– Ну да, как и ваша. Так для чего вы читали мои книги? – Я их не читала. Я так сказала Лили, зная о ваших отношениях. – Дора встала. – Не стоило мне приходить. Но я предполагала… надеялась… – Она покачала головой. – Не знаю, на что я надеялась. Но… Моя шуба осталась там, в кабинете. Я вскочил, сказал, что принесу шубу, и открыл дверь. Мы вышли в коридор. Лифт у нас тоже своеобразный – вверх он скрипит меньше, чем когда едет вниз. Она осталась ждать в прихожей, а я отправился в кабинет за шубой. Вулф отсутствовал, наверное, удалился на кухню. Я быстренько записал на листке бумаги: НВ! Везу миссис Б. домой. К ланчу вряд ли буду. Сунул листок под пресс-папье на его столе, вернулся в прихожую, помог Доре облачиться в норковые, или собольи, или кто их там разберет меха, накинул пальто и распахнул входную дверь. Ее «роллс-ройс» стоял у тротуара. Подбегать к машине и открывать дверцу не понадобилось – стоило нам выйти, как из-за руля выбрался шофер, который и проделал все манипуляции. Когда машина укатила, я дошел до Девятой авеню и свернул к центру. Было десять минут первого, когда я нажал на кнопку домофона в подъезде дома 318 по Западной Пятьдесят четвертой улице. Прошло три минуты, и я озадаченно покачал головой. Может, жильцы съехали? Минуло четыре дня с убийства дочери Пьера. А вдруг старика забрали в больницу? Или они вернулись во Францию? Но наконец прозвучал женский голос – в точности как раньше: – Кто есть там? – Арчи Гудвин от Ниро Вулфа. Не хочу беспокоить мистера Дюко, а по-французски я не говорю. Уделите мне несколько минут, если я поднимусь? – Зачем? Я ничего не знать. – Возможно, но мы с Ниро Вулфом будем вам признательны. Силь ву пле, правильно? – Вы не говорить французский. – Знаю, но эти три слова всем известны, даже типам вроде меня. Так вы меня впустите? – Ну… Уважать Ниро Вулф… Щелкнул замок, я толкнул дверь и обнаружил, что, как и в прошлый раз, лифт стоит внизу с распахнутой дверцей. Наверху дверь в квартиру тоже была открыта. Мари Гарру ждала меня на пороге, в белом переднике и шапочке. Она выглядела ниже и круглее прежнего, а складка на двойном подбородке словно углубилась. По ее позе и выражению лица было понятно, что внутрь меня не пригласят. Придется изворачиваться и уповать на удачу. – По-моему, вас зовут Мари, – начал я. Она кивнула: – Так, да. Сами воображайте ее акцент, я больше не стану пытаться. – Что ж, Мари, вижу, вы предпочитаете говорить прямо, поэтому скажу без обиняков: я знаю, что вы подслушивали наш с мисс Дюко разговор. Ведь иначе откуда вы узнали то, о чем сообщили полиции, – о записке и обо всем прочем? Или вы слушали беседу мистера Дюко с Ниро Вулфом. Я не утверждаю, что вы совершили нечто предосудительное, просто отмечаю факт. А вы слышали, как мисс Дюко сказала мне, что вы ее не одобряете? – Я не слушаю, когда не должна слушать. – Понятно. Но вы должны были чувствовать, как она к вам относится. Женщины обычно ощущают неприязнь других женщин. – Она мертва, поэтому я могу сказать, что не одобряла ее жизнь. Ненависти не было, с чего бы мне ее ненавидеть? Но она мертва. Вы же пришли не для того, чтобы подтвердить, что я ее не любила? – Нет. А здесь жарковато. – Я скинул с плеч пальто. – Я пришел, потому что мы думаем, что в этой квартире может найтись что-то, что поможет нам отыскать убийцу Пьера. Возможно, та самая записка или что-то еще. Именно ее я искал тогда в комнате Пьера. Но не нашел. Быть может, записка в комнате Люсиль, и ей было точно известно, где эта записка. Быть может, она до сих пор там, и я пришел проверить, получится ли ее найти. Никакой видимой реакции. – Полиция обыскала ее комнату, – ровно проговорила Мари. – Разумеется. Но вряд ли они искали слишком уж тщательно. В любом случае не нашли, а я все-таки хочу попытаться. Ниро Вулф попросил бы мистера Дюко меня впустить, но стесняется беспокоить старика. Можете проследить, чтобы я не прихватил ничего лишнего. Она покачала головой: – Нет. – И снова. – Нет. Есть тысяча способов сказать «нет», и многие из них мне знакомы по собственному опыту. Порой важнее взгляд, чем тон голоса, порой именно он подсказывает, какое именно «нет» ты слышишь. У Мари глаза были узкие, темные, почти черные и посаженные близко один к другому, а моргала она чересчур часто. Десять к одному, что уболтать ее не выйдет, а вот деньги, похоже, меня выручат. – Послушайте, Мари, вы ведь знаете, что какой-то мужчина дал Пьеру сто долларов за эту записку? – Нет. Сто долларов? Я не знала. – Так и было, честное слово. Но у Пьера могла сохраниться копия. Может, Люсиль наткнулась на нее и сделала копию для себя. – Моя рука нырнула в карман и извлекла оттуда тугой свиток банкнот, позаимствованных из