Полякову было под шестьдесят, он, как и я, имел высшее образование: в своё время окончил машиностроительный институт. Наказание отбывал по статье «нарушение правил техники безопасности, повлёкшее за собой смерть человека», если я не ошибаюсь, то примерно так было написано в его приговоре. Срок — восемь лет лишения свободы с отбыванием в колонии строгого режима. Строгого потому, что в молодости Поляков уже успел побывать в местах не столь отдалённых: за угон машины получил год. Хотел выпендриться перед своей девчонкой и покатать её «с ветерком». Забыл рассказать ещё об одном москвиче, который, к сожалению, оставил о себе тошнотворную память. Им был Владимир, если не изменяет память, по фамилии Кондратьев. Как ни странно, но он получил три года за «уклонение от уплаты алиментов». На строгий попал потому, что несколько лет назад тоже парился «за колючкой», правда, тогда получил больше: пять лет за занятия «незаконной предпринимательской деятельностью». Он был весьма талантливым художником, но его картин никто не покупал, а керамические поделки, изготовление и сбыт которых он организовал, только за полгода работы принесли ему столько денег, сколько он не заработал художником за несколько лет. Конечно же на «пятёрке» его довольно быстро сделали художником зоны, и он пользовался большим авторитетом у начальства колонии. Как прямые земляки, мы быстро сдружились, и я довольно часто наведывался в его каптёрку, расположенную в клубе колонии. Мне он показался гостеприимным и славным парнем. Мы много говорили с ним, обсуждая различные темы — от самых любимых улиц Москвы до международной политики. Обычно то я приносил с собой «заварку» для чифиря, то он заваривал. В кавычки я взял это слово потому, что «за колючкой» словом «заварка» называется примерно треть пятидесятиграммовой пачки — этого количества достаточно для того, чтобы нормально чифирнуть на двоих… Все логично считали нас приятелями, но это длилось не более двух месяцев. И если бы сейчас он встретился на моём пути, то я непременно плюнул бы в его бесстыжие глаза. Почему? Сейчас вы поймёте и, уверен, никогда не захотите иметь с ним дело… Однажды Замполит сообщил: мне наконец-то разрешили длительное свидание с кем-нибудь из прямых родственников. Когда меня судили, жена со мной развелась, и, кроме мамы, у меня никого не было. Естественно, я сразу сообщил ей эту радостную новость и написал о сроках свидания: комнат для свиданий, как правило, не хватало, и существовала живая очередь. Представляете, где Омск, а где Новотроицк? Добираться нужно едва ли не через всю страну. Но какие трудности могут остановить любящую мать? Короче говоря, наделав долгов, мама накупила всяких вкусностей, приобрела билет и, преодолев тысячи километров, добралась наконец-то до места отбывания моего срока… Ах, тюрьма… Ах, тюрьма! До чего же ты подлая: Мёртвой хваткой вцепилась, как дог! Ты народом всегда переполнена… Держит ржавый, но крепкий замок! Что твои устаревшие правила? В ней и гуманность наоборот! Наша власть до сих пор не исправила Царской власти столетний оплот! Но недаром волнения исстари Гневом силу свергали всегда! Волю полную, совестью чистые, Мы недолго намерены ждать… Мне и в голову не могло прийти, что за моей спиной, не поставив меня в известность, Владимир успел встретиться с мамой. Дело в том, что он, как художник колонии, имел право свободно ходить не только по территории зоны, но и заглядывать в штаб, в ШИЗО, на вахту, где и были расположены комнаты для долгосрочных свиданий. Он представился моим лучшим другом и предложил ей передать для меня всё, что она захочет. Дело в том, что со свиданки зэк может вынести очень немного: чуть-чуть конфет да пачку печенья, да и то если с дежурным офицером свиданки зэк существенно поделится продуктовыми вкусностями. И, конечно же, мама ухватилась за предложение Владимира, вручив носки, перчатки, тёплое белье и большую часть продуктов. Среди которых: колбаса копчёная, шоколад, четыре пачки печенья, сгущённое молоко, сахар и несколько пачек индийского чая. А за его хлопоты мама дала ему десять рублей, и он без всякого зазрения совести взял их. Когда мы с мамой наконец встретились, она и поведала мне о моём заботливом «друге». Я был сильно удивлён и озадачен, но постарался не показать своё беспокойство маме (мы с Владимиром встречались перед свиданием, но он ничего мне не сказал). Не сказал ей, чтобы не огорчать: мама же действительно хотела как лучше. Три дня мы не могли наговориться с ней, обсуждая всё на свете. А сколько было счастливых воспоминаний о детстве, о моих школьных приятелях и вообще о жизни! Эти три дня пролетели как одно мгновение. И меня они действительно осчастливили. Но я и представить не мог, какой удар ожидает меня по возвращении в отряд… Сразу после свиданки я отправился к Владимиру, чтобы забрать мамину «дачку». И что вы