собственной кухне до часу ночи. Больше никто не ворчал из-за того, что тебе нужно достать пятнадцать мисок из серванта, не злился из-за закваски, похожей на грязную тряпку для мытья посуды.— Точно! — подхватила Фиби, несмотря на то что я не могла даже вообразить себе, что она хоть раз в жизни видела грязную тряпку для мытья посуды. — И никто не отбирает у тебя пульт от телевизора.— И не переставляет продукты в холодильнике, не сует туда кучу пивных бутылок…— Не видит, как ты ешь тушеные бобы прямо из банки, а потом убираешь ее обратно в холодильник и снова ешь их на следующий день.— Никто не устраивает барбекю. Ненавижу барбекю!— Я тоже. Особенно если это означает, что люди будут топтаться в моем саду и ломать все, что попадется им на пути.К этому моменту мы обе смеялись, и Фиби снова толкнула меня локтем. Глаза у нее были ясными, а лицо открытым, и если бы не могилы вокруг, нас можно было бы принять за подружек, болтающих в парке.— Однако все было бы иначе, если бы у меня была семья. — Фиби стала серьезной. — Я бы не возражала против вытоптанной травы и пропавшего пульта, если бы у меня было двое детишек, которые играют в футбол на газоне или смотрят фильмы вместе со мной. Сын и дочка, вот чего бы мне хотелось.— А у тебя кто-то есть? Я имею в виду кто-то, с кем можно было бы их завести? — нерешительно поинтересовалась я.— Что ж, у меня есть парень, но он тоже пилот, так что можно сказать, что в этом отношении я пошла не тем путем, — произнесла Фиби, и мне показалось, что я услышала в ее голосе горечь. — Мне следовало бы выбрать другую профессию и раньше приступить к поиску подходящего партнера. Полеты — это микрокосм, и, будем говорить откровенно, нельзя иметь нормальную семью, если ты постоянно летаешь.Я задумалась.— Полагаю, ты могла бы обучать летному делу курсантов или делать что-нибудь еще в этом духе…— Да, возможно. Но я не уверена, что Крег — так зовут моего бойфренда — именно тот, с кем я хочу растить Шарлотту и Генри.— Шарлотту и Генри? — Я подняла брови.— Так я хотела бы назвать своих детей, — произнесла Фиби почти с вызовом. — Я подумала, что имя Чарли, хм, немного странное, но… Ладно, а что насчет тебя?— Ты имеешь в виду, есть ли у меня дети?— Слушай, нам по сорок лет. Не самое подходящее время принимать необдуманные решения.— Я не встретила человека, с которым их можно было бы завести. Эндрю как-то сказал… Эндрю — это мой друг, — добавила я, поймав вопросительный взгляд. — Работает шеф-поваром во французском ресторане. Он всегда говорит, что у поваров не может быть любовных отношений. Возможно, это тоже микрокосм, как у пилотов. Повара везде и всюду опаздывают, от них пахнет луком и топленым салом… Большинство моих парней не выдерживали такой жизни. Я встаю в половине пятого, а когда обессиленная возвращаюсь домой, мне уже ничего не хочется. В конце концов все меня бросали.— Но разве ты не хочешь иметь детей? — В голосе Фиби прозвучало такое удивление, что я даже немного опешила.— Не особо, — осторожно отозвалась я. — Мне всегда казалось, что когда-нибудь они у меня будут, но почему-то ничего не получилось. Пока что я предпочитаю быть одна. Мне действительно это нравится: и закваска в формах, и порядок в холодильнике, — добавила я, чтобы разрядить обстановку.— Значит, так и нужно жить. Я уверена: следует делать то, что хочется. И к тому же ты можешь стать крутой тетушкой Аделью для Генри и Шарлотты.Я рассмеялась.— Тетушкой Эдди с неудачными подарками, которая будет вывозить их в город и закармливать пирогами. Так что поспеши, ладно?— Сорок — почти то же самое, что тридцать, — рассудительно произнесла Фиби. — У меня по-прежнему есть еще куча времени.Однако когда она произносила эту фразу, ее голос звучал немного грустно, и я потянулась к ней через разделявшее нас пространство, чтобы осторожно потрепать по руке.— И что же случилось дальше?