— Эй! – Орет Петрович. – Ты блядь кто такой, мудила! Это наша хата! Мужчина вежливо улыбается. Но от его оскала холодок по спине, он лезвие у горла держит. Я взгляд оторвать не могу от руки, что лезет под кожанку и достает оттуда… Матерь божья. Настоящий пистолет! Соседи, мама и я ахаем. Да, я помню, что мы живем в Петербурге, но увидеть оружие вот так, в живую действительно страшно. Мужчина не обращает на нас внимания, просто вдавливает ствол в дряхлую щеку Петровича. У того глаза в кучку, а Саныч и вовсе к лестнице ползет. — Я считаю до трех, и ты съебываешься, иначе эти милые дамы и господа будут оттирать твои мозги с лестничной площадки. Но мы же не хотим этого, — Петрович мотает головой. – Мы все - таки живем в культурной столице. Культурной, ага… От его вежливости так и сквозит презрением. Причем ко всем. — Но это моя квартира. От бабки досталась. — А сегодня ты ее продал за чекашку. Так что теперь она моя. — Милиция… — Ну во — первых, полиция, а во — вторых, она уже едет, чтобы выяснить, почему на территории столь приличного дома находятся столь отвратительные создания. Ведь правда, дорогие соседи? – он улыбается бабе Нине, а потом снова бомжам. — Нужно выносить мусор, а вы, господа, мусор. Мужчина оглядывает соседей. Бабушку из тринадцатой. Пару из шестнадцатой, нас с матерью. Цепляется взглядом за меня. Сверху вниз, словно оценивая товар на рынке. А мне шагнуть назад хочется, потому что его глаза голубые, но абсолютно холодные. Злые глаза. — Ну что, соседи? Я хочу возразить, хотя бы потому что это все пахнет криминалом, это все неправильно, но стоит мужчине снова взглянуть на меня, как мама пихает меня в бок, и я поджимаю губы. Нет, такие не могут нравиться, чего это я удумала. Он отвратительный. Он манипулирует и запугивает. И я очень надеюсь, что вскоре он продаст эту квартиру милым людям. — Ну что, милые соседи, какие мысли? — Добро пожаловать… — дядя Сема из шестнадцатой кивает, протягивая руку. А мужчина ее жмет. — Дымов Матвей Владимирович. Прошу жаловать и конечно, любить. Снова оскал, только теперь в мою сторону. Петровича и Саныча спускают с лестницы прямо на улицу, а меня мама отправляет туда же… — Мам… — Давай Лизунь, Леонид уже давно ждет. Ничего святого нет. Я аккуратно спускаюсь по лестнице, почему — то волнуясь. С чего бы. Свидание то не первое. Не успеваю толкнуть дверь, как она открывается и на пути мне снова попадается теперь уже известный Матвей Владимирович. Я пытаюсь сходу определить его возраст. Теперь его волосы мокрые от дождя и стали чуть темнее. Он ловит губами каплю и улыбается. Пожалуй, вот теперь лет тридцать. В общем много. Очень много. Он не пропускает меня, снова осматривая с головы до ног, словно сканируя, раздевая. Я знаю этот взгляд, но когда это делают мальчики, мне неприятно и холодно, то сейчас мне так горячо, что хочется воздуха глотнуть. Даже холодного. — Мне нужно выйти. — Свидание, крошка? — пропускает он меня, но стоит так, что приходится протиснуться и задеть его грудью. Блин, почему живот-то, болит? Крутит, словно на соревнованиях снова, хотя спорт давно в прошлом. Еще секунда тесного контакта и я наконец оказывают на свежем воздухе и даже наслаждаюсь дождем, что слепит, и ветром, что юбку поднимает. Леонид уже на улице. Действительно ждет. Открывает мне двери своей дорогой машины. Как, всегда красивый и импозантный. — Давай скорее, а то в машину дождь попадет. — Привет. Конечно – конечно. Но улыбаясь ему и элегантно садясь в его машину, я ясно чувствую на себе тяжелый взгляд, навалившийся на меня, словно внезапный ливень. Матвей Владимирович все еще у подъезда, курит и прямо на меня смотрит. Через лобовое стекло, а я сама не могу отвернуться. Не нравится он мне, пугает до дрожи. Почему — то кажется, что рядом с таким мужчиной легко потерять себя. Блин, хоть бы он продал скорее квартиру. Пожалуйста…. Глава 2. — А ты чего, совсем не ешь? — Да я не голодная, — смотрю на свой салатик. Нужно за фигурой следить. Пока замуж не вышла. – Так что ты там рассказывал? «Делай вид, что тебе интересно, улыбайся больше» – я помню. — Да, говорю, тачку мне новую заказали. Додж чероки. Триста лошадей. Из Америки идет. — Кто? Лошади? «Играй в тупую» — я помню. Он даже смеется, хлопая меня по коленке, оставляя пальцы на ней же и лежать. Мне неприятно, но нужно терпеть. — Ты такая забавная малышка. Машина из Америки идет. Покатаю потом тебя. Ты кстати была в Штатах? — вряд ли его действительно интересует ответ на мой вопрос. – Там охуенно. Я даже думаю, что после учебы туда жить перееду. А знаешь какие там бары? Наши даже рядом не стояли. Любые вещества, на любой вкус. Он все говорил, говорил, а я чувствовала, что засыпаю, но усиленно делала лицо крайне заинтересованным, кивала в нужных местах, смеялась, когда он считал, что сказал что – то забавное. Черт, сколько прошло? Только сорок минут. Убиться просто. — Торопишься? Ну вот! Заметил же. — Нет, что ты. Я твоя на всю ночь. Прозвучало конечно двояко, но парень приободрился, собрался, за руку меня взял. Как его… Леня. Точно. — Тогда может ко мне? Покажу тебе свою коллекцию фильмов. Знаешь какой у меня домашний кинотеатр, а диван какой удобный. — Ой, домой мне нельзя. — Чего это? А как же «моя на всю ночь» — Ну я в том смысле, — тут надо глупо засмеяться. Вот так. Ха-ха-ха! – Что готова гулять с тобой хоть всю ночь, но домой не поеду. Я же приличная девушка. И ресницами. Ресницами. Активнее хлопаем.