– Это пес старика – Татарин, он там, он не пустит полицию. Надо мне, я для него теперь свой. – И, словно бы ища поддержки, спросил у Вовки: – Вы можете сходить со мной? – Конечно, но, боюсь, для вашего Татарина я такой же чужой, как и полиция, или вам меня попросту не жалко в отличие от представителей власти? – спросил Вовка, но было видно, что он готов идти, просто вновь пытается разрядить обстановку. – Я с ним поговорю, попытаюсь договориться, – пообещал Сильвестр Васильевич на полном серьезе. – Пойдемте со мной, пожалуйста. И в этой просьбе и поведении все было очень странно: и то, что Пират разговаривал как человек, а не как душевнобольной, с высоты своих знаний вечно бурчащий на своих студентов и коллег, и то, что Вовка вдруг стал для всех главным. За несколько минут человек, случайно попавший в коллектив, человек, можно сказать, не из этого мира стал тем, с кем не страшно идти на место преступления. В этот момент подъехала полиция, и идти туда одним им не пришлось. Остальным же оставалось только сидеть и ждать новостей. Естественно, Гера просто психологически не мог занять место Влада, да и кровать у парней пустовала всего одна. Поэтому, не став дожидаться разрешения, он устроился в комнате Пирата. Вовкина сумка не выглядела вещью из будущего, и это опять же настораживало, вызывая ощущение, что его разыгрывают. Хотя, с другой стороны, если люди на машине времени едут в прошлое, какое бы оно ни было, надо соответствовать, размышлял Гера, подавляя огромный соблазн покопаться в Вовкиной сумке. Ребята с ним не общались, видимо, считая его чудиком и предателем. Они и до этого не очень-то дружили с ним, а после его позорного бегства из команды и вовсе вычеркнули из числа приятелей. Если честно, сейчас Гере тоже не хотелось этого общения. Самое сложное, считал Гера, быть с людьми на одной волне и это практически невозможно, если люди тебя не воспринимают всерьез. Единственное, чего он сейчас ждал, так это возвращения Вовки – рядом с ним почему-то не было страшно. С ним, почему-то сразу он был на одной волне, даже не прилагая никаких для этого усилий. По меркам Герасима это была магия, ну или все же Вовка и вправду его правнук. Разобрав вещи и открыв нараспашку окно, он улегся на кровать и стал размышлять о происходящем, а точнее, уговаривать себя не струсить и не сбежать. Ведь, возможно, от него сейчас зависит жизнь этих пятерых, которые намеренно его сторонятся и даже не знают о том, что их спасение – в его руках. Главное, с ним Вовка, и он обещал, что все будет хорошо. Он утверждал, что знает, что делает, и Гера ему верит. – Привет, – послышалось от двери, в комнату вошла Ева. – Привет, – отозвался Гера. Герасиму давно нравилась Настасья, хотя, о чем это он? Кому она могла не нравиться – красивая, высокая блондинка с голубыми глазами. Модно и одновременно вызывающе одетая и, конечно же, знающая себе цену, что тоже всегда чувствовалось. Настасья – это девушка-звезда, и как бы она ему ни нравилась, Гера никогда бы не решился даже намекнуть ей о своих чувствах. Герасим понимал, что для таких, как он, есть Евы, они умные, с ними будет, о чем поговорить, они не избалованные вниманием мужчин, а потому не будут капризничать и изменять, но пока он не был готов на такой компромисс и потому продолжал тайно мечтать о Настасье. – Поговорить надо, – просто сказала Ева и села на кровать, которую Гера мысленно уже закрепил за Вовкой. – Надо значит надо, – Герасим попытался внутренне настроиться на неприятный разговор, но услышал нечто иное. – А ты правда веришь в монаха, Черное озеро и книгу? – поинтересовалась она, и в ее интонации Гера не услышал издевки, что вызвало, как минимум, недоумение. В этой компании его интерпретация данной легенды обычно высмеивались. – Слишком глубоко уходят корни этой истории, – пожал плечами Герасим. – Если бы это сочинили сейчас, то тут, конечно, возникли бы сомнения. Но предания этой местности уходят далеко в прошлое, и даже есть некоторые намеки в церковных записях соседней деревни. Правда, и деревни уж почти нет, но когда-то она была большой, в ней даже церковь стояла. Так вот местный служитель записал историю о странствующем монахе. Сейчас эта церковная книга хранится у нас в краеведческом музее, я ее читал. Хотя, – замялся Герасим, – ученые сомневаются в записях и смысле, потому как есть подтверждение того, что священник спятил и после сиганул с колокольни той самой церкви. В общем, все туманно, а верить или нет – каждый выбирает сам, – подытожил Гера очень обтекаемо. – Я видела его, – вдруг проронила Ева. – Кого? – не понял Герасим, а, может