— Я нашла узелок и тетрадь, и все развалилось на части. Мама долго плакала, а я злилась. Знаю, что это глупо, но я могла думать только о том, как ребенком возвращалась из начальной школы Бримли и вела вымышленные разговоры с Чарли. Я ненавидела Бримли, всегда чувствовала себя там лишней… Но чем дольше я думала об этом, тем отчетливее понимала, что все это какой-то бред, а мама не могла толком вспомнить. Она ничего не знала о втором ребенке, я имею в виду о тебе, несмотря на то, что о нем написано в маленьком блокноте, и забыла, как проходило удочерение: она никогда не умела обращаться с документами. Мама вцепилась в меня, умоляя не уходить и вообще отрицая факт усыновления. Это было ужасно. Не знаю… Ты когда-нибудь чувствовала что-либо подобное? Я имею в виду, после того, как к тебе пришла я?— Я… э-м… да.Я старалась не смотреть ей в глаза, испытывая стыд из-за того, что мой эмоциональный «Божественный циклон» каким-то образом затмил ее появление. К счастью, именно в этот момент сторож решил начать дробить древесину, и воздух наполнился ужасающим скрежетом, а когда он стих, раздался звон колокола, сопровождаемый криком. Похоже, это было слишком шумное место для последнего пристанища.— Я хотела побывать в госпитале Всех Святых, — сказала Фиби, когда наконец стало тихо. — Но его больше нет. Равно как и общежития для одиноких матерей. Я думала, что смогу найти там чье-нибудь имя, что кто-нибудь сможет вспомнить ее…Я прижала сумку к себе.— Яблочко от яблони недалеко падает. Мама написала сотни писем, пытаясь разыскать тебя.Фиби так долго читала записки Гарри, что я уже начала беспокоиться, а когда она подняла голову, я снова увидела слезы на ее ресницах. Моя сестра прижала пальцы к нижним векам, и я полезла в карман за платком, но нашла только пару бумажных полотенец — в крошках от печенья, которое я недавно принесла из кондитерской Грейс.— Прости, — дрожащим голосом произнесла Фиби, отказавшись от бумажных полотенец в пользу собственной новехонькой пачки носовых платочков. — Ты думаешь, это может быть он? — Она пролистала папку, разгладила загнувшиеся края листов. — Можем начать с Хартленда, а затем двигаться дальше.— Что ж… Я что хочу сказать… Ты уверена, что желаешь выяснить что-то о нем и вообще обо всем этом? — на всякий случай уточнила я.— А разве я могу не желать этого? — Фиби выглядела удивленной. — Наш отец где-то там, мы все должны были жить вместе. Разве тебе не хочется узнать, что случилось? Разве не хочется с ним встретиться?Я смотрела на нее. Моя сестра сидела, повернув ко мне лицо, ее глаза манили меня, просили, чтобы я была здесь, с ней, была ее частью, и на миг я почувствовала ужасную скованность перед столь огромными ожиданиями, перед решительным желанием получить все, что я могу дать. Мой рот открылся, чтобы заверить Фиби в том, что она права, как я сделала бы раньше. Но я намерена была выяснить, чего хочу я.— Может быть, и нет, — вдруг произнесла я. — Но думаю, что однажды это сделаю.Мой ответ удовлетворил Фиби.— Это все еще кажется мне невероятным, я имею в виду, что мы с тобой вместе. Чудесно, правда?Глаза у нее по-прежнему были красными и немного припухшими, но цвет лица уже восстановился, а когда Фиби тронула меня за руку, я заметила, что она улыбается. Она была такой решительной, открытой и совершенно не походила ни на кого из моей семьи, но на этот раз я не ощутила неловкости и, невольно ответив на ее улыбку, почувствовала радостный трепет из-за причастности к этому «мы».— Да, очень! — воскликнула я.— Вот вы где!Из-за кустов неподалеку от нас выскочил сторож. На его лице был написан гнев. Фиби вскрикнула и подняла папку, пытаясь закрыться ею, как щитом.— Вы что, не слышали, как звонил колокол? — возмущенным тоном поинтересовался мужчина. — Это значит, что кладбище закрывается.— Мы не знали, — виновато сказала Фиби, по-прежнему прячась за папкой.