– Я тоже. Подняв руку, он касается пальцами ее ключицы, всего в нескольких сантиметрах от вздымающейся при каждом вздохе груди. – Никогда прежде такого не испытывал, – продолжает он. – С того самого дня, когда мы встретились на вершине скалы, я не могу ни о чем другом думать. Ты прекраснее всех, кого я знаю, и я благодарен судьбе за каждое мгновение, которое провожу с тобой рядом. Объяснение в любви действует на Анну опьяняюще. Прижав руку к груди Лýки, она чувствует, как под тканью рубашки бьется его сердце. Девушка медленно приближает к нему свое лицо и, оказавшись так близко, что уже ощущает кожей его дыхание, закрывает глаза. Лýка берет ее за плечи, и, когда их губы встречаются в поцелуе, Анна прижимается бедрами к его телу. Поцелуй становится все глубже и интенсивнее – от возбуждения девушку охватывает дрожь. Она никогда и никому в этом не признается, но Лýка являлся к ней в мечтах. Оставаясь в одиночестве, Анна закрывала глаза и представляла его себе – как он медленно раздевает ее, расстегивает пуговицы, лаская, снимает одну вещь за другой, чтобы потом осыпать обнаженную кожу поцелуями. Тяжело дыша, Лýка тянет ее за собой – скрытые от чужих глаз складским зданием, они могут продолжать целоваться. Она чувствует, как его пальцы касаются блузы. Прижимается к кирпичной стене и издает стон, когда он сжимает в руке ее грудь и проводит губами по ее шее. Спустя несколько секунд Лýка останавливается. Анне не хочется прерываться, но он обхватывает руками ее лицо, и она открывает глаза. Они все еще стоят вплотную друг к другу, и девушка улыбается, но Лýка уже пришел в себя. – Нам некуда торопиться. – Вообще-то я уже взрослая и решаю все сама, – дерзко отвечает она. Лýка встречается с ней взглядом и смеется. – Ti amo, Anna, – с чувством произносит он. – Ti amo per sempre [21]. Глава 17 Апрель 2007 года Стоило только Ребекке подняться на стремянку и начать отрывать старый рубероид, как к участку подъезжает огромный трактор. Двигатель громко фыркает, мешая ей сосредоточиться, но она мужественно оборачивается и поднимает руку в знак приветствия. Сидящий за рулем Арвид даже не смотрит в ее сторону. Ребекка вздыхает. Ей самой не понять, почему она на него так зла. Надо бы просто не обращать на соседа никакого внимания, но не получается. К тому же она обещала Эгону поговорить с ним по поводу ремонта изгороди, чего бы ей это ни стоило. Взявшись за край хлипкого рубероида, Ребекка аккуратно тянет его на себя, а когда он не поддается, достает плотницкий нож. Первые кровельные гвозди послушно выскальзывают наружу, достаточно подцепить шляпки кончиком ножа, но потом дело застопорилось. Два гвоздя сидят слишком глубоко, как бы она ни старалась их вытащить. Пытаясь подковырнуть шляпки, Ребекка забирается выше, чтобы было удобнее держать рукоять ножа. Она крутит нож, подбираясь с разных сторон, и в конце концов вроде засовывает кончик лезвия под шляпку. Перехватив рукоятку, упирается левой рукой в крышу, чтобы не упасть. Но не думает, куда направлен нож. Раньше, чем девушка успевает среагировать, он соскальзывает и попадает ей в левую руку, оставляя глубокий разрез. Ребекка в ступоре смотрит на зияющую у основания большого пальца рану. От вида стекающей по руке крови девушка вскрикивает. И что же ей теперь делать? А вдруг это надо зашивать? Ей же даже до больницы самой не добраться, но не вызывать же скорую из-за какого-то пореза? На дрожащих ногах Ребекка спускается с лестницы, отрывает бумажные полотенца и оборачивает ими руку. Арвид заехал на свой двор, и она делает пару неуверенных шагов в сторону его дома. Просить о помощи ужасно не хочется, но сейчас, похоже, у нее нет выбора. Она спешит к старому сараю. Рука болит, чувствуется, как из раны толчками выливается теплая кровь. Когда Ребекка заходит за угол и Арвид замечает ее, он тут же бросает свои занятия. – Я порезалась, – громким голосом говорит она. – Ножом. Кивнув, сосед берет ее за запястье: – Глубоко? – Не знаю, но крови много. – Пойдем в кухню, – отвечает он и ведет ее к дому. Они подходят к мойке, и Арвид включает воду: – Что за нож? – Плотницкий. Я крышу чинила. – Дай посмотрю рану, – продолжает сосед и достает с полки стопку чистых кухонных полотенец. – Только надо сначала постараться