быть, с перепугу уже не хотел понимать, но мурашки, предвестники ужаса уже побежали по телу. – Я видела монаха, – сказала она просто, – перед тем, как утонул Влад. И, знаешь, Влад тоже его видел. Дня за два до своей смерти он нас спрашивал, не мы ли его пугаем монахом, и если такая дурная мысль все-таки посетила нас, то очень зря, ведь он ничего не боится и так далее. Но по реакции ребят я поняла, что это не они. И Влад это тоже понял и, мне кажется, даже струхнул немного, что ему было не свойственно. Это значит, что я следующая? – очень напряженно спросила Ева, всматриваясь в лицо Герасима. Он хотел ей ответить, но не мог, его тело окаменело от ужаса. Верить в предания и легенды это одно, а слышать от вполне здравомыслящего человека, что он может ее подтвердить – совсем другое. Когда же страх несколько отпустил, и Гера, неприлично промедлив с ответом, подобрал нужные слова, чтоб хоть как-то утешить Еву, дверь отрылась. Не обращая внимания на молодых людей, Вовка с Пиратом, уставшие и расстроенные, зашли и бухнулись в бессилии на свои кровати. Девушка тут же вскочила и постаралась незаметно удалиться. Гера хотел пойти за Евой, чтобы закончить разговор, но она лишь покачала головой и молча выскочила из комнаты. Именно тогда Герасим впервые увидел Татарина и испугался, потому как пес стоял возле кровати Сильвестра Васильевича, не произнося ни звука, лишь оголив свои огромные клыки. Казалось, что он сейчас растерзает любого, кто встанет на его пути или подойдет к охраняемой им территории. – Это свои, Татарин, – буркнул Пират, и собака тотчас успокоилась, а подойдя, даже потыкалась своим мокрым носом в Геру, словно бы проверяя, точно ли свой. – Теперь он тебя не тронет, – добавил грустно Сильвестр Васильевич. Ночью никто не стал разговаривать и рассказывать Герасиму, что произошло с дедом. Только Вовка в полусне как-то сочувственно пробормотал на его многочисленные вопросы: – Деда больше нет. Герасим даже хотел обидеться на него, но видя, как у того моментально, лишь только он принял горизонтальное положение, закрылись глаза, простил так называемого родственника. Татарин, хоть и считал теперь всех в комнате своими, но выбрал в хозяева все же Пирата. Вот и сейчас он лежал под утренними лучами и всхлипывал, как казалось Герасиму, именно возле кровати спящего преподавателя. Раннее летнее солнце уже встало и без условностей и бликов освещало еще спящую землю. – Хороший пес, – услышал Гера над ухом и вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним уселся заспанный Вовка. После сна он был взъерошенный и какой-то смешной, уже почти родной человек, чрезвычайно быстро став таковым. – А у вас есть собаки? – задал неожиданный вопрос Герасим. – Конечно, – просто ответил Вовка. – Но у нас нет бездомных собак, у каждой есть свой дом. В России уголовно наказуемо бросать свою собаку или кошку на улице. – Эт правильно, – одобрил Гера. – Все как писал Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приучили. Вовка молча кивнул, подтверждая слова Герасима. Теперь они уже вдвоем гладили Татарина, словно проводили какой-то тайный обряд, и от этого им обоим становилось на душе теплее. – А у тебя есть какой-то знак? – спросил Гера Вовку. – Ну, чтоб было понятно, что ты из будущего. Не знаю, билет, например, в прошлое у вас выдают? – Вот, – тот протянул руку. На ней был странный браслет из черной кожи, а по центру красовалась узорная буква «Р» выбитая золотом. Таких украшений Герасим никогда не видел, он и вправду смотрелся как вещь из другого мира. – «Р» – это Россия? – проявил сообразительность Гера, а Вовка в ответ лишь кивнул, и по этому молчаливому ответу стало понятно, что разговаривать об этом родственник не хочет. Герасиму стало неудобно, словно бы он не сдержал слово не спрашивать про будущее, поэтому сам решил перевести тему. – Ко мне вчера Ева приходила, – сказал он. – А эта, хорошенькая шатенка с конским хвостом и голубыми глазами? – спросил Вовка, облегченно вздохнув, видимо, от того, что неудобные вопросы у Геры закончились. – Красивая, – добавил он улыбаясь. Гера немного растерялся и даже сказал не то, что хотел: – Какая же она красивая, она смешная. – Ты это глупости говоришь, – вздохнул тяжело Вовка, – потому что не видишь истинной красоты. Вы сейчас все смотрите на оболочку, интернет навязал вам ненастоящие идеалы, и вы все под них меряете. Мы же в России будущего научились смотреть внутрь. Девочка умная и смелая, душа у нее чистая, ты попробуй, посмотри на нее внимательно. Какие красивые глаза. Конечно, они не выделены так ярко косметикой, как у Настасьи, но