Последовало короткое молчание. — Почему бы вам просто не пройти на кухню и не перерезать себе горло? — спросил Фабр. — Мы закопаем вас в саду. — Бросьте, Камиль. — Анжелика, перегнувшись через стол, положила руку ему на запястье. — Одна речь, — сказал он. — Перед якобинцами — тем, что от них осталось. Просто подтвердить наши намерения. Не утратить контроль над ситуацией. И потом я должен найти жену, найти Робеспьера. Я вернусь быстро, ничего со мной не случится. Я знаю тайные тропы Марата. Все смотрели на него онемело, открыв рот. Сейчас, в мирное время, эти люди успели забыть, как он усмирял полицейских в Пале-Рояле, как размахивал пистолетом с риском выстрелить в себя. Ему и самому в это не верилось — сейчас, в мирное время. Но отступать было поздно. Теперь он Фонарный прокурор. Ему не выйти из этой роли, он в списке персонажей и не будет заикаться, раз это не положено по сценарию. — На пару слов, наедине. — Дантон кивнул в сторону двери, которая вела в сад. — Какие тайны между братьями? — лукаво спросил Фрерон. Никто не ответил. Молча, сохраняя уважение к всеобщему унынию, Анжелика начала собирать со стола тарелки. Габриэль что-то пробормотала и выскользнула из комнаты. — Куда вы? — спросил Камиль. — В Арси. — За вами туда придут. — Придут. — А что потом? — Англия. Как только… — Дантон тихо выругался. — Давайте смотреть правде в глаза, возможно, никуда. Не возвращайтесь в Париж. Останьтесь на ночь — придется рискнуть, но нам нужно выспаться. Напишите тестю, пусть приведет ваши дела в порядок. Вы составили завещание? — Нет. — Так составьте, и Люсиль напишите. Завтра на рассвете мы отправимся в Арси. Отсидимся там неделю-другую, потом рванем к побережью. — Я не силен в географии, — сказал Камиль, — но не лучше ли рвануть к побережью прямо отсюда? — Мне нужно кое за чем присмотреть, подписать бумаги. — Только попробуйте оттуда не вернуться. — Не тратьте время на споры. Женщины присоединятся к нам, как только это станет возможным. Вы даже можете переправить через море вашу тещу, если вам без нее не обойтись. — Думаете, англичане нам обрадуются? Встретят нас в Дувре банкетом и военным оркестром? — У нас есть связи. — Есть-то есть, — сказал Камиль с горькой усмешкой, — но где Грейс Эллиот, когда она вам нужна? — Мы будем передвигаться под вымышленными именами. У меня готовы документы, осталось сделать такие же для вас. Будем представляться торговцами — то, чего я не знаю о прядении хлопка, и знать не стоит. А когда доберемся до Англии, разыщем сторонников, место, где жить, — деньги найдутся… В чем дело? — Когда вы все это придумали? — На пути сюда. — Но как гладко вы излагаете… Бога ради, это и было вашей конечной целью? Получать выгоды, когда все идет гладко, а как только запахнет жареным, улизнуть? Хотите жить в Хэмпшире как джентльмен, вести хозяйство? Это самая дерзкая ваша мечта. — А что вы предлагаете? У Дантона болела голова, и от разговора с Камилем боль только усиливалась. Я тебя знаю, хотелось сказать ему, я помню, как ты трясся от страха. — Не могу поверить, — теперь голос Камиля дрожал, — что вы решили бежать. — Но в Англии мы можем начать все сначала. Составить планы. Камиль смотрел на него с печалью. В его лице была не только печаль, но Дантону было недосуг об этом размышлять — мысль о том, чтобы начать все сначала, изнуряла его. — Уезжайте, — сказал Камиль, — а я останусь. Буду прятаться, сколько придется. Когда решу, что это безопасно, я вам напишу. Надеюсь, вы вернетесь. Меня