Миша разжимает пальцы и делает шаг назад. – Если ты решишь забрать моего ребенка, я тебя из-под земли достану и притащу обратно. Поняла меня? – Пошел к черту. Пошел вон. Убирайся, убирайся! – Ты меня услышала? Услышала, я спрашиваю? – Ненавижу, – хватаю с полки коробку с часами и запускаю ее в Князева. – Убирайся и свои идиотские подарки забирай. Мне ничего от тебя не надо. Ничего. Все забирай, – выдвигаю отсек и смахиваю все украшения, что он мне дарил, на пол. – Мама? Папа? Вы чего? Издаю какой-то нечеловеческий звук. То ли всхлипываю, то ли визжу. Рука так и остается висеть в воздухе, а тело простреливает высоковольтным ударом тока. Поворачиваю голову и смотрю на сына. Он стоит на пороге гардеробной, держит в руках игрушечный вертолет и смотрит на нас огромными растерянными глазами. – Это потому, что я упал? Я больше так не буду. Правда-правда. В сердце вонзается игла. Глава 8 – Марк, – Миша улыбается и подхватывает сына на руки, – нет, конечно, – мягко смеется, гораздо быстрее начиная контролировать ситуацию, в отличие от меня. – У мамы полочки в шкафу сломались. Все упало, видишь, какой бардак? Марк кивает, рассматривая валяющиеся на полу вещи. Всхлипываю и отворачиваюсь, зажимая рот ладонью. Быстро-быстро растираю щеки, чтобы стереть слезы и хоть немного прийти в себя. Натянуть улыбку. Кривую, неестественную… – Мама… – Что, мой хороший? – поворачиваюсь и подхожу к сыну, который сидит на руках у своего отца. – Ты плачешь? – Нет, ты чего? Нет, конечно. – Мы с папой все починим, да, пап? – смотрит на Мишу, и тот кивает. – Не плачь. – Не плачу, – сглатываю ком и глажу сына по голове. Какой же он хороший. Сердце разрывается просто. Что мы творим? Что я творю? Нужно было молчать, как и раньше. Просто молчать и не устраивать истерик. Кому лучше от этих скандалов? Только сын страдает. Мои внутренние противоречия убивают остатки адекватности. Я же себя изнутри жру. Ненавижу себя за то, что, о боже, тело предало. Отпуск. Океан. Мы втроем. Как семья. Как настоящая семья. Вторая ночь. Мы уложили Марка спать. Сидели с ним вдвоем, сказки рассказывали, сын таким счастливым был. А потом темный коридор виллы, свет луны из окна, шум воды, и все как во сне. Будто не по-настоящему. Поцелуи, объятия. Эмоции зашкаливали. Я сама себя не узнавала. Почему отзывалась на ласки, на поцелуи? Почему не противилась? Мне нравилось. Я с ума сходила, чувствуя над собой Мишино крепкое тело и прохладные простыни под спиной. Он меня любил. Именно любил. Нежно, страстно, без остатка. Утром мы это не обсуждали. Совсем. Во вторую ночь все повторилось. Буря, коктейль страсти и молчание наутро. Все семнадцать дней мы сходили с ума ночью и делали вид, что ничего не произошло, днем… Когда вернулись домой, Миша переключился на работу, нет, он пытался поговорить, но я избегала даже мысли о том, что происходило на Мальдивах. Себя боялась. Это страшно признать. Страшно думать, что семь лет могли быть другими. Больно. Ужасно. Я не могла. А потом увидела у него в телефоне сообщение от той самой Ирины. Она спрашивала, когда он заедет в гости, к посланию прилагалось фото в сексуальном белье. Прошло всего три дня после отпуска. Три дня после тех самых ночей! Я оказалась права. Нет никакого смысла. Нет никакого тепла. Ничего нет. Только ненависть и боль. – Давай колечки соберем, мам. – Марк начинает болтать ногами, и Миша ставит его на пол. – Давай? – подбирает мой браслет и кладет обратно на выдвинутую полку, привстав на носочки. – Давай, – тру щеки