— Извините, — добавила я.Сторож бросил на нас сердитый взгляд и поднял грабли. Мы обе съежились от страха, но он всего лишь указал на маленькую тропинку, дождался, когда мы встанем со скамьи и соберем вещи, а затем пошел вслед за нами, так близко, что мы слышали его недовольное бормотание и ощущали исходивший от него запах перегноя. В конце концов сторож бесцеремонно вытолкал нас за ворота и с грохотом закрыл их за нами.— Ох, ну что ж, все равно уже было довольно поздно, — произнесла я, хмуро глядя ему в спину. — И, кажется, снова начинается дождь.Я открыла зонтик, держа его над нами обеими, и мы постояли так некоторое время, глядя на мрачные ворота кладбища.— Лондон — странный город, — заметила Фиби. — Слушай, можно я возьму записки и эти письма? Поищу кое-что в библиотеке. Может быть, я смогу найти то, что упустил уважаемый мистер Мерк.Что ж, этого от нее можно было ожидать. Я знала Фиби совсем недолго, но мне уже было ясно, что ей не свойственна нерешительность, особенно в тех случаях, когда можно что-то сделать, утолить жажду познания и заодно спасти детенышей тюленей. Я улыбнулась, невольно вспомнив другую знакомую мне женщину, которая верила, что любую проблему можно решить, и считала, что библиотека — единственное место, где можно не сомневаться в том, что жизнь имеет смысл.— А можно мне взять тетрадь с записями о беременности?Фиби полезла в сумку и вынула ее. Она лежала в пластиковом пакете с крепкой застежкой.— Не потеряй его, ладно?— Ни в коем случае.Жонглируя зонтом и сумочкой «Hermès», я аккуратно спрятала тетрадь, потратив на это больше времени, чем было необходимо, потому что толком не знала, как попрощаться с Фиби. И вдруг, безо всякого предупреждения, она обняла меня вместе с зонтом и всем остальным и прижала к себе. Я почувствовала, что мое тело инстинктивно отпрянуло, испугавшись этой несанкционированной близости, но затем заставила себя расслабиться и на секунду прижалась к ее щеке.— Рада была тебя видеть, — смущенно произнесла я.— Да, — отозвалась Фиби. Когда наши взгляды встретились, я увидела, что она покраснела. — Хочешь… ну, хочешь снова встретиться, может быть, даже в ближайшее время? В следующий вторник я лечу на Виргинские острова, а до этого совершенно свободна. Можем поужинать вместе и поговорить.— Приходи ко мне, — ответила я, сама удивившись собственным словам. Но, еще не успев договорить, почувствовала, что, возможно, опережаю события, и пошла на попятный. — Или давай сходим куда-нибудь. Или… ну, в общем, как тебе удобно.— Думаю, лучше нам встретиться на нейтральной территории, — улыбнулась Фиби. — Ты сможешь в ближайшее время поговорить с отцом? Ну, я имею в виду, когда ему станет лучше. Как думаешь?— Отец проведет в больнице несколько дней. Он все еще неважно себя чувствует.— А можно мне как-нибудь прийти повидаться с ним? Ну, не завтра, конечно, а когда он совсем поправится, а? О, прости, кажется, я снова слишком тороплю события. Знаешь, не переживай за меня. Правда.— Давай подождем, пока отец поправится, — быстро сказала я. — Когда он снова будет дома, тогда…Последовала пауза. Я пыталась придумать что-нибудь, чтобы отвлечь Фиби от этой темы, и вдруг она произнесла:— А ты не хочешь повидаться с моей мамой?Я уставилась на нее широко открытыми глазами. Возможно, в чем-то я была не уверена, но я совершенно, совершенно точно не хотела встречаться с миссис Робертс. У меня и без того хватало проблем: определить в этом сценарии новые роли для мамы и папы, не говоря уже о строке в моем свидетельстве, где значилось: Отец ? прочерк. Моим отцом может быть, а может и не быть Гарри. И мне совершенно не хотелось вводить в пьесу еще одного персонажа.— Но о чем, ради всего святого, мы будем с ней говорить?