промыть ее под проточной водой. По спине пробегает дрожь. Все ее существо протестует, не желая снимать с руки защиту в виде бумажных салфеток. Откуда ей знать, можно ли доверять Арвиду? Да и не хочется Ребекке, чтобы он видел ее шрамы. Когда он притягивает ее руку к крану, Ребекка стискивает зубы. Арвид снимает промокшую бумагу и наклоняется ближе, подставляя рану под струю воды. Моментально растекается обжигающая боль, и Ребекка пытается отдернуть руку, но Арвид не отпускает. Секунды похожи на вечность – девушка может вновь дышать спокойно только после того, как он оборачивает ее руку в чистое полотенце. Ткань плотно прижимает кожу, рука поднята вверх. Даже если сосед и заметил шрамы, он не показал вида. – Выглядит нормально. Порезалась ты, конечно, знатно, но рана, похоже, неглубокая. Достаточно пару швов наложить в поликлинике. – Нет, – отвечает Ребекка, качая головой. – Я не хочу никуда ехать. – Ну ладно. Само тоже заживет, не сомневайся. Арвид помогает ей дойти до кухонного дивана, она опускается на упругое сиденье. – Посиди немного спокойно – надеюсь, кровотечение остановится, и тогда мы сможем наложить нормальную повязку. Он уходит и возвращается с аптечкой. Поставив ее на стол, начинает хлопотать с чем-то у кухонного буфета. Потом приносит поднос с печеньем и морсом. – Бледновато выглядишь. Мне кажется, тебе стоит что-нибудь съесть. – Спасибо, – отвечает она, отпивая сок. – Как только наложишь повязку, обещаю удалиться и оставить тебя в покое. – Ничего страшного, – едва различимо откликается Арвид. Ребекка оглядывается по сторонам, рассматривая просторную кухню. Интерьер стал намного проще, чем во времена Герды, но тем не менее выглядит элегантно. Стол накрыт простой скатертью, вдоль столешницы выстроены в ряд белые жестяные банки с черными этикетками, на стене над ними висят кастрюли из нержавейки и прочая кухонная утварь. Ребекка задумывается, где сейчас Мэнди. Может, она работает в городе? Тогда понятно, почему Ребекка ни разу ее не видела. Трусцой прибегает большая собака с длинной серо-белой шерстью. Подойдя к Арвиду, она тычется носом в его руку. – Да я не забыл про тебя, – откликается хозяин и ставит на пол миску с сухим кормом. – Кто это? – озадаченно спрашивает Ребекка. – Мэнди, моя верная коллега. Я бы никогда не выжил на ферме в одиночку, без ее помощи, – говорит он и чешет собаку за ухом. «Вот, значит, кто такая Мэнди», – удивляется про себя девушка. Если бы не боль, она бы посмеялась над своим заблуждением. – Ну что, осмотрим рану и перевяжем как следует? Ребекка опускает глаза. На самом деле ей хочется, чтобы руку оставили в покое. Она чувствует себя такой уязвимой и беззащитной. – Ладно, – в конце концов соглашается девушка. Арвид аккуратно разматывает полотенце. Достав стягивающий пластырь, он приклеивает три полоски поперек раны, потом накладывает сверху защитный компресс. Ребекка не может оторвать взгляд от перепачканного кровью полотенца. Почему она была так неосторожна, работая с ножом? Расхаживать с перетянутой пластырем ладонью – это последнее, что ей сейчас надо: бабушку вот-вот выпишут, а столько всего не сделано. Да еще Йуар будет вздыхать, какая Ребекка неловкая, и не преминет заметить, что, если бы она не связалась с ремонтом дома, все было бы в порядке. – Ну вот, – произносит Арвид, закончив перевязку. – Мне нужно ненадолго отлучиться в коровник, а ты, если хочешь, можешь остаться здесь – отдохнуть. Ребекка качает головой. Она хочет опять заняться домом, но, поднявшись, чувствует, как ее пошатнуло и зарябило в глазах. Арвид подхватывает девушку и помогает ей сесть обратно. В почти бессознательном состоянии Ребекка оглядывается вокруг: – Что случилось? – Тебе лучше остаться, чтобы я за тобой присмотрел. – Хорошо, – бормочет она. – Есть еще морс и печенье, – напоминает он ей, показывая на поднос, и исчезает. Ребекка поворачивается на кухонном диване. Она бы с куда бóльшим удовольствием оказалась сейчас в доме бабушки, но Арвид, скорее всего, прав: в таком состоянии лучше одной не оставаться. Раздраженная возникшей ситуацией, девушка опирается рукой на диванные подушки, чтобы зафиксировать ладонь в приподнятом положении, и прислоняет голову к стене. Рядом с диваном стоят старинные напольные