред, вдруг усмирив свой тон голоса, но только я уже не мог остановиться. – В общем, так, Альфред, оставь её в покое. Займись своими делами и не смей к ней приближаться, иначе, я за себя не ручаюсь. – Ты угрожаешь мне? Ехидно произнес он. – Я предупреждаю тебя, но в первый и последний раз! Остановив на нем жесткий взгляд, произнес я. После этого разговора, я заметил, что Альфред, большую часть времени стал проводить в библиотеке, о чем-то усиленно размышляя и запивая все это стаканом виски. Тем не менее, как сообщил мне Дерк, Альфред перестал появляться возле комнаты Миранды. Прошло несколько дней, как произошло следующее… Глава 27 На днях Альфред сообщил мне, что в ближайшее время покинет отчий дом, потому как чувствует, что здесь ему не особо рады, да и вообще, мол, он здесь загостился, поэтому пора бы, как он с ехидством заметил, и честь знать. Все это действовало на меня странным образом. С одной стороны, я думал, что после отъезда брата все изменится и все вздохнут спокойно. Жизнь вернется в прежнее русло, а я, как и прежде продолжу свою работу в лаборатории. С другой стороны, я думал, а что если я ошибаюсь насчет него и он действительно, изменился за эти несколько лет? Ведь нас, как ни как, связывали кровные узы и он, был единственным моим братом. К тому же, у меня не было никаких доказательств на руках о причастности Альфреда к каким-либо злодеяниям, происходящих в семье. Тем не менее, все еще беря во внимание его прошлое, те поступки, которые едва ли поддавались логике, мне было трудно поверить в то, что он смог измениться за эти годы, хотя он и убеждал меня в обратном… Несмотря на все эти проволочки, моя работа в лаборатории продолжалась. …Как только я ступал на её порог, а он, можно сказать, был для меня святее всех святых, я тут же погружался в совершенно иной мир. Мир – далекий от человеческих страстей и жизней. Мир, где все погружается исключительно в науку, а именно – в исследования, где опыты и эксперименты, занимают большую часть жизни. Таким образом, процесс по оживлению мертвых организмов был запущен, оставалось только ждать. Это ожидание одновременно и пугало меня и в то же время поглощало все мои мысли и чувства, сказать иначе, я как сумасшедший, был одержим этой идеей настолько, что возможно, даже утратил эту существующую вокруг видимость реальности, по крайней мере, это происходило до тех пор, пока я не выходил из лаборатории. Но, даже когда я оказывался за её пределами, казалось, я все еще находился мысленно там. Было весьма тяжело сосуществовать в мире том и в этом – где совсем все по-другому. Думаю, так чувствует себя либо ученый, либо человек творческой натуры, самозабвенно погруженный в свои идеи, возможно, только они поймут меня… В один из поздних вечеров, а уже наступила золотая осень, я, вернувшись из лаборатории, погруженный в свои мысли, прошел в гостиную и увидел там Дерка. Казалось, что он заснул, сидя в правом углу дивана; голова его странным образом была откинута назад, а руки – расслабленно, лежали на диване. Я подошел к нему и позвал: –Дерк. Но он не отвечал, тогда я наклонился к нему и тронул его за плечо и тут, произошло то, от чего я замер на месте: он повалился на диван и, распростершись, упал навзничь. Я дотронулся рукой до шеи Дерка, приложив два пальца к его вене и, с ужасом застыл, Дерк был мертв. Экспертиза показала, что он умер от инфаркта. Я же не мог поверить, в то, что произошло. Ведь Дерк никогда не жаловался на сердце, он казался здоровым и крепким человеком, более того, он говорил, что все время вел активный образ жизни, в свободное время – занимался спортом и придерживался правильного питания, к тому же, Дерк не был еще старым человеком, поэтому мне трудно было во все это поверить. Спустя несколько дней, ко мне подошла Миранда. – Роберт, мне нужно поговорить с тобой. Я не в силах больше это держать в себе. Я не знаю, что мне делать и как быть дальше,– сказала она. – О чем ты? В удивлении