— Поставьте и можете идти… Тут я слышу щелчок двери и резко оборачиваюсь, смотря как он ставит пакеты в угол и выпрямляется. — Я же сказала… — Сначала мы обсудим, как такая правильная и законопослушная учительница оказалась одним весенним днем пьяной за рулем на трассе…. Глава 20. Леша — Вы… ошиблись. Я никогда не нарушала закона, тем более, никогда не садилась за руль пьяной, — возмущается она довольно натурально, но я чувствую, как звенит от напряжения голос, как она сама натягивается гитарной струной. — Ладно, забудем о правонарушении, затупил, сам не святой, но ты сразу вспомнила меня, как только увидела… Вспомнила, как сама умоляла взять тебя, наказать тебя, — подхожу ближе, но она закрывается все больше — Мне нечего вспоминать. Тем более, такого срама. Вы что же хотите сказать, что вы остановили какую – то пьяную женщину и занимались с ней сексом? И что же? Вы утверждаете, что этой женщиной была я? Вы в своем уме?! — Признавайся, Лера. Ты же помнишь меня, отсюда все твои подколы и злая ирония, отсюда нежелание спать со мной, хотя мы оба этого хотим... — Ну вот еще. Я не помню. В смысле, я вас не видела и никогда с вами не встречалась. — Трасса, ночь, я с палочкой, а ты вдрызг пьяная... — касаюсь ее дрожащей губы. Она дергает головой, впиваясь в меня ненавидящим взглядом. Откуда там столько боли. Почему не признается. Я так и не смог почувствовать снова тех самых эмоций. Когда жидкий ток по венам, когда тело судорогой сводит, когда не знаешь, сможешь ли вообще остановиться. — Вы ошиблись, майор! — рвет она ниточки на части. Топчется по ним. Режет без ножа. — Если вы и спите, с кем попало на работе, то меня это никак не касается. И я никогда не ездила за рулем пьяной! Ясно вам? — А коса? — Бесит! Зло дергаю короткие ошметки волос. — Где твоя коса? Или скажешь ее тоже не было? — Не было! — пытается оттолкнуть, но я только сильнее натягиваю волосы, не давая ей и дернуться. — Отпустите меня! Немедленно! Я на вас заявление накатаю, обвиню в клевете! В ее глазах столько стыда и страха, что я уже жалею, что этот разговор затеял. Но я больше не мог держать это в себе. Я почти не спал, почти не ел, вспоминая во всех подробностях ту ночь, отчаявшуюся девушку, которая встретилась на дороге. Я мысленно представлял ту Леру, сопоставлял с этой. Было пиздец как сложно, потому что та сама на шею вешалась, а к этой на кривой козе не подъедешь. Я помню, как проводил ее домой, к мужу, уехал, а потом вернулся. Внутри сидело дурацкое сомнение, что нам по пути, что не стоило ее туда отвозить. На пороге меня встретил муж, он удивился и сказал, что никого похожего не знает, более того, он показал мне свою жену, как раз эту самую Ульяну. Тогда я решил, что женщина обманула меня, поэтому хоть и не сразу, но этот эпизод стерся их памяти. До вчерашнего дня я и не вспоминал тот жаркий эпизод своей жизни. Даже думал и Лере не напоминать, но потом до меня начало доходить, почему у нее ко мне такая лютая неприязнь, почему она так меня сторонится. Она сразу вспомнила мое лицо и очевидно сильно расстроилась, когда не получила отдачи. Получается в ее жизни этот эпизод был действительно важным. У меня до сих пор раздрай от того, кто сейчас стоит передо мной, и того, кто сосал мне, стоя на коленях. Хотя всегда можно проверить, поцеловать ее и понять, кто она такая… Гордая и неприступная училка или обыкновенная женщина, так нуждающаяся в защите. Это настолько заводит, что кровь из мозга потоком хлещет в пах, буквально вызывая