Белый Ворон послушно повернулся и вышел из покоев. Сначала он прошел к себе, сел в кресло и обвел пустым взглядом привычную обстановку. Третий брат прожил здесь десять лет, оброс вещами, книгами, мебелью, и вот сейчас надо за несколько часов отобрать самое важное, а остальное бросить. Уйти, покинув привычный дом, уклад, круг знакомств, пусть узкий, но милый сердцу. Белый Ворон поднялся и походил туда-сюда по комнате. Все ценное и нужное взять не получится, это очевидно. Тогда альбинос открыл шкаф и попытался сообразить, какой одеждой следует запастись в дорогу. Платье для парадных приемов и официальных визитов он убрал обратно в шкаф. Взял запасной плотный плащ, кожаный, длинный, с подбивкой из волчьего меха. Отобрал три комплекта ежедневной одежды, в которой ходил на вызовы. В один облачился, еще два убрал в сумку. Долго перебирал пузырьки и флаконы с настойками и препаратами. Решил взять с собой самые редкие и дорогие. В мешочек увязал несколько безделушек — кольцо, подаренное одним вельможей за оказанные услуги: яркий янтарь в серебряной оправе; расшитый мелким жемчугом и крошечными рубинами пояс; тяжелый золотой браслет, старинный, с вычурными узорами. Вещь приглянулась ему в лавке собирателя древностей, и продавец с острым взглядом уверял, что это не только украшение, но и сильный оберег. В тот же мешок с одеждой Белый Ворон запихнул пару сапог и две пары ботинок. Одни для зимней непогоды, на меху, на толстой подошве и с высоким каблуком, вторые более простые — мягкие, прошнурованные, из неказистой бычьей кожи. В итоге, как альбинос ни старался, скарба собралось порядочно, и он с трудом смог поднять мешок. А ведь оставались еще книги! Белый Ворон в бессилии остановился перед шкафом. Библиотека с пособиями по медицине, научными трактатами и редкими фолиантами была его гордостью. Ровно двадцать шесть книг: он собирал их десятилетие, тратя почти все свои деньги. И сейчас с ними предстояло расстаться… Альбинос долго гладил слегка дрожавшими пальцами корешки, шептал названия. «Строение человеческого тела и назначение четырех основных жидкостей, а также их взаимодействие друг с другом и с небесными телами» — легендарный труд астролога, анатома и чародея Лугнарада, жившего почти триста лет назад, по которому сегодня учились медицине во всех основных академиях материка. Книга известная, Белый Ворон знал ее почти наизусть. Альбинос встряхнулся и решительно достал все книги из шкафа. Сложил в сундук и тщательно запер. Сундук могут доставить следом за ним. В сумку он убрал только самую редкую и бесценную книгу из библиотеки, Speculum essentias, древний труд анонимного автора, в котором рассматривались яды и их действие, а также сложные и спорные методы лечения травами. Каждую страницу книги приходилось расшифровывать, потому что язык был архаичен, полон иносказаний и эпитетов, а сами рецепты — очень своеобразными. Белый Ворон лишь два раза осмелился применить вычитанные оттуда методы, один раз на себе, второй — в безнадежном случае, и результат превзошел все ожидания. Засунув драгоценную книгу в суму, которая надевалась на тело под сюркотт, Белый Ворон запихал туда же мелкие предметы обихода вроде расчески, зубной щетки, платков и прочего, собрался с духом, взвалил на себя сумку и мешок и пошел в покои, где расположился Каэрвен. — Да, да. — Оказалось, начальник стражи Воронов его уже ждал. — Жаль, конечно, что вам приходится отбывать столь поспешно, но я выделю вам десять человек сопровождающих. И вот еще двести золотых, триста серебряных и пятьсот медяков на путевые расходы. — Так много? — поразился Белый Ворон. — Распоряжение миледи, — развел руками Каэрвен. — Но это бессмысленно, — возразил