глядя на неё, произнес я. – Я об Альфреде, – сказала она. Я знал, что мой брат должен был в ближайшее время уехать, но, по его словам, похороны Дерка заставили задержаться его. Он объяснил это тем, что тоже скорбит и не хочет оставлять нас в столь тяжелое время, хотя я и знал, что Дерка, Альфред с детства не мог терпеть. Он никогда не проявлял к нему столь учтивых чувств. – Что он сделал? Обратившись весь во внимание, произнес я. – Роберт, я боюсь, его. Я не знаю, как себя с ним вести. Его поведение очень странно. Нет, он не угнетает меня так, как было раньше, не унижает и не задевает, он ведет себя со всем по-другому. – Как? Спросил я, еще более насторожившись. – Я даже не знаю, как тебе сказать об этом, я боюсь ошибиться. – Скажи все как есть, Миранда, – произнес я. – Он, мне не по себе это говорить, но он ко мне, кажется, проявляет какие-то другие чувства. – И какие? – Он по-другому говорит со мной, при этом, у него странный тон голоса. Он постоянно просит меня выйти из комнаты и прогуляться с ним по осенним лугам или покататься на лошадях, пока тебя нет дома. Он упрашивает меня сесть и поговорить с ним, признается, что в детстве он был не справедлив ко мне и вел себя совершенно не разумно и что я, заслуживаю совсем другого отношения. И он… Он предлагал мне…. В это время нас отвлекли. Постучав в дверь, вошел посыльный и Роберт Нойелс, был вынужден прервать свой рассказ. Гонец сообщил, что в его лабораторию кто-то пытался проникнуть и что ему следует как можно скорее прибыть туда. Я тут же поднялся с кресла, поняв, что нужно откланяться и отправиться домой, так и не узнав продолжения этой истории. Роберт Нойелс, в это время, чем-то сильно взволнованный, поспешил в лабораторию. Всю дорогу, пока я шел к дому мистера Иствуда, я думал о том, что могло произойти в лаборатории Роберта Нойелса? Кто набрался смелости незаконно проникнуть туда, а так же зачем он это сделал? И вообще, что творится в этой лаборатории? Над чем сейчас работает Роберт Нойелс, вернее, что за открытие он хочет сделать и что скрывает от всех? К сожалению, нас прервали и он не успел мне рассказать, что было в этой истории дальше. Случись это, возможно, я бы мог установить цепочку во всем происходящем в рассказе мистера Роберта Нойелса и, в случае чего, прийти к какому-то выводу. Становилось холодно, поднялся северный ветер и сейчас, он, с особой жестокой силой трепал ветки деревьев, обрывая с них последние сухие листья. Я поднял ворот пальто и, плотнее укутавшись, ускорил шаг. Я добрался к дому мистера Иствуда ближе к полуночи, там меня снова ждал промозглый холод и чтобы добыть себе тепло, мне пришлось приняться за дело, хотя я и был весьма уставшим. Итак, я затопил камин, достал бутылку коньяка из приличных запасов мистера Иствуда и тут же выпил полбокала, что бы согреться. Меня все еще не покидала мысль о том, что произошло в доме Флетчеров. Когда я, наконец, почувствовал, что внутри меня стало, приятно, расходиться тепло, а в комнате стало уютно, я сел в мягкое кресло с высокой спинкой напротив камина и засмотрелся на огонь. В тот момент, я все еще был настолько занят собственными мыслями, что совсем забыл о мерах предосторожности, которые совершал каждый раз по возвращении в дом мистера Иствуда. Так, как я уже и говорил, я каждый раз ставил возле кресла железную кочергу, а в карман брюк не забывал положить пистолет. На этот раз я не сделал ни того ни другого, а зря. Кто бы мог подумать, что может произойти этой ночью. Вскоре, я заснул, все еще ломая голову, над тайнами семьи Флетчеров, а точнее, над её ключевыми фигурами, где главную роль занимал – Роберт Нойелс, его брат – Альфред и Миранда, девушка, чье тело, так и не было обнаружено в гробу и которое, пропало загадочным образом… Я заснул прямо в кресле, а проснулся от того, что услышал звук разбитого бокала. Открыв глаза, я увидел, как прямо на меня движется огромная тень человека, что закрыла собой весь камин. Мгновение