аритмию. Лера словно понимает все, открывает глаза шире, выставляя руки вперед, но поздно. Поздно, девочка. Один бросок руки, и расстояния между нами больше не остается. — Не смей… Не надо… Я буду кричать… — Кричи, я прекрасно помню, как ты разрывала тишину леса своим криком… Помню, Лера… Я помню, как ты стояла на коленях и давилась моим членом, помню, с каким удовольствием ты это делала. — Скотина… — бьет она меня по щеке, окончательно уничтожая выдержку. Еще один бросок, и я просто ловлю губами ее крик. Быстро скидываю куртку, чтобы не стесняла движений. Вдавливаюсь в мягкий, рот, ощущая приятный аромат ментоловой жвачки, втягиваю этот запах, пропитываясь им до кончиков пальцев. Он изменился, в ту ночь она пахла алкоголем, дорогими духами и обидой. Сейчас гелем для душа, ванилью и противоречием. Чем больше я ее касаюсь, тем сильнее мои пальцы сдавливают тонкую поясницу, тем больнее воспоминания словно хлыстом хлещут по нервной системе. — Перестань, не надо, — почти умоляет, когда отрываюсь от сжатых губ, чтобы коснуться языком кожи, прочертить дорожку от скулы, до шеи, до бьющейся там синей жилки. Лера пытается меня отпихнуть, но с ее весом и ростом это как толкать каменную глыбу, которая оттесняет ее к стене, вжимает ее туда, руками задирая шерстяное платье, ощущая мягкость бедер, напряжение мышц. Не могу остановиться, кровь внутри кипит, пульс в висках тарабанит, а ее слабое сопротивление только распаляет. — Ты ошибся», — почти хнычет, когда сдергиваю пальто, впиваясь в торчащий сквозь блузку сосок. – Это была не я. Не я… Руками стягиваю капрон, открывая для себя нежность шелковистой кожи. Оставлю колготки и пальто болтаться на нее руках и ногах. Задираю юбку. Сминаю блузку, почти рву ткань. Лера хнычет, царапает меня, бьет. Но не отталкивает, уже рвано дышит, стонет. У меня столько к Лере вопросов, столько потребности услышать ответы, но все это меркнет перед ароматом сладкой промежности, которая скрыта лишь тонким хлопком белых трусиков. Влажных до безумия. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я уже опускаюсь на колени, чтобы просто задохнуться этим запахом, чтобы впитать его в себя, чтобы отодвинуть полоску и коснуться мягких волосков под ней. — Лер, ты даже пахнешь так же, — шепчу прямо в лоно, тут же коснувшись его языком. Провожу кончиком вдоль, собирая запах. Ее крик оглушает, добавляет огня, которые пожирает меня изнутри. Я правой рукой просто сдираю с задницы трусы, оставляя и их болтаться на щиколотках. Насколько это возможно, раздвигаю ноги, чтобы пройтись языком по клитору, чтобы услышать стон, чтобы ощутить пальцы в своих волосах. Резко поднимаюсь наверх, тут же ловлю ее вскрик ртом, когда мои пальцы заменяют мой язык. Толкаю язык, купая его в сладкой слюне, ощущая вибрации ее тела. Теперь она словно заведенная тачка, бери и нажимай на газ, главное было с ручника снять. Толкаю пальцы дальше. По ним стекает столько влаги, что сдохнуть можно. Жадно хватаю ртом воздух, только чтобы снова наброситься на губы, чтобы заявить на них права, чтобы напомнить, что в ее вранье я не поверил. Двигаю пальцами внутри, растягивая тесные стенки. Она и тогда была тугой, тугой и осталась. Второй палец еле пролазит, но я все равно толкаю его под вскрик, продолжая доводить малышку до крайней точки. Она сама уже целует меня, сосет язык, прямо как тогда, сама прыгает на пальцах, выстанывая все громче. Еще, еще немного перед тем, как я всажу ей и до конца напомню, что было между нами в ту ночь.