— Возможно, ей будет легче рассказать о той ночи тебе — это вызовет у нее меньше эмоций, — взволнованно произнесла Фиби. — Я думаю, что нам всем очень важно оставаться открытыми, говорить друг с другом, чтобы привыкнуть к этой мысли. Так что, может быть, пока мы ждем выздоровления твоего отца…— Фиби, я… Я не думаю… наверное, это будет…Неловко. Странно. С другой стороны, миссис Робертс была единственным человеком, который мог дать какую-то информацию, который мог встречаться с доктором Миллером или Сарой Мейсон, который мог расставить точки над і. Она могла видеть мою мать, могла видеть меня, когда я была младенцем… Стряхнув с зонта капли дождя, я замерла в нерешительности.— Ладно, давай. Сообщи, когда тебе будет удобно, и…— Может быть, завтра? Я собиралась поехать в Бримли и повидаться с мамой. Но могу вместо этого привезти ее в Лондон.Завтра? Боже милосердный!— Я освобожусь не раньше пяти, — сказала я. — Наверное, это слишком поздно, тебе так не кажется? Так что давай просто…— В пять будет очень удобно! — воскликнула Фиби. — О, я так рада! Спасибо, что согласилась. Думаю, ты ей очень понравишься.Глава двадцатая«Что, если» бывает всякое, и это всякое заключается в том, что у миссис Робертс в конечном итоге оказалась Фиби Робертс (а не я), и это стало, пожалуй, самым значительным поворотом моей судьбы.Несмотря на невероятную усталость, в ту ночь я долго лежала без сна, пытаясь представить себе, как отъезжает в сторону дверь, открывая жизнь, которая могла бы быть у меня в Бримли. Может быть, я вышла бы замуж и у меня были бы дети. Я жила бы в блочном доме и работала бы в пекарне чуть дальше по улице. Может быть, я чувствовала бы себя в безопасности или, наоборот, мучилась бы от тесноты маленького городка так же, как Фиби? Стала бы я бунтовать и отправилась бы вершить великие дела?Следующий день промелькнул незаметно, оставив слишком мало времени на размышления о собственной реинкарнации, живущей в Бримли, или об иных вопросах, возникших в связи с последними событиями. Несмотря на почти бессонную ночь, я встала очень рано, чтобы рассортировать хлеб и выпечку в кондитерской Грейс, затем отправилась в больницу и провела там несколько часов, читая отцу, который чувствовал слабость и усталость. Вернувшись в кондитерскую, попыталась дозвониться до электрика и стала наблюдать за одной из девушек, которая настояла на том, чтобы прийти в магазин с травмированной рукой, поскольку не могла позволить себе пропустить работу. Глядя на то, как она медленно расставляет выпечку в стеклянной витрине, я прослушивала голосовые сообщения.Звонил Эндрю, чтобы поговорить на множество тем, начиная со здоровья моего отца и появления Фиби Робертс и заканчивая встречей с агентами недвижимости. Я наблюдала за тем, как продавщица одной рукой складывает в коробку птифуры, и размышляла над формой, которую, постепенно оживая, начал принимать «Grand Bleu». Эндрю проявлял патологическое упрямство, стоило ему принять какое-то решение, но, конечно, скоро все встанет на свои места, когда ему придется подписать чудовищную закладную и заняться окончательным урегулированием вопросов, с которыми никто из нас на самом деле не сможет справиться. К тому же нельзя забывать о ремонте, найме персонала и повседневных заботах. А потом я буду работать бок о бок с Эндрю… Я прикусила губу, размышляя над собственными смешанными чувствами, и пришла в себя, только когда сообщение моего друга закончилось вопросом, не хочу ли я встретиться с ним сегодня вечером и пойти куда-нибудь выпить. Голос его при этом был странно неуверенным, и я поежилась, вспомнив о том, что чуть было не произошло у станции метро.В целом же я испытала облегчение, когда Эндрю не поднял трубку, и оставила ему довольно сумбурное сообщение, прежде чем устроиться поуютнее и поболтать по телефону с миссис Бакстер, которая сказала, что обнаружила балконную дверь открытой, и спросила у меня, не нужно ли известить об этом полицию. Миссис Би поинтересовалась, как я. Не собираюсь ли в ближайшее время наведаться в родительский дом?