и я, не успев, даже опомниться, почувствовал, как здоровое крепкое тело, навалилось на меня всей тяжестью и, вцепившись сильными руками в мое горло, начало душить меня. Одной рукой я схватил нападавшего на меня за руку, с силой душившей меня и пытался отнять её от своего горла, а другой – лихорадочно и на ощупь, искал какой-нибудь предмет, чем бы мог ударить преступника сверху, но, ничего не находил. Вытаращив на меня свои большие дикие и полные ненависти глаза, он прошипел, как змея: – Ты скажешь мне, ты скажешь мне, где она? И что он с ней сделал? – Кто, она? Едва сдерживая, душившего меня, прохрипел я. – Миранда! Я был в лаборатории, но её там нет. Где? Где, черт, возьми, она? Я должен, знать, что он с ней сделал? – Я не понимаю, о чем вы? Прохрипел я. – Я убью его, клянусь всеми чертями, как только найду её тело, я покончу со своим сумасшедшим братом,– прокричал, он тяжело дыша. Теперь я понял кто передо мной, до этого я представлял себе Альфреда только по рассказам Роберта Нойелса. – Да, что, черт, возьми, происходит,– закричал в бешенстве я, придя в себя, и со всей силы, какая только во мне оставалась, я начал удар за ударом наносить ему в голову, в грудь, вспомнив когда-то, автоматически отработанные приемы бокса. В какой-то момент, он ослабил свои крепко вцепившиеся в мое горло пальцы и застонал. Этого мне хватило, чтобы увернуться от его следующего нападения, а затем, я, уже не помня себя с особой жестокостью, начал избивать его. Во мне, словно, в тот момент, проснулся неведомый, доколе мне зверь. Но и он был не промах, и порой наносил мне такие удары, что я мог едва устоять на ногах. К тому же, он был на редкость крепким, высоким и обладал недюжинной силой. Тем не менее, мы бились с ним до тех пор, пока он, не закричав, словно дикий зверь, видимо поняв, что напал не на того врага, убежал… Глава 28 Придя в себя, я с трудом подошел к зеркалу, что висело в гостиной. Боль все еще давала о себе знать, особенно при резких движениях. Я посмотрел на свое отражение в зеркале и увидел, посиневшие отпечатки пальцев на своей шее. К счастью, лицо мое не пострадало, потому как во время борьбы с Альфредом, я пытался увернуться, подставляя другие части тела – руки и плечи в виде самообороны. Я начал лихорадочно думать. Сейчас, нужно немедленно сообщить Роберту Нойелсу о том, что он находится в опасности. Альфред не перед чем не остановится, пока не найдет то, что ищет, а затем, он может и сделать то, что задумал – убить Роберта Нойелса. Конечно, в таком состоянии, в каком сейчас, прибывал я, следовало бы отлежаться в постели, хотя бы пару дней, но у меня совсем не было на это времени. Нужно было спешить, иначе потом – может быть поздно,– думал я. На следующий день, я смог выбраться из дома мистера Иствуда, ближе к обеду. Мне пришлось обработать синяки и ссадины на теле, они не давали мне свободно передвигаться, принося каждый раз острую боль в теле, специальными мазями, которые мне, по случайности, удалось найти в доме мистера Иствуда. Благодаря ним, я уже не так остро ощущал боль и мог самостоятельно добраться до поместья Флетчеров, думая, что пока я в дороге, Роберта Нойелса надежно защищают люди из охраны, которую, как я заметил, он установил возле дома. Но, насколько я понял, Адьфред- очень хитер и умен и даже такая охрана, может не помешать ему совершить задуманное и этого я опасался больше всего, пока преодолевал долгую дорогу к дому Флетчеров. Наконец, я оказался в большом высоком холле дома Флетчеров, после чего, меня препроводили в гостиную, где, возле большого окна, в пол, стоял Роберт Нойелс. Услышав, по-видимому, шаги, он обернулся. – Джеймс! Воскликнул он. – Вы сегодня припозднились. Я уже начал думать, не случилось ли чего? Я подошел к нему, чтобы поздороваться. Видно, то, что я прихрамываю, не ускользнуло от его внимательно взгляда, а когда я протянул ему свою руку и он пожал её, то понял, что это рукопожатие принесло мне неудобства.