гнетут сомнения, но, если вы пообещаете, я поверю. Раз нет другого способа. Если не вернетесь, я приеду в Англию за вами. Без вас мне тут не справиться. — У меня жена, ребенок, и я… — Знаю. А скоро будет еще один. — Это она вам сказала? — Нет. Мы с Габриэль не так близки. — Хорошо. Потому что мне она не говорила. Камиль показал на дом. — Я вернусь, поговорю с честной компанией и заставлю их устыдиться. Можете не сомневаться, они сегодня же наперегонки ринутся в Париж. Они отвлекут внимание, и это позволит вам скрыться, поскольку вы важны для нас. Мне не следовало говорить того, что я сказал раньше. Я попрошу Фабра отвезти Люсиль в Бур-ла-Рен, и там мы спрячемся на пару недель. — Я не стал бы доверять Фабру свою жену. — Тогда кому? Кролику? Нашему бравому мяснику? Они усмехнулись. Поглядели в глаза друг другу. — Знаете, Мирабо любил говорить: «Мы живем во времена великих дел и маленьких людей», — заметил Камиль. — Будьте осторожнее, — сказал Дантон. — И все-таки составьте завещание. Мне отпишите жену. Камиль расхохотался. Дантон отвернулся. Он не хотел смотреть, как Камиль уходит. Когда начали стрелять, толпа придавила Робеспьера к парапету. Потрясение было сильней боли. Он видел мертвые тела; после того как войска отступили, смотрел, как уносят раненых, отметил, какие странные предметы остаются на поле боя после того, как расстреливают гражданских: шляпки, украшенные цветами, непарные туфли, куклы и волчки. Робеспьер принялся ходить по улицам. Возможно, он ходил несколько часов подряд. Шел куда глаза глядят, но все время хотел вернуться на улицу Сент-Оноре, к якобинцам, чтобы почувствовать почву под ногами. И ему почти удалось, но тут кто-то преградил дорогу. Он поднял глаза. Перед ним стоял человек в разорванной на шее сорочке, пыльной шляпе и остатках мундира национального гвардейца. И что самое странное — гвардеец смеялся, скаля зубы, словно пес. В руке он держал саблю, рукоять была обвязана трехцветной лентой. За ним стояли еще трое, у двоих были штыки. Робеспьер спокойно стоял перед ними. Он никогда не брал с собой оружия, несмотря на постоянные уговоры Камиля. «Я все равно не смогу им воспользоваться, Камиль, — говорил он. — Я не способен никого застрелить». Это была правда. К тому же теперь было слишком поздно. Умрет он быстро или медленно? Не ему решать, он все равно не в состоянии на это повлиять. Он обессилел. Мелькнула мысль: хотя бы отдохну. Посплю хоть немного. Собакомордый медленно приблизился, схватил его за грудки. — На колени, — сказал он. Его подтолкнули сзади. Он рухнул на землю. Закрыл глаза. Значит, это случится так. На улице. Затем он услышал, как кто-то зовет его по имени: не сквозь вечность, а прямо в ухо, его телесное, бренное ухо. Две пары рук поставили его на ноги. Он слышал, как рвется ткань. Проклятия, вопли, кулак врезается в хрупкую человеческую плоть. Но когда он открыл глаза, то увидел, что из носа собакомордого течет кровь, а рядом с ним стоит женщина, ростом не ниже противника, и кровь течет у нее изо рта. — На женщин нападать? Иди-ка сюда, сынок, я тебе кое-что отрежу. — Она извлекла из складок юбки портняжные ножницы. Другая женщина у нее за спиной держала маленький топорик из тех, которым раскалывают щепки для растопки. Не успел он перевести дыхание, как на улицу высыпала еще дюжина женщин. У одной в руках был лом, у другой — древко пики, и все без исключения сжимали ножи. Они кричали: «Это Робеспьер!» — а люди из домов и лавок сбегались на него посмотреть.