Виржини Андре, работница банка, разведенная мать малолетнего сына, найдена сегодня утром задушенной в своей квартире на авеню Ваграм. Тело обнаружил бывший муж, привезший матери трехлетнего сына, находящегося в их разделенной опеке. «Город в страхе: сотни полицейских выслеживают убийцу на западе Парижа» («Паризьен», 10 октября 2011 г.) К расследованию небывалого размаха привлечены сотни полицейских, выслеживающих убийцу, не имеющего пока что ни имени, ни лица, однако уже одиннадцать месяцев терроризирующего одиноких женщин, проживающих в 16-м и 17-м округах. Что связывает учительницу Клару Матюрен, задушенную 12 ноября 2010 г., стюардессу Натали Русель, убитую 10 мая 2011 г., медсестру Мод Морель, найденную мертвой 18 августа, и сотрудницу банка Виржини Андре, убитую в это воскресенье? Прошлое и контакты трех незамужних и одной разведенной женщины внимательно изучены следователями, так и не вышедших пока на чей-либо след. Четыре убийства, совершенные одним и тем же способом. Четыре жертвы без видимой связи друг с другом, однако хорошо знакомые с убийцей и открывавшие ему двери своих квартир. Эта серия убийств вызывает непонимание и страх у жителей двух столичных округов. Для успокоения населения префектура усилила патрулирование и призывает граждан сообщать о любых подозрительных проявлениях. Я помню… Два года назад Париж. 21 ноября 2011 г. Станция метро «Сольферино», 7-й округ. С трудом, тяжело дыша, я взбираюсь по ступенькам станции. Наверху меня хлещет по лицу порыв влажного ветра. Я раскрываю зонтик, чтобы загородиться от ветра, и стараюсь, чтобы его не вывернуло. Я на середине восьмого месяца беременности, мне назначен прием у Роз-Мей, акушерки, которая будет помогать мне при родах. Ноябрь остался в памяти беспросветным дождливым тоннелем. Этот день не исключение. Я ускоряю шаг. Белые фасады домов вдоль улицы Бельшас сияют, омытые ливнем. У меня распухли ноги, ноет спина, болят все суставы. Мне очень тяжко от набранного из-за беременности веса. Так растолстела, что Полю приходится помогать мне обуваться! Брюки так и норовят разрезать меня пополам, я приговорена к ношению одних платьев. Ночи мои коротки, при каждом вставании с кровати я перекатываюсь на бок и только потом спускаю на пол ноги. Но и это еще не все: уже несколько дней меня тошнит, мучает небывалая усталость. К счастью, от выхода из метро до улицы Лас Касес всего метров двести. Я добираюсь до клиники за пять минут. Толкаю дверь, называю себя регистраторше и под неодобрительными взглядами других пациентов наливаю себе в автомате кофе. Я совершенно разбита. Живот так дергает, словно в нем разрываются снаряды, вызывая волнение, как на море. Когда это происходит дома, Поль очень веселится. Я не знаю, на каком я свете. Беременность – невероятное, волшебное состояние, но у меня не получается целиком ему отдаться. Эмоциональному подъему все время мешает непонятная тревога, дурные предчувствия, болезненные вопросы: не уверена, что из меня получится хорошая мать, боюсь, будет ли мое дитя здоровым, сумею ли я как следует за ним ухаживать… Теоретически я уже неделю нахожусь в отпуске по беременности. Поль сделал свою часть работы, устроив комнату для новорожденного и приспособив люльку для моей машины. Я много чего запланировала – купить одежду для младенца, коляску, ванночку, всевозможные принадлежности для ухода, – но раз за разом отодвигаю все эти приятные занятия. Все дело в том, что я никак не отвлекусь от расследования. Это МОЕ расследование – дело четырех задушенных на западе Парижа молодых женщин. Моей группе поручили раскрыть первое убийство, но у нас ничего не вышло. А потом дело приобрело небывалый размах и оказалось нам не по зубам. Меня отстранили, но четыре искаженных гримасой ужаса лица засели у меня в голове. Это наваждение портит мою беременность, мешает устремиться в будущее. Я не перестаю мусолить одни и те же картины, пережевывать одни и те же гипотезы, тонуть в догадках, судорожно хвататься за ускользающую логическую нить всей этой истории. * * * Нить… Найти невидимую нить, связывающую Клару Матюрен, Натали Русель, Мод Морель и Виржини Андре. Никто ее еще не нащупал, она существует, не может не существовать. Между всеми четырьмя есть что-то общее, пока что невидимое для всех, кто связан с расследованием. Даже мне. Особенно мне. Я знаю, что мой взор не видит очевидного, и это знание, мягко говоря, портит мне жизнь. Если этого человека не остановить, он продолжит убивать. Раз, два раза, десять… Он осторожен, невидим, неуловим. Не оставляет следов: ни отпечатков, ни ДНК. Никто