В считаные секунды Гэбриэл узнал запись: Билл Эванс, «All of You» Кола Портера, «Виллидж Вангард», 1961 год. Не играя ни на одном инструменте, психиатр обожал джаз и старался не пропускать джазовые концерты, жадный до всего нового и алчущий воспроизведения былых чувств, испытанных в студенческие годы в чикагских клубах. Из-за работ на Харрисон-стрит такси поехало по Хадсон. Сидя на заднем сиденье, Гэбриэл внимательно изучал на экране своего сотового телефона историю болезни Алисы Шефер. Психолог клиники подробно изложил ее биографию и приложил перевод статей о ней из французских журналов и газет. Всюду упоминался серийный убийца Эрик Вон, терроризировавший столицу Франции в 2011 году. Гэбриэл ничего не знал об этой истории. Он сетовал на маленький экран и на тряску, затруднявшие чтение. По первым выдержкам из прессы он заключил, что уголовное дело вела сама Алиса, и ощутил себя действующим лицом одного из тех триллеров, которые он залпом прочитывал в поезде или в самолете. Но в статье на четырех страницах в «Пари матч» описывалась драма самой Алисы: она выследила убийцу, но тоже стала его жертвой. По спине у Гэбриэла пробежал холодок: Вон едва не выпотрошил ее, убив несколькими ударами кинжала ее ребенка, и бросил Алису умирать в луже крови. Беда не приходит одна: ее муж попал в автомобильную аварию и был доставлен в ту же больницу, что и она. Гэбриэл испытал такой шок, что его чуть не вырвало выпитыми перед этим двумя чашками кофе. Пока машина ехала по Восьмой авеню, он несколько минут сидел, уткнувшись носом в стекло. Почему судьба так к ней безжалостна? После всего, что выпало на ее долю, в возрасте всего 38 лет на нее обрушилась еще и болезнь Альцгеймера… * * * В лес небоскребов проникали первое лучи утреннего солнца. Проехав по Сентрал-Парк-Уэст, таксист высадил Гэбриэла на углу 72-й стрит, прямо перед западным входом в парк. Психиатр расплатился с водителем и захлопнул дверцу. Было по-утреннему зябко, но безоблачное небо предвещало чудесный осенний день. Он огляделся. Движение набирало интенсивность с каждой секундой. Тележки с хот-догами и брецелями уже заняли свои места. Напротив «Дакоты» уличный торговец раскладывал на тротуаре афиши, футболки и всевозможные сувениры, посвященные Джону Леннону. Гэбриэл вошел в парк и попал словно на необитаемую планету, окунулся в буйство природы. Миновав треугольный сад «Строубери Филдс», он дошел по тропинке вдоль озера до гранитного купола фонтана Черри Хилл. Все вокруг был залито чудесным светом утра, воздух был прозрачен и свеж, безлюдная чаща сменилась картиной оживления: он угодил в самую гущу изящного балета с участием бегунов, скейтеров, велосипедистов и просто горожан, вышедших выгулять своих собачек. В кармане его плаща завибрировал телефон. Томас прислал эсэмэс со скриншотом – схемой парка, где было точно указано местонахождение Алисы Шефер. Беглянка все еще оставалась по другую сторону от моста, переброшенного через узкую часть озера. Гэбриэл без труда сориентировался: за спиной у него были башни-близнецы «Сан-Ремо», впереди, чуть дальше – «Терраса» и фонтан «Бетесда», слева – украшенный завитушками длинный чугунный мост «Бау-Бридж». Пройдя по выкрашенному кремовой краской мостику через сужение пруда, он углубился в лес «Рэмбл». Он еще никогда не заглядывал в эту самую дикую часть парка. Кустарник понемногу уступил место настоящим лесным зарослям: он оказался в чащобе из вязов и дубов, на ковре из мха и сухих листьев, среди высоких камней. Чтобы не блуждать зря, Гэбриэл шел, не сводя глаз со своего телефона. Трудно было поверить, что в какой-то сотне метров от людных кварталов живет своей жизнью густой лес. Чем непроходимей становилась чаща, тем слабее делался городской шум; в конце концов он и вовсе стих. Теперь было слышно лишь птичье пение да шелест листвы. Гэбриэл то и дело грел себе дыханием пальцы. Он уже решил, что все-таки заплутал, как вдруг впереди появилась поляна. Это было какое-то выпавшее из времени место, оберегаемое золотистым куполом из листьев огромного вяза. Свет в этой природной беседке был нереальный, порхающий, как будто небо отрядило вниз стаю бабочек с солнечными крылышками. В нос бил запах сырой земли и разлагающейся листвы. Посредине поляны, растянувшись на скамейке, спала женщина. * * * Гэбриэл осторожно подошел. Действительно, это была Алиса Шефер, поджавшая ноги к животу и укрывшаяся кожаной курткой. Из-под куртки торчали края рубашки в засохшей крови. Гэбриэл встревожился, решив, что она ранена. Но, приглядевшись к ее одежде, он догадался, что кровь принадлежала, видимо, сторожу клиники Калебу Данну. Он нагнулся к молодой француженке и, едва не касаясь ее волос, вслушался в ее дыхание, потом засмотрелся на ее золотящиеся на солнце волосы, на изможденное лицо; из приоткрытых губ, пересохших и побелевших, вырывалось горячее дыхание. Он поймал себя на неуместном волнении, уже в следующую секунду перешедшем в жар. Хрупкость этой женщины, сквозившее во всем ее силуэте одиночество отзывались в нем болезненным эхо. Хватило