альбинос. — Зачем столько охраны одинокому путнику? Или это охрана, которая не позволит мне сбежать? — Небеса всеблагие, — обиделся Каэрвен. — Миледи ничего такого не говорила. — Но могла подразумевать, — пытливо посмотрел на него Белый Ворон. — Она просто беспокоится о вашей безопасности, на дорогах нынче неспокойно, — возразил Каэрвен. — Но я бы, честно, тоже дал вам одного из парней. Не хочется гонять ребят туда-сюда, они еще от перехода не отошли. Да и потом, вы уже к вечеру седьмого дня будете в Серых горах, вас встретят. Чего миледи так переживает, понять не могу. — Ты можешь сказать ей, что я отказался от охраны, — предложил Белый Ворон. — Нарушить распоряжение? — испугался Каэрвен. — А то вы ее не знаете: миледи меня на куски растерзает. — А ты вали все на меня, — улыбнулся альбинос. — Сам подумай — зачем мне столько людей и денег? Я возьму десять золотых, двести серебряных и триста медных. Хватит за глаза. — Звучит очень разумно, — заколебался Каэрвен. — Тем более что вы поедете по Большому тракту, там встречаются конные патрули Черных гвардейцев, да и ночевать в тавернах будете… А расходы лишние сейчас ни к чему. Ну, на ваш страх и риск. Так и скажу миледи — мол, уперлись и отказались наотрез. — Да, так и скажешь, — кивнул Белый Ворон, почувствовав странное облегчение. — Я оставил в своих покоях сундук с книгами, очень прошу, проследи, чтобы его прислали вслед за мной в Твердыню, когда поедете обратно. Каэрвен отвел его на задний двор дворца, где стояли огромные гостевые конюшни. Там он выделил Третьему Ворону высокого вороного жеребца и, пыхтя, отсчитал ровно столько монет, сколько тот сказал. Тем временем пришел молодой стражник, лица которого Белый Ворон не помнил: видимо, в те времена, когда он еще жил в родном гнезде, этот парень был совсем ребенком, ему и сейчас было не более пятнадцати. — Вот, это Трайни, — представил его лорд Каэрвен. — Он поедет с вами. Вы не глядите, что молод! Он отлично топором владеет, зоркий, храбрый, а в седле держится, как будто в нем и родился. — Хорошо. — Белый Ворон посмотрел на Трайни и отметил про себя, что тот явно не радуется ни знакомству, ни поездке. — Ну, я готов. — Храни вас Небеса. Каэрвен церемонно раскланялся и помог лорду сесть в седло. Трайни также забрался на кобылу такой же масти, что и жеребец, и они медленно двинулись со двора. Белый Ворон не оборачивался на замок, хотя очень хотелось. В сущности, ему нечего было тут жалеть, кроме своих книг и комнат, но в сердце острой занозой засело воспоминание о принцессе Лорне. Белый Ворон чувствовал, как будто в нем что-то сломалось в тот момент, когда он смотрел на слезы девочки и слушал ее крики. Он не питал иллюзий: это всего лишь неожиданный каприз романтично настроенной девочки, слишком рано начитавшейся баллад и романов, наслушавшейся от высокородных девушек про любовную науку. Но все же сердце ныло, и Белый Ворон погрузился в глубокую задумчивость. Третий ехал по улицам, уронив голову на грудь, и неосознанно тер правое запястье. Там немного жгло, словно от укуса насекомого. Но если бы Белый Ворон оторвался от своих раздумий и посмотрел на внутреннюю сторону запястья, он бы увидел, как там проступает тонкими царапинами некий символ, похожий на птичий след на снегу. Ровно в том месте, где руки альбиноса мимолетно коснулись пальцы миледи Воронов, так, что он этого не заметил. Глава 9 Во дворце шел пир. Ярко пылали факелы на стенах, ослепительно сияли светильники. Играла музыка, шумела разношерстная толпа, ломились от яств и напитков столы. Эннобар был весел и часто поднимал полный кубок, призывая всех отдать дань Богу Хмеля. Младший Ворон стоял у выхода на