Лýка безотрывно смотрит на нору. Кажется, Анне раньше не приходилось встречать людей с такими темными кудрями. Блестящие непослушные волосы лежат густой копной, и девушка задумывается, какие они на ощупь. Потом вспоминает вчерашнее происшествие на краю обрыва. – Мне надо кое-что сказать тебе, – бормочет она. – О вчерашнем происшествии на утесе. – Когда ты чуть не сорвалась, – заканчивает он фразу. – Да. Но это моя ошибка. Я переволновалась, проявила неосторожность и оказалась слишком близко к краю обрыва. Буду признательна, если ты никому не расскажешь об этом. Глянув искоса на Анну, Лýка прикладывает палец к губам: – Можешь на меня положиться, буду молчать. – Спасибо, – благодарит его девушка и думает, что теперь вопрос решен и ей больше не обязательно встречаться с Лýкой. Он поднимает руку, и Анна следует взглядом за его пальцами. – Посмотри, – шепчет он. – Вон они. Наклонившись ближе, Анна видит, как из дыры в земле выскакивают три лисенка. Серые пушистые комочки с белыми кончиками хвостов игриво толкают друг друга. – Совсем крошечные, – говорит она. – В Италии мы называем их «вольпе» [3]. Очень похоже на шведское слово «вальп» [4] – щенок. – «Вольпе», – повторяет за ним Анна. – Я всегда мечтала выучить итальянский. – Красивый язык, – одобрительно соглашается Лýка. – Если захочешь, я с удовольствием научу тебя. Анна улыбается. Какая нелепица. Чтобы какой-то работяга давал ей уроки итальянского? – А можно спросить, почему ты покинул родину? Кажется, Италия – замечательная страна! В этом романе они живут в такой милой горной деревушке. – Это долгая история. – Я не тороплюсь, – уверяет его она. – Чем дольше мне удастся избежать общества матери, тем лучше. Лýка смеется, но на глаза ложится тень. – Мой отец – его звали Маттео – был журналистом. Он писал о коррупции в нашей стране. Папа всегда говорил, что всех лидеров надо контролировать, потому что ни один человек, облеченный властью, не избежит морального разложения. Рано или поздно все они теряют совесть. Анна ждет продолжения, но Лýка молчит, и в конце концов ее терпение заканчивается. – С ним что-то случилось? – тихо спрашивает она. – Его расстреляли люди Муссолини. Пять лет прошло с тех пор, – говорит Лýка, опустив взгляд. – А кажется, будто было вчера. – Это ужасно. – Поэтому мы и приехали сюда, – кивает он. – Папа был знаком с сотрудником Шведского института в Риме. Он рассказывал, что Швеция – хорошая страна с социалистическим укладом. Что здесь можно доверять людям и, если много трудиться, нам позволят остаться. Мы с мамой и младшей сестрой Франческой хотели уехать как можно дальше от фашистов, – добавляет он. – Значит, ты здесь с семьей? – Да, – улыбается он. Анна поворачивается лицом к солнцу. Как бы ни была печальна история, только что рассказанная Лýкой, она рада, что юноша поделился с ней. Анна привыкла, что ее отгораживают от действительности. Поскольку родители всегда чрезмерно оберегали дочь, она достаточно рано научилась тайком брать у отца газеты и читать их, если хотела узнать правду о том, что происходит в мире. – Теперь твоя очередь, – объявляет Лýка. – Рассказывай, из-за чего ты так расстроилась. – Трудно объяснить. – Я не тороплюсь, – передразнивает он девушку. Анна пристально рассматривает еловую шишку под ногами. – Думаю, из-за того, что все сложилось не так, как я надеялась. – Вот как. И на что же ты надеялась? – Вернуться домой, в Стокгольм. Обычно мы приезжаем в Хиллесгорден только на лето, но теперь мои родители решили остаться здесь до конца войны. Они полагают, что в Сконе жить безопаснее. – Тебе здесь не нравится? – Все мои друзья остались в Стокгольме, – начинает заводиться Анна. – Я здесь практически никого не знаю. А еще меня зачислили на курсы медсестер. Я хочу работать, помогая другим. – Как героиня той книги, – замечает Лýка с улыбкой на лице. – По-моему, прекрасная идея. – Мои родители думают иначе, – вздыхает Анна. Лýка берет палку и начинает чертить ею по земле. – Я тоже хочу получить образование. Хочу изучать политологию и стать журналистом, как отец. – И почему ты не учишься? – Не могу же я бросить маму с Франческой. Я батрачу на здешних хуторах, живем на мои заработки, и они не справятся одни, если я уеду. Да и мой шведский пока оставляет желать лучшего. У Анны от волнения перехватывает горло. Непонятно почему, но внезапно ей захотелось рассказать Лýке обо всем. – Думаю, отец предпочел бы, чтобы я вышла замуж. Он считает, что женщины – по крайней мере, в его семье, – вообще не должны