После вчерашнего эпизода в больнице Венетия не давала о себе знать, что, подумала я, глядя на однорукую продавщицу, было совсем неплохо, учитывая то, что у меня сейчас полно дел. И больше всего меня тяготила надвигающаяся встреча с миссис Робертс, назначенная в «Стенхоуп кафе».Я была занята размышлениями на тему «что, если» и, подойдя к столику, накрытому клеенкой, с неожиданным для себя самой удивлением осознала, что миссис Робертс пришла вовсе не затем, чтобы познакомиться со мной, а исключительно для того, чтобы сделать приятное дочери. Когда Фиби вскочила, чтобы представить нас, и я, затаив дыхание, протянула руку, карие, похожие на пуговки глаза миссис Робертс некоторое время сканировали меня, а затем она убрала руку — едва ли не прежде, чем я успела ее пожать. Женщина села и тут же решительно улыбнулась дочери.— Представляешь, мам, Эдди работает шефом-кондитером чуть дальше на этой же улице, — затараторила Фиби. — Разве это не чудесно? Тяжелый был день, Эдди? Вот, выпей чаю.К нам подбежала официантка и поздоровалась со мной так, словно я была ее давней подругой, явно предвкушая еще один чудесный вечер в нашей компании. Миссис Робертс велела ей сначала наполнить чашку Фиби, затем ее собственную, а потом мою, а когда стулья перестали скрипеть и нам принесли молоко и сахар, я исподтишка стала рассматривать мать Фиби, которая была совершенно не похожа на тот образ, который я себе нарисовала. Я думала, что она бодрая и здравомыслящая, надежная, уверенная в себе и обладает даром убеждения. Она же оказалась нервной, раздражительной. Миссис Робертс чем-то напоминала птицу. Тусклая одежда неуклюже висела на ее фигуре. Лицо под слоем пудры часто краснело.Поначалу миссис Робертс говорила очень мало, следя за тем, чтобы у ее дочери было все необходимое для чаепития, и я, разумеется, не проводила в нашей беседе никаких блестящих гамбитов, но Фиби уверенно помогла нам преодолеть первоначальную неловкость, и задобренная и подбадриваемая дочерью миссис Робертс начала наконец свой рассказ.Многое из того, что она мне поведала, я уже слышала от Фиби, и это было только к лучшему, поскольку миссис Робертс говорила путанно, перескакивая с одного на другое, то пытаясь что-то вспомнить, то отказываясь от этой затеи, чтобы вернуться к ней позднее. Она постоянно прерывала рассказ, чтобы задать вопрос или бросить встревоженный взгляд в сторону дочери. Миссис Робертс много говорила о душевных терзаниях после выкидыша и об ужасе, который ей пришлось пережить, когда она рожала мертвого ребенка, а затем о том, как в ту же ночь к ней пришел доктор и принес маленькую девочку, о счастье, которое она испытала, взяв ее на руки почти сразу же после того, как потеряла собственного ребенка, о радостном повороте судьбы и о благословении. Четырнадцатое февраля, Валентиново дитя — несколько раз повторила она, повышая голос. Было ясно, что Фиби была желанным ребенком и миссис Робертс предпочла бы, чтобы тайна никогда не была раскрыта, поскольку — тут ее глаза-пуговки сузились и метнули в мою сторону колкий взгляд — я, по всей видимости, приношу ее дочери одни неприятности.Пока приемная мать Фиби говорила, я смотрела на нее, не в силах отвести взгляд от женщины, которая могла бы быть моей матерью. Я сглотнула, пытаясь протолкнуть ком, образовавшийся в привычном месте, и представила, как миссис Робертс машет мне рукой, в первый раз провожая в школу, вместо моей матери, ужасно разволновавшейся из-за пятна на моей форме; как миссис Робертс делает для меня бутерброд с корочкой белого хлеба к чаю вместо спагетти по-болонски от миссис Бакстер; представила, как она ждет меня каждый день после уроков, как расспрашивает, хорошо ли я поела во время ланча; вообразила, как краска заливает ее щеки во время разговора о сексе, менструации и волосах под мышками.