балкон, наблюдая за танцующими в центре залы. Сам он танцевать не умел и не любил. Но уйти с пира не мог: миледи Воронов приказала всем сыновьям осваивать придворные порядки. Вдруг Младший брат увидел на противоположном конце залы хрупкую фигурку, точно так же жмущуюся к балкону. Младший Ворон улыбнулся и стал торопливо пробираться по стенке туда. Эйнли, словно почувствовав его взгляд, обернулась. Ее щеки вспыхнули румянцем, а глаза заблестели. — Вы разве не танцуете? — спросила она. — Нет уж, это без меня, — ответил Младший. — У меня и так голова разболелась. — Но это же так весело! — воскликнула Эйнли, завороженно наблюдая за танцорами. Мелькали пышные платья, сверкали драгоценности. — Я бы на вашем месте плясала до утра! — Так отчего не спляшешь? — спросил Младший. — Что вы, на королевском пиру танцуют только высокородные! — возмущенно заметила Эйнли. — Я рада уже и тому, что могу смотреть, как они ловко кланяются и изящно кружатся. А уж музыка какая — словно с неба льется! Младший пожал плечами. Конечно, на бедную деревенскую девушку блистательный пир во дворце должен был произвести неотразимое впечатление. Он уже собрался предложить Эйнли принести ей лакомство со стола или кубок вина, как вдруг его окликнули: — Лорд Младший Ворон, приветствую вас. Младший обернулся и поспешно поклонился: к нему подходила высокая красивая девушка с густыми каштановыми кудрями, щедро рассыпавшимися по плечам. Гибкую фигуру облегало струящееся и многослойное верхнее платье из синего шелка, расшитого золотом и серебром. Поверх платья крепилась льняная накидка ярко-красного цвета, которая не скрывала рубинового ожерелья с подвесками из разноцветных камней. — Доброго вечера вам, принцесса Рона. Старшая дочь короля довольно улыбнулась и протянула руку для поцелуя. Ей уже исполнилось семнадцать, и она была очень хороша: румяные щеки, ярко-голубые, отцовские, глаза, его же упрямый подбородок и высокий лоб. Портил красоту принцессы только пустой взгляд, в котором мелькали тщеславие и надменность. После вторичной женитьбы отца Рона, которая была первой дочерью и которую баловали все подряд, сначала замкнулась в себе. Думали, это от горя, но принцессу обуревали совсем другие чувства. Рона неистово злилась на отца, на мачеху и на всех придворных, которые, едва завершился траур, тут же забыли о почившей королеве и принялись уговаривать Эннобара жениться вновь, чтобы обзавестись наследником. Рона старательно занималась с воспитательницами, преуспевая в науках и манерах, старательно играя роль достойной дочери короля и будущей королевы. Но изнутри ее грызли обида, боль и страх, иной раз такие сильные, что нежно улыбающейся на публике принцессе было тяжело дышать. Рона прекрасно понимала, что, родись у отца наследник, ей уже не видать ни трона, ни наследства. Покойная королева, которую Эннобар взял по сговору в одном из четырех главных родов королевства, была образцом благородной миледи, хотя и не отличалась особой красотой. Но она была умна и умела обходиться с мужчинами. Эннобара жена устраивала, и он даже не изменял ей в надежде получить сына. Но первой родилась Рона, чему Эннобар искренне обрадовался. А затем наступили не лучшие времена: у королевы оказалось слабое здоровье, по которому роды нанесли непоправимый удар. Через три года у нее случился выкидыш, и лекари осторожно намекнули королю, что надежды на наследника немного. Эннобар воспринял новость стойко, и во дворце начали судачить, что у венценосных супругов теперь исключительно дружеские отношения. Королева знала об этих слухах, но ей достало характера улыбаться на пирах, сидя по левую руку от мужа и приветствуя высокородных миледи, каждая из которых