коробки для наличности. Я перебросил пальто через руку, чтобы обе руки были свободны, и отсчитал пять двадцаток, а остальное убрал в карман. – Дам вам сто долларов, если разрешите поискать копию Люсиль или что-то другое полезное в ее комнате. Как долго – не скажу: могу уложиться в пять минут или застрять на пять часов. Вот, держите. Ее глаза твердили, что она готова взять деньги, но руки оставались неподвижными. На переднике Мари было два карманчика. Я сложил купюры и сунул их в левый карманчик. – Если не хотите приглядывать за мной, можете меня обыскать, когда я буду уходить. – Только ее комната, – сказала она. – Конечно, – откликнулся я. Она шагнула назад, повернулась и повела меня по коридору к комнате Люсиль. Сама тоже вошла, но остановилась у двери, а я положил пальто на стоявшее у окна кресло. – Я уйду, у меня много дел по дому. Но вы же Арчи Гудвин, мой хозяин рассказывал мне о вас и Ниро Вулфе. Кофе вам принести? Я поблагодарил, но отказался, и она ушла. Если речь идет о записке, логичнее всего спрятать ее в книжке, но Люсиль видела, как я обыскиваю комнату ее отца, поэтому могла перепрятать улику. У правой стены стоял письменный стол с ящиками, и я открыл верхний из них. Ящик, вообще-то, запирался, однако ключ торчал в замке. Видимо, полиция оставила. Всякая всячина: бумага для заметок, конверты, корешки квитанций, счета (наверное, оплаченные), карандаши и ручки, пачка любительских фотоснимков, перетянутая резинкой. Второй ящик был битком забит письмами в конвертах, адресованными мисс Люсиль Дюко; конверты оказались всех размеров, форм и оттенков. Да, письма – это вечная головная боль. Если их не прочитать, тебя будет преследовать ощущение, что ты упустил нечто важное, а если прочитаешь, то поймешь, что там ничего важного быть не могло – сто к одному. Я было достал одно письмо из конверта, когда где-то в отдалении прозвенел звонок. Не телефон, нет; похоже, в дверь звонят. Я скорчил гримасу. Вряд ли пожаловал убойный отдел – четыре дня прошло, но мало ли что им на ум взбредет… Так, послушаем. Голос Мари доносился слабо, слов я не разбирал. Потом все стихло, зато послышались шаги. Мари встала в дверях: – Там мужчина. Говорит, его зовут Сол Пензер, по поручению Ниро Вулфа. Хочет войти. – Вы сказали ему, что я тут? – Да. – Назвали мое имя? – Да. – Наверное, Ниро Вулф прислал его помочь мне. – Я достал из кармана оставшиеся купюры и направился к ней. – Иногда он так делает, никого не предупреждая. – Карманчик на ее переднике пустовал; я сложил одну двадцатку и сунул туда. – Сол Пензер – хороший парень. Ниро Вулф ему доверяет. С его помощью все будет быстрее. – Мне это не нравится. – Нам тоже, уверяю вас, Мари, но мы хотим найти человека, который убил Пьера. Она развернулась и вышла. Я было шагнул за ней, но остановился, вернулся к столу, прислушался к звуку лифта. В отличие от нашего, он лязгнул, лишь когда остановился на этаже. Так, где письмо, которое я начал читать? Снова послышались шаги, и голос Сола произнес: – Какие успехи, Арчи? В этом весь Сол: ничего лишнего не скажет, если рядом имеются чужие уши. – Не понукай, я только начал. – Я выглянул в коридор, убедился, что Мари поблизости нет, притворил дверь и повернулся к Солу, который бросил пальто на кресло, рядом с моим. – Так вот куда он запропастился вчера днем. Ходил встречаться с тобой. Я не собираюсь тебе мешать, но отсюда не уйду, и не проси. Мы стояли лицом к лицу, смотрели друг другу в глаза. – Ты в деле. – Ты чертовски прав, Сол, я в деле. Сам себя втянул. Он рассмеялся – не вслух, нет. Глазами. Рассмеялся и покачал головой. Все смеялся и все качал, никак не мог остановиться. – Гляди, башка отвалится, – предостерег я. – Даже не пытайся встать у меня на дороге. Я сильно занят. Когда я потянулся за следующим письмом в ящике, то заметил, что моя рука дрожит. – Арчи, впервые за все время нашего знакомства ты сел в лужу, – сказал Сол у меня за спиной. – Я-то думал, ты догадался и просто развлекаешься. А ты и не сообразил, что он опасается за тебя? Считает, что ты непременно убьешь убийцу. И полагает, что ты это знаешь. Письмо выпало у меня из пальцев, а челюсть, по-моему, отвисла до колен. – Чушь! – выдавил я. – Никакая не чушь. Он утверждает, что ты убьешь того типа не из пистолета и не дубинкой, а голыми руками. Ударишь так сильно, что свернешь ему шею или выкинешь из окна, и он свернет шею, когда приземлится. Я не пытался спорить с ним. Сам знаешь, это бесполезно, если он что решил. – Я был уверен, что он знает меня. По-твоему, это забавно? – Конечно забавно. Не сомневайся, он тебя знает. И ты его знаешь. Дело в том, что он хочет сам прикончить преступника. Как и мы с тобой. – Ты когда сообразил?