двух секунд, всего одного брошенного на нее взгляда, чтобы пробили сразу все три удара судьбы и чтобы он, подчинившись иррациональной силе, сказал себе, что сделает ради спасения Алисы Шефер всё. И даже больше. Нельзя было терять ни минуты. Он с максимальной осторожностью обыскал все карманы ее куртки и нашел бумажник, пару наручников и пистолет Калеба Данна. Пистолет он ей оставил, наручники и бумажник забрал. В бумажнике обнаружилось полицейское удостоверение Шефер, фотография кудрявого блондина и копия экограммы. Дальше-то что? Он лихорадочно соображал. В голове уже сложился сценарий – совершенно безумный. Интрига забрезжила сама собой еще в такси, под джазовое пианино, звучавшее по радио, потом окрепла при чтении статей о серийном убийце Воне и при раздумьях о ретроградной амнезии Алисы, отрицающей свое заболевание. «Каждое утро у нее начинается при пробуждении «день сурка». Она не знает, что больна, и уверена, что накануне пьянствовала на Елисейских Полях». Он произвел инвентаризацию собственных карманов: бумажник, телефон, шариковая ручка, швейцарский нож, квиток на оставленный на хранение в отеле чемоданчик. Теперь требовалась импровизация. Время уходило. Детали головоломки складывались в его голове с поразительной быстротой. Это походило на прозрение свыше: за считаные секунды он понял, какому плану должен следовать. Он уточнил номер телефона отеля «Гринвич» и записал его на основании ладони Алисы, молясь, чтобы она не очнулась. После этого он ненадолго покинул поляну и в полусотне метров к северу от нее набрел на прудик с деревенским мостиком, окруженный плакучими ивами. Судя по многочисленным кормушкам на ветках окрестных деревьев, это местечко – тихое и в этот ранний час совершенно безлюдное – облюбовали для наблюдений любители пернатых. Сняв плащ, он оторвал от него подкладку, от подкладки – длинную тонкую ленту, которую легко было принять за марлевую повязку. Потом снял пиджак, закатал рукав рубашки и, кривясь от боли, нацарапал на предплечье лезвием своего ножа шесть цифр, 141197 – код от замка атташе-кейса. Если бы сейчас перед Гэбриэлом вырос смотритель парка, он не сумел бы вразумительно объяснить, чем, собственно, занимается. Осталось замотать окровавленную руку импровизированным бинтом, спустить рукав рубашки, опять натянуть пиджак и спрятать в скомканный плащ оба бумажника, швейцарский нож, свои часы и ручку. Настало время позвонить Томасу. – Скажи, что нашел ее живой! – с ходу взмолился его друг. – Так и есть. Она спит на скамейке в лесной глуши. – Ты пытался ее разбудить? – Еще нет, но придется, а то на нее наткнется кто-нибудь еще. – Ты забрал пистолет Данна? – Еще нет. – Чего ты ждешь?! – Доверься мне. Я попробую вернуть ее в клинику, но аккуратно, своими методами, по своим правилам. – Ну, как знаешь, – уступил Криг. Гэбриэл прищурился, почесал в затылке. – Кому, по-твоему, она первым делом позвонит, когда проснется? – Без всякого сомнения, своему другу и коллеге Сеймуру Ломбару. Это он порекомендовал ей нашу клинику и заплатил за лечение. – Ты должен его предупредить. Что бы она ему ни наплела, пусть молчит про ее болезнь. Пусть тянет время и следует инструкциям, которые будет в дальнейшем получать. – Ты уверен в успехе? Сам понимаешь, насколько это… – Ни в чем я не уверен. Если ты не доволен, приезжай и займись ею сам. Криг не нашелся, что ответить, и только тяжко вздохнул. – Еще одно: Агата прилетела в Нью-Йорк? – Звонила две минуты назад, только что приземлилась в аэропорту Джона Кеннеди. – Пусть немедленно мчится в Центральный парк. В северной части «Рэмбл» есть прудик с азалиями. Там около бревенчатого мостика стоят и висят деревянные кормушки для птиц. В самую большую я сейчас кладу все личные вещи Алисы и свои. Скажи Агате их забрать, чтобы не достались кому-нибудь еще. И пусть ждет моего звонка, мне может понадобиться ее помощь. – Сейчас же ее предупрежу, – пообещал Томас Криг. – Когда созваниваемся? – Когда получится. Не звони на мой сотовый, мне придется от него избавиться. – Что ж, удачи, старина! – Последний вопрос: у Алисы Шефер есть мужчина? – Если бы был, я бы знал. – А этот Сеймур? – Насколько я понял, он гей. Почему ты спрашиваешь? – Просто так. * * * После разговора Гэбриэл засунул телефон в сделанный из плаща маленький тюк, который затолкал как можно глубже в самую вместительную птичью кормушку, какую сумел найти. Вернувшись на поляну, он с облегчением убедился, что Алиса продолжает спать в прежней позе. Оставались последние мелочи. Он нашел в кармане квиток на чемоданчик и аккуратно засунул его в самый маленький кармашек на джинсах спящей. После этого, нагнувшись к ней, он, затаив дыхание, изменил на ее мужских наручных часах дату, вернув ее на неделю назад: вместо 15 октября на циферблате «Патек» появился вторник, 8 октября. Правое запястье Алисы охватил браслет наручников; второй браслет Гэбриэл защелкнул на собственной левой руке. Теперь они стали неразлучны. Скованны вместе – как бы все ни сложилось дальше. Он зашвырнул ключ как можно дальше в заросли.