работать. – Похоже, мы оба с тобой в ловушке – каждый в своей. – Похоже, что так. Подцепив палкой упавший лист, Лýка отшвыривает его в сторону. – А чем занимается твой отец? – интересуется он. Анна выпрямляет спину. Зачем ему это? Сразу приходит осознание, насколько непристойна вся их беседа. Она не знает Лýку, а даже если бы и знала, девушке не подобает находиться наедине с молодым человеком среди леса. – Мне пора, а то мать позвонит в полицию, и меня начнут искать, – говорит Анна, поднимаясь. Лýка понимающе улыбается, и на его золотисто-смуглой коже проступают ямочки. – Если опять захочешь смыться из дома, я найду еще зверюшек, чтобы показать тебе. – Спасибо, буду иметь в виду. По пути домой Анна клянет себя за откровенность. Не надо было рассказывать незнакомцу о своей семье, но Лýка так расположил ее, что захотелось открыться. Он кажется таким добрым и бесхитростным – совсем не похож на молодых людей, с которыми она привыкла общаться. Они никогда ничего не делают от чистого сердца. Анна вспоминает свою лучшую подругу Сив, и все сжимается внутри от тоски по дому. Та посмеялась бы от души, узнав, что она пошла за батраком в лес посмотреть на лисью нору. Ведь Сив считает, что, если у парня нет студенческой фуражки, он не достоин того, чтобы с ним танцевали. Как бы Анне ни было приятно общество Лýки, они с ним из разных миров. Она пинает камешек, который пару раз отскакивает от дорожки и исчезает в высокой траве. Единственный плюс деревенской жизни – это то, что мать с отцом не очень беспокоятся о том, что она делает днем. Здесь у нее больше свободы, чем дома, в Стокгольме: ей разрешают гулять по взморью и ездить на велосипеде в Хельсингборг, когда захочется. Пока она прилежно учится, готовится к урокам игры на фортепиано, вовремя приходит на занятия танцами и возвращается домой к ужину, они ее не трогают, и Анна разумно полагает, что эту свободу надо ценить. Но в то же время ей кажется, будто пока она живет в Сконе, жизнь проходит мимо. Родительские слова о том, что она не сможет стать медсестрой, застряли в сознании и постоянно гложут – Анна думает, как переубедить мать с отцом. Ничего скучнее работы секретаря представить себе невозможно. С тех пор как в газете ей попалась статья о солдате, лишившемся обеих ног, девушку переполняет страстное желание помогать другим. Если бы только она могла быть рядом и держать беднягу за руку, ситуация, в которой он оказался, стала бы чуть менее ужасной. С какой это стати, скажите на милость, Анна должна работать на какого-там директора, когда у нее есть реальная возможность помогать людям, заботясь о больных и раненых? Впереди в отдалении возвышается имение. Оно спрятано в тени деревьев, и от этого кирпичные стены выглядят мрачными, несмотря на разливающийся вокруг солнечный свет. Огораживающая переднюю часть сада стена заросла хмелем и фаллопией, дорожка к дому вымощена большими каменными плитами с неровными углами. Дом выглядит старомодно, словно реликвия ушедшей эпохи. Анна чувствует, как что-то сжимается в груди. Каждый раз, когда она подходит к Хиллесгордену, кажется, будто на шею накидывают аркан. В этом доме душно, Анне претит находиться так далеко от всего, что ей дорого. Но как заставить родителей понять это? Отец любит старое родовое поместье. Дома, в городской квартире, у него даже есть фотография имения в рамке. Девушка вздыхает. Долго она здесь не выдержит. Как угодно, но ей надо вернуться в Стокгольм. Только вот как? Глава 7 Апрель 2007 года Мать Ребекки усаживается на высокий табурет у кухонного стола и сцепляет руки замком прямо перед собой. Сосредоточенный вид матери заставляет девушку нервничать, она возится с мерной ложкой для кофе и рассыпает порошок, при этом не переставая болтать обо всем подряд. Ты знала, что Герда продала свое имение? Там поселилась молодая пара. Я только хозяина видела, но он показался мне не очень-то любезным. А еще бабушка завела кошку – вот уж никогда бы не подумала, что она на такое способна. Кстати, похоже, что автобусы теперь ходят сюда реже. Я сто лет прождала. Продолжая говорить, Ребекка достает и ставит на стол две кофейные чашки и пачку крекеров, но маминого взгляда избегает. В конце концов она не находит новых тем для разговора и присаживается напротив матери. – Значит, тебе наконец дали отпуск на работе? Материнский голос звучит строго, поэтому Ребекка в ответ лишь кивает. Удобная ложь для них обеих: мол, дочь редко приезжает в Сконе потому, что без нее никак не могут обойтись на работе.