И, словно прочитав мои мысли, миссис Робертс нервно засмеялась над чем-то, сказанном Фиби, и ее тонкие завитые волосы возле ушей подпрыгнули вверх-вниз. И вдруг к собственному ужасу я ощутила невероятное облегчение. Я была благодарна судьбе, которая позволила мне жить на Роуз-Хилл-роуд вместе со своей матерью, которая ни разу в жизни не сделала бутерброд и предоставила миссис Бакстер рассказывать мне о сексе, но которая была какой угодно, только не нервной и не растрепанной. Она была человеком, служившим мне недосягаемым примером, до которого я все время отчаянно пыталась дотянуться.Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать: Фиби и миссис Робертс замолчали и смотрят на меня довольно странно.— И что, вы… э-м… пошли домой с ребенком? — пискнула я.Миссис Робертс недоверчиво взглянула на меня и подняла брови, поглядев на Фиби, словно удивляясь ее восторгам по поводу столь странной новообретенной родственницы, как я.— Да, — подчеркнуто медленно проговорила она. — Я забрала ее домой. — Последнее слово миссис Робертс произнесла очень громко, явно пытаясь добиться от меня понимания. — В то время я была еще довольно слаба, но мне подумалось, что нам будет лучше в домашней обстановке, что пора привыкать к переменам, поэтому спустя несколько дней мы уехали. — Она кашлянула и извлекла из кармана носовой платок.— Но разве мам с детьми не оставляли на некоторое время в больнице? — спросила я. — В послеродовом отделении…Взгляд миссис Робертс устремился куда-то за мое левое плечо.— Да, возможно, — неуверенно произнесла она. — Многие женщины проводили в больнице больше недели. Но с ребенком все было в порядке, Фиби хорошо пила молоко из бутылочки. А мне не хотелось валяться в постели. Я вообще не люблю больницы. — Миссис Робертс протянула руку к стоявшей посреди стола солонке и принялась вертеть ее в руках. — К тому моменту я достаточно их повидала. До появления Фиби у меня было три выкидыша, два из них — в той самой больнице.Она перевела взгляд на меня и полностью сосредоточилась на моем лице. Было в этом что-то вызывающее, демонстративное. Я хмуро уставилась на нее в ответ.— А вы не видели там… ее… нашу мать? — медленно спросила я, пристально глядя миссис Робертс в глаза. — Или… меня?Последовала длинная пауза, и она первой отвела взгляд.— Нет, как я уже говорила, доктор принес мне одного ребенка.— Но ведь нам был всего день от роду. Разве наша биологическая мать не должна была быть где-то неподалеку? — спросила Фиби.— Я не уверена, — осторожно ответила миссис Робертс. — Мне известно только то, что делала я сама. Доктор сказал, что мать малышки очень молода и хочет все сохранить в тайне. Я и его видела очень недолго. Его фамилия Миллер, это я хорошо запомнила, потому что моя сестра вышла замуж за мужчину по фамилии Миллер и теперь ее зовут Арабелла Миллер.Миссис Робертс откинулась на спинку стула, явно радуясь тому, что ей удалось вспомнить что-то еще, и не заметила, как мы с Фиби переглянулись, одновременно подумав о желтой тетради.— Доктор Миллер. — Я принялась барабанить пальцами по столу. — Вы не знаете, он еще жив?— Жив ли он? — Мой вопрос ошеломил миссис Робертс, однако она послушно задумалась над ответом. Краем глаза я заметила, что Фиби тоже начала барабанить пальцами по столу. — Даже не знаю. Он нам очень помог. Он был приятным человеком, но был уже немолод. Пожалуй, ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять. — Судя по всему, эта тема ей понравилась. — Настоящий джентльмен, очень вежливый. Говорил веско и авторитетно. Медсестрички так и бегали, выполняя его указания.Она слегка крутанула солонку, и на миг мы все задумались.— А как именно происходило усыновление? — Мне постепенно начинало казаться, будто я веду допрос, и ситуацию нисколько не