если к ним приглядеться, они сияют. Гера не нашелся, что ответить, и промолчал, пообещав себе в следующий раз обязательно посмотреть на глаза Евы повнимательней. – Так вот, она мне сказала, что видела монаха, и Влад его тоже видел в ночь перед тем, как утонуть. Более того, она уверяет, что Влад пытался выяснить, не ребята ли его пугают, и по их реакции понял, что не они, и даже испугался, – проговорил Гера и сам почувствовал, как это глупо звучит со стороны. – Интересно, – задумался Вовка и даже улыбнулся, чего не делал со вчерашнего вечера. – А я ведь тебе говорил и им говорил, а они все мне не верили. Есть монах, потому, как и легенда не просто так существует, под легендой обязательно что-то должно крыться. Вовка, что мне делать? Подсказывай давай, – прошептал Герасим. – Я хочу быстрее отсюда сбежать. Монах не оставит свою охоту, твои три дня истекут, и я останусь один на один с проблемой. А там так на себя злиться начну, что впаду в депрессию и запью, и тогда уже не будет ни деда твоего, ни тебя соответственно. Так что если хочешь жить пора нам начинать действовать. – У тебя, Герасим, непереносимость алкоголя, – сказал Вовка, улыбаясь. – И хватит уже меня проверять. Видишь, думаю я, как нам лучше поступить. Наверное, вначале надо с ребятами поговорить. Знают они что-то, но не говорят. Сильвестру дед перед смертью хотел что-то сообщить, что-то такое, чем сам был очень расстроен, но не успел. – Так что с дедом? – спросил Герасим. Этот вопрос мучил его всю ночь. – Умер дед, – качнул головой Вовка, и было видно, что ему по-настоящему жалко старика. – Пока не понятно, может, и сам, старый он был, да еще переживания на него посыпались, как горох… Могло, конечно, и сердце не выдержать. Теперь дело за полицией, проведут все экспертизы, как надо, и скажут. Было видно, что Вовка недоговаривает, бережет родственника. – А ты что, не знаешь? – удивился Гера. – Я что, тебе в будущем про деда не рассказывал? – Ты тут не наседай сильно, – погрозил Вовка пальцем, как маленькому. – Нельзя так, эффект бабочки, забыл? Все должно происходить, как тогда, не могу я вмешиваться. Ты лучше дуй с ребятами поговори. – Бесполезно, – махнул рукой Герасим. – Мне они точно ничего не скажут. – Считают тебя чудиком и предателем? – быстро согласился Вовка, и хоть именно это Гера и имел ввиду, но, произнесенные Вовкой, слова заставили его покраснеть. – Тогда так: сейчас водные процедуры, потом быстрый завтрак, я так понял, столовая уже во всю работает, – сказал Вовка, выглядывая в окно, где виднелся черный вход здания столовой. Там уже повариха важно курила, сидя на лавке. – А потом, – продолжил Вовка, немного полюбовавшись колоритной женщиной, – я иду к ребятам, а ты разговариваешь с Евой. – Зачем? – удивился Герасим. – Значит так, дальний родственник, – перешел на возмущенный шепот Вовка. – Включай мозги, они у тебя должны быть, потому как я твой потомок, а у меня они присутствуют точно. Хотя… – он засомневался на мгновение. – Бабуля у меня очень умная была, кандидат наук. Ладно, о генах потом, сейчас думай! Конечно, никакого монаха не было, но кого-то она все же видела, а это уже зацепка. Расспроси, как этот монах выглядел, или, может, было что-то особенное в его поведении. – Например, он проходил сквозь стены, – Гера не шутил, а даже немного психовал на родственника за то, что тот тоже не верит в предание. – Мать у меня тоже большая умница, все-таки женская линия не подкачала, видимо мозги все оттуда, – в сторону сказал Вовка и продолжил, уже глядя на Геру: – Например, от него пахло табаком или монах хромал. Все, от планов переходим к действиям, – и, схватив Герасима в охапку, потащил умываться, забавно цитируя «Мойдодыра»: – Надо, надо умываться по утрам и вечерам! Герасим тоже робко улыбнулся. У Геры не было ни братьев, ни сестер, а также близких друзей, так, больше товарищи по школе и институту, а сейчас рядом с Вовкой он в первый раз почувствовал – каково это, иметь человека, который вместе с тобой, по-настоящему с тобой, по-человечески. Парни не видели, но когда они вышли, Сильвестр резко сел на свою кровать и нервно почесал бороду. В последнее время эта забытая привычка вернулась. Услышанное было глупой выдумкой, но то, что это произносилось шепотом и не для чужих ушей, делало сказанное зловещим и еще более непонятным. Одно было ясно: этот Вовка, который ему вчера так понравился, здесь не просто так. Но все мысли вылетели, когда Сильвестр увидел Татарина. Огромный пес лежал у кровати и громко вздыхал, словно бы прося у него сочувствия. 21 октября 1825 года Крым Георгиевский монастырь