часы болотного цвета, украшенные желтыми и красными цветами. Прислушиваясь к их медленному тиканью, девушка чувствует, как веки становятся все тяжелее. Крадучись, подходит Мэнди, опускается рядом с ней на пол и тяжело вздыхает. В кухне царит спокойствие. Гармоничные цвета крестьянского интерьера навевают воспоминания о том, как Ребекка захаживала к Герде, переехав жить к бабушке. В подростковый период они с матерью так часто ссорились, что у нее просто не оставалось выбора. Когда на душе было совсем тяжко, они с Камиллой вообще ни о чем не могли договориться и на протяжении полутора лет ругались почти безостановочно. Сейчас, спустя годы, Ребекка понимает, что мать верила в действенность запретов, унизительного контроля и визитов в отделение детско-юношеской психиатрии, но они не помогали, а лишь увеличивали разделявшую мать и дочь пропасть. У Ребекки складывалось впечатление, что Камилла считает, будто дочь преувеличивает проблемы, пытаясь привлечь внимание к собственной персоне. В хаосе обуревавших ее чувств девочка ощущала себя одинокой, брошенной на произвол судьбы, и однажды она просто не выдержала, упаковала вещи в дорожную сумку и ушла из дома. Тот вечер, когда она, заплаканная, явилась в Бьёркбаккен, ярко запечатлелся в памяти. Шел проливной дождь, а бабушка сразу впустила ее в теплый дом. Потом они несколько часов сидели в кухне и разговаривали. От этого воспоминания на лице появляется слабая улыбка. Бабушка казалась такой доброй и понимающей, что Ребекка подумала, будто, живя у нее, станет легче побороть все дурные привычки. Но, как бы ни хотелось выздороветь, порвать с прошлым оказалось не так-то просто. Девушка надеялась, что обуздает свою тревогу, но иногда навязчивые мысли накрывали с головой, и спастись можно было только бегством. Ребекка продолжала украдкой уходить из дома по ночам, напиваться до беспамятства и наносить себе порезы. Когда лезвие бритвы скользило по коже и на поверхность выходила кровь, муки отступали, пусть и ненадолго. В конце концов, несмотря на протесты бабушки, Камилла добилась, чтобы к дочери приняли меры во избежание членовредительства. Четыре недели Ребекка провела в закрытой психиатрической лечебнице, где насильно проходила медикаментозную и все другие виды терапии. Госпитализация стала ужасным опытом, и она была готова сделать все возможное, лишь бы не попасть туда снова. Когда Ребекка выписалась из больницы, они вместе с бабушкой, обратившись к психологу, разработали план. Ребекка приняла решение полностью перестать общаться со сверстниками за пределами школы и сосредоточилась на учебе. Благодаря бабушкиной поддержке ей удалось хорошо окончить гимназию. Но даже несмотря на то что в конце концов все устроилось, воспоминания все еще живы в памяти, и Ребекка по-прежнему содрогается, думая о том, что с собой сотворила. Она устало закрывает глаза. Йуар убежден, что, если не обсуждать прошлое, воспоминания со временем поблекнут. Он очень тщательно следит за тем, чтобы никто не узнал о бурной юности Ребекки. Пару лет назад коллега Йуара и его жена Юханна пригласили их в гости. Хозяйка откровенно делилась непростым опытом взросления, но, как только Ребекка начала в ответ рассказывать о своей израненной юности, Йуар разозлился и прервал ужин. Он сослался на головную боль, но всем за столом стало ясно, что они ушли домой раньше времени по другой причине. В ту ночь Ребекка осознала, как много носит в себе непрожитого горя. Она долго не могла уснуть и лежала, укутавшись в плед и уставившись в потолок, потому что Йуар, как обычно, перетянул все одеяло на себя. Однако, когда речь изредка все-таки заходила о юношеских годах, ее парень настойчиво утверждал, что теперь Ребекка совсем другой человек и не должна допустить, чтобы ее прошлое разрушило построенное ими настоящее. Ребекка предпочитала не спорить. Внутренний голос подсказывал, что следует быть благодарной Йуару уже за то, что он не отвергает ее, несмотря на изъяны. Она тяжело вздыхает. Возвращение домой выматывает. Может, Йуар и прав. Может, ей надо было отпустить ситуацию и вернуться в Стокгольм. Чем дольше думает об этом Ребекка, тем больше ее одолевает сонливость, и, до конца не понимая, что с ней происходит, она проваливается в неглубокий сон.