не может объяснить, почему все четыре жертвы преспокойно отворяли ему дверь, да еще в поздний вечерний час. У нас ничего нет, кроме маловразумительных свидетельских показаний о человеке в черном шлеме, уезжающем на трехколесном скутере. Таких в Париже и окрестностях не одна тысяча. Снова висну на кофейном автомате. В клинике гуляют сквозняки, меня знобит, и я в попытке согреться обнимаю титан. Глядя в пустоту, я в тысячный раз просматриваю события, сплетая и перебирая их, как четки. Четыре жертвы, четыре женщины, жившие одиноко. Три незамужние, одна разведенная мать. Общий географический периметр. Одинаковая повадка. Газеты долго называли убийцу «похитителем телефонов». Сыщики тоже думали поначалу, что он похищал телефоны своих жертв, чтобы стереть некие компрометирующие следы: звонки, видео, фотографии… Но эта гипотеза не подтвердилась. Да, смартфоны второй и третьей жертв долго не удавалось отыскать. Но, вопреки утверждениям прессы, смартфоны первой и четвертой убийца не тронул. Гаджет стюардессы как сквозь землю провалился, медсестра же свой попросту забыла в такси. * * * Я смотрю на свой телефон. Я закачала в него сотни фотографий четырех жертв. Не ужасные картины с мест преступлений, а эпизоды их повседневной жизни, извлеченные из их компьютеров. Перелистывая их, я всякий раз задерживаюсь на фотографиях Клары Матюрен. Она – учительница, первая жертва, с ней я чувствую наибольшую близость. Одна особенно меня трогает – традиционная фотография класса от октября 2010 года, сделанная в школьном дворе. Все воспитанники дошкольной группы школы Жолио-Кюри сгрудились вокруг своей воспитательницы. Изображение излучает жизнь. От детских мордашек взгляд не оторвать. Некоторые донельзя серьезны, некоторые паясничают: кто хохочет, кто ковыряет в носу, кто приставляет соседу рожки… Клара Матюрен улыбается до ушей. Милая женщина, видно, что скромная, белокурые волосы пострижены под каре. На ней серо-бежевый плащ, элегантный брючный костюм, шелковый платок «Берберри» знаменитым ярлыком наружу. Видимо, это был ее любимый наряд: в нем же она запечатлена на свадьбе у подруги в Бретани в мае 2010 года, в Лондоне в августе того же года и даже на самой последней, предсмертной фотографии, сделанной камерой слежения на улице Фезандери. В который раз я рассматриваю один и тот же комплект: плащ, костюм «работающей девушки», платок «Берберри», повязанный тюрбаном. Задержавшись на последнем снимке, я впервые замечаю то, что раньше упускала из виду: в этот раз платок на ней не тот. Я раздвигаю фотографию тремя пальцами. У камеры слежения неважное разрешение, но я уже не сомневаюсь, что у этого платка другой узор. В день смерти Клара не надела свой платок-талисман. От этого открытия я ежусь. Малозначительная подробность? Мысль мчится галопом, от стараний вычленить из кучи сора рациональное зерно у меня пар валит из ушей. Почему Клара Матюрен поменяла в тот день платок? Может, одолжила тот, обычный, подруге? Отдала в чистку? Потеряла? Потеряла… Мод Морель, третья жертва, тоже кое-что потеряла: свой телефон, подобранный таксистом. Телефон Натали Русель, числящийся украденным, – вдруг и он был на самом деле потерян? Потеря. Два телефона, платок… А Виржини Андре? Что потеряла она? Жизнь. А еще? Я выхожу из фотоальбома своего телефона и звоню Сеймуру. – Привет, это я. Насчет убийства Виржини Андре: вспомни, где-нибудь в деле есть упоминание о предмете, которого она недавно хватилась бы? – Ты в отпуске, Алиса! Готовься к появлению малыша, остальное побоку. Я пропускаю его упреки мимо ушей. – Ничего такого не припоминаешь? – Нет, ничего такого, Алиса. У нас это дело уже не на первом месте. – Может, поищешь телефон ее бывшего мужа? Сбрось его номер мне на сотовый. Я сама его расспрошу. – Ладно, – уступает он со вздохом. – Спасибо, старина. Не проходит и трех минут, как я получаю от Сеймура сообщение, моментально звоню Жан-Марку Андре и оставляю на его автоответчике просьбу связаться со мной как можно быстрее. * * * – Мадам Шефер! Опять вы пешком? – укоряет меня Роз-Мей, округляя глаза. Она толстая креолка с Реюньона, говорящая с заметным акцентом. При каждой встрече она устраивает мне головомойку, как несмышленой девчонке. – Ничего подобного! – возражаю я, следуя за ней в одно из помещений третьего этажа, где она проводит занятия по подготовке к родам. Она просит меня лечь, долго осматривает, заверяет, что шейка матки все еще плотно закрыта и что риск преждевременных родов отсутствует. Она сообщает мне радостную весть: ребенок перевернулся и занял правильную позицию, головкой вниз.