смотрела на нее жадными глазами, в которых слишком откровенно читалось желание занять ее место в королевской постели. Результатом стало то, что еще через полтора года у королевы случился новый выкидыш, и уже на позднем сроке. От этого она уже не оправилась. Болезнь убивала ее постепенно: королева таяла, иссыхая и теряя молодость и красоту. Эннобар старался держаться, но искусов было слишком много, хотя король приложил все усилия, чтобы поддерживать у супруги иллюзию счастливой семьи. Помогали отвлечь королеву от мыслей о болезни и ее занятия с Роной, которая, не понимая всей серьезности дела, росла капризной и гордой, рано понявшей свое особое место и пользующейся всеми привилегиями. Но когда Роне исполнилось десять лет, королева закрыла глаза навсегда. Эннобар год носил траур. А потом как-то отправился на охоту к одному из своих вассалов, живших поблизости от Железного леса. У лорда Сосен было несколько дочерей, и одна из них, пышная красавица с чудесными волосами, была так кротка и так ласково смотрела на высокого гостя, что сам Безгрешный Фелид перед ней бы не устоял. Наутро Эннобар заглянул в голубые глаза девицы Блейр, отдавшей ему свою невинность, оценил при свете дня ее роскошное тело и дивные волосы и понял, что, как честный высокородный, обязан на ней жениться. Когда Рона узнала, что отец привез во дворец мачеху, с ней случился тихий припадок — девочка спряталась в одном из подвалов и истыкала булавками свою канарейку так, что птичка сдохла. Роне этого показалось мало, и она истыкала той же булавкой и свою левую ладонь. Последнее оказалось очень больно и некрасиво, и Рона поняла, что зло надо срывать на других. Причем лучше всего исподтишка. — Что это вы стоите рядом с прислугой, — очаровательно улыбнулась принцесса Младшему Ворону, подавая ему руку. — Смотрю, как танцуют, — ответил Младший, который не мог понять, что от него понадобилось принцессе. — Не лучше ли самому присоединиться к веселью? — намекающе подняла бровь Рона, которая не торопилась забирать руку. — К сожалению, я совершенно не пригоден к танцам, — покаялся Младший, стараясь сделать самое глупое выражение лица, на какое был способен. Принцесса подарила ему долгий взгляд. — Я могу вас научить. Младший облизнул губы, не решаясь на отказ. Ситуация создалась щекотливая. — Боюсь, даже все ваше женское терпение и кротость тут будут бесполезны, — раздался веселый голос, и рядом с Роной возник Красный Ворон, разряженный в пух и прах. Он отвесил ей витиеватый поклон, ловко подхватил под руку и увлек в музыку и смех. Как раз начался бранли, и весь огромный зал буквально звенел от смеха, хлопков и притопывания. Красный Ворон изящно подпрыгнул и повел Рону вприскачку. Щеки у обоих раскраснелись, глаза весело блестели. — Простите мою дерзость! — крикнул он на ухо принцессе. — Но мой Младший брат музыкален, как медведь, и столь же учтив. Он бы до завтра стоял и хлопал на вас глазами. Рона звонко рассмеялась. Красный Ворон смотрел на нее мягким, чуть дерзким, чуть зовущим взглядом, в котором отображалось немое обожание и плясали веселые искорки. Рона почувствовала себя так, словно вышла утром в сад и полной грудью вдохнула аромат роз и ландышей. Красный Ворон лихо прыгал вокруг нее, улыбался, строил смешные рожицы, а его забавные ужимки заставляли Рону хохотать и краснеть. Они проскакали в бранли весь зал по кругу три раза, нахлопавшись и натопавшись, и Красный Ворон, не дав принцессе опомниться, ловко утащил ее на балкон, устроив в мягкое маленькое креслице, и тут же подал ей бокал ледяного ягодного вина и нежный пирожок с воздушным кремом. — Смотрю я, брат на вас вовсе не похож, — заметила Рона, когда отдышалась.