и присаживаюсь рядом. Спиной чувствую Мишин взгляд, и единственное, чего хочу, чтобы он ушел. Пусть он уйдет. – Это в коробочку, да? – сын аккуратно кладет колье, наполовину вывалившееся из коробки, обратно. – Да. Молодец, – Князев подсаживается рядом. Отодвигаюсь немного подальше, а Марк в это время крепко обнимает меня за шею. – Папа, я знаю, что надо, чтобы мама не плакала. Миша вопросительно приподнимает бровь, а Марк чмокает меня в щеку. – Поцеловать, – хохочет. – Папа, поцелуй маму, чтобы она не плакала. – Марк, – крепко прижимаю его к себе, – это кто тебе такое рассказал? – перехожу на шепот, стараясь улыбаться. – В садике, – отмахивается и, выкрутившись из моих объятий, повисает на Мише. – Папа, целуй. Целуй, – упирается ногами в пол и, обхватив руками Мишину шею, прогибается в спине, запрокидывая голову назад. – Па-па! Князев начинает его щекотать, отвлекает. Марк визжит, а потом плюхается на попу. Бросаю взгляд на мужа. Мурашки по телу. Он меня дурой назвал. Цепляюсь за эти слова, как за спасательный круг. Сочинил какую-то гадкую историю про Влада. Обвинил меня во всем, что с нами происходит. Будто у меня спрашивали, чего я хочу. Просто поставили перед фактом. Как я должна была к этому относиться? В ноги такому мужу кланяться и дифирамбы петь? Он все семь лет жил с моей ненавистью и призраком бывшего? А я? Я как жила, он у меня хоть раз спросил? Качнув головой, отворачиваюсь, а Марк в это время подкрадывается сзади, повисает на мне, смещаясь чуть вбок, и тянет к полу. Мы заваливаемся прямо на Князева. Чувствую Мишину руку на своем плече, а Марк тут же лезет обниматься к нам обоим, вынуждая нас с мужем сидеть рядом. Он прекрасно ощущает напряжение, что висит между родителями. Дети все тонко чувствуют. Он слышал наш скандал, и мы оба это понимаем. Наверное, поэтому я придвигаюсь чуть ближе к мужу и кладу голову ему на плечо, чтобы Марк видел, что все хорошо. Он улыбается, а потом замирает буквально в нескольких сантиметрах от наших лиц. – Ты больше не будешь прогонять папу? – спрашивает шепотом, тревожно мечась взглядом между мной и своим отцом. – Мам, не будешь? – Нет, – облизываю сухие губы, – нет, конечно. – Пап, а ты же не будешь больше ругать маму? Князев треплет сына по голове и отрицательно мотает головой. – Нет. – Я вас люблю. Марк выпячивает нижнюю губу и так смотрит, что у меня тут же слезы на глаза наворачиваются. Чувствую, как Мишина ладонь чуть сильнее сжимает мое плечо. Он притягивает меня еще ближе. Я впечатываюсь ему в бок и протягиваю руки к Марку. – Сыночек, – прижимаю ребенка к себе, – все хорошо. Мы рядом. И мы никогда больше не будем кричать. Марк упирается лбом мне в грудь, подогнув коленки, и гладит пальчиками по предплечью. Не хочу, но как-то так случайно бросаю взгляд на лицо мужа. У него глаза стеклянные. Он смотрит в одну точку, а когда замечает мое внимание, просто берет и обнимает нас с сыном. Крепко и… Будто как в ту ночь, с любовью, что ли… Знаю, что это эмоции. Мы оба на грани. Все это мне, естественно, кажется, я просто хочу воспринимать происходящее как что-то, что действительно похоже на семью, о которой я мечтала. О счастье, которого у меня не было, обычного, женского счастья. Да, я припоминала Влада, тыкала им Князеву. А как иначе? Я хотела видеть Влада своим мужем, не Мишу. Я мечтала о свадьбе и детях с другим человеком. Я забыть его не могла. Он мне снился. Я так надеялась, что все это ненадолго – наш с Князевым брак. Верила в то, что вот-вот все наладится.