думаете? Этот проходимец вручил мне несколько конфет и полпачки печенья. — Стоп! А где остальное? — воскликнул я. — Остальное пока не смог вынести, — не краснея, ответил этот «хуёжник». — И когда же? — спросил я, отлично зная, что сегодня на свиданке дежурит офицер, с которым у него давние связи. — Завтра или, возможно, послезавтра… — Вот что, земляк, если не хочешь проблем, принеси сегодня до отбоя! Причём всё по списку. Червонец можешь оставить себе, как сказала мама, за хлопоты… — Ты что, угрожаешь мне? — недовольно прищурился он. — Ну, что ты, просто предупреждаю, — спокойно ответил я. — Не много ли берёшь на себя? — спросил Владимир, но тут же примиряюще добавил: — Сегодня так сегодня… Мне бы обратить внимание на столь быструю смену настроения, но, увы… Откуда я мог догадаться, что человек может столь низко пасть за кусок колбасы и пару тряпок? Дело в том, что Владимир знал моё стихотворение о Ленине, более того, знал даже о тайнике, где хранилась тетрадь, в которой я записывал не только свои стихи, но и «свои мысли». Кстати, эту толстенную тетрадь кустарного изготовления, он сам мне и подарил. Вероятно, вы уже догадались: к вечеру меня уже выдернул к себе «Старший Кум», и на столе перед ним лежала моя тетрадь. Далее вы уже всё знаете о моём утомительно долгом ШИЗО… Однако вернёмся к более приятным вещам, то есть к знакомству с другим москвичом… К тому времени, когда мы познакомились, Анатолий отсидел на «пятёрке» более четырёх лет и два года из них работал диспетчером мебельного цеха. И, судя по всему, был весьма уважаем администрацией. Проникшись ко мне симпатией, он встретился со мной и сказал: — Послушай, Режиссёр, у меня имеются на тебя виды, и если ты доверишься, делай, как я скажу… Я ничего не терял, а обрести мог, потому согласился без каких-либо раздумий: — Говори! — Завтра тебя переведут в отряд, работающий на изготовлении мебели, постарайся пройти все специальности: с Начальником цеха я всё улажу. — Но… — Перевод — не твоя забота! — прервал он. Мне оставалось только дождаться утра… И действительно, за час до подъёма прибежал Нарядчик и сообщил о моём переводе в четвёртый отряд. Мне помогли переехать в другой барак, и в тот же день я уже пилил по размерам древесно-стружечную плиту — ДСП, через неделю — учился клеить на автомате кромку стола из шпона. Ещё через неделю — встал на шлифовку стола, ещё через неделю — на пресс… Короче говоря, мне хватило полтора месяца, чтобы пройти все работы по изготовлению двухтумбового стола, книжного шкафа и тумбочки. И мы вновь встретились с Анатолием. — Рад твоим успехам: бригадиры хорошо о тебе отзываются. Но пора делом заняться. Готовься, сегодня вечером тебя переведут в первый отряд. — К тебе? — Вот именно… В тот же вечер я ужинал с Анатолием за одним столом, а на следующее утро на промзону я вышел уже в качестве помощника диспетчера, то есть его помощником. Мебельным цехом эта структура числилась по старым документам, когда цех ещё только строился. Теперь это была самая настоящая мебельная фабрика: на склад готовой продукции ежедневно поступало по двести двухтумбовых столов, по сто пятьдесят шифоньеров, столько же книжных шкафов и более четырёхсот тумбочек. Вся эта мебель была фанерована шпоном и сверху залита полиэфирной смолой — что-то типа лака, но намного прочнее. Диспетчер такой мощной структуры, как мебельное производство, должность довольно значительная — по существу, это Заместитель Начальника фабрики по производственным вопросам. Именно диспетчер составляет плановые задания бригадам, регулирует необходимые поставки для бесперебойной работы фабрики, следит за отгрузкой готовой продукции, подтверждает выполнение плановых заданий, то есть от него зависит даже заработная плата. Короче говоря, с диспетчером никто не хотел портить отношения: ни зэки, работавшие на фабрике, ни фабричное начальство, которое было радо получать большие премиальные, ни руководство колонии, которое также имело свой навар от выполнения плана. Вволю нахлебавшись дерьма на сбивке ящиков (забыл заметить, что после того, как восстановилась работоспособность моей руки, я так наловчился их сбивать, что норму выполнял за два часа до окончания смены], я с головой окунулся в диспетчерскую работу, и через несколько недель Анатолий мне сказал: — Послушай, Виктор, теперь я спокойно могу оставить тебя за себя. У меня стало сердечко пошаливать, и хочется сдёрнуть на более спокойную должность — заведующим библиотекой. С «Хозяином» договорился, так что валяй, с завтрашнего дня действуй без меня! Уверен, что справишься! И я начал «действовать»… Да, я начал действовать! Я упоминал, какую информацию получает диспетчер мебельной фабрики, и отсюда нетрудно догадаться, какие возможности появились у меня: недаром говорится, что тот, кто владеет информацией, тот владеет миром, в данном случае — ситуацией! От Автора