Пели птицы. Кружила вьюга. Не происходило ничего необычного. Река мира была спокойна и мерна в своем бесконечном токе. Ни единой ряби, ни единого вихря на её зеркальной глади. Снег не примятый. Ветки не сломаны. Но что-то подсказывало Хаджару. Говорило ему — “беги, торопись, прошу”. Говорило голосом Аркемейи… И Хаджар побежал. Он побежал так быстро, как не бегал в своей жизни. И молния, которой он обернулся, была белее снега и ярче солнца. Она выстрелила в небо раскрывшим крылья драконом, который пронзил небо и исчез. И никто, почти никто, кроме стоявшей на ближайшей горе белокурой девушки с зелеными глазами этого не увидел. Она же, прикрыв глаза, уронив одну единственную слезу, развернулась и исчезла взяв под руку лысого мужчину средних лет. – Нет… нет… нет-нет-нет-нет-нет-нет, — повторял, как заведенный, Хаджар. Сцены из чужого прошлого ввинчивались ему в память. Зачем он вспомнил его. Зачем он вспомнил Травеса. Зачем… Синий Клинок вспыхнул обнаженным когтем в руках Хаджара, на теле появились металлические доспехи зова и пасть дракона распахнулась на кольчужном нагруднике. Хаджар ворвался внутрь избы. Дырявые стены. Пробитая крыша. Куски древесины и щепа валялись всюду, куда падал взгляд. Перевернутая мебель, разбитая утварь, рассеченная на двое кровать. — Аркемейя! – закричал Хаджар. Но в ответ лишь тишина. Ледяная тишина. Она исходила от столь же ледяного саркофага, стоявшего в центре их маленького, уютного мира. В котором не было места ни войнам, ни сражениям. Хаджар опустился перед ледяным гробом. Дрожащими руками он смахнул с него снег и сердце замерло. Там, внутри, в ледяном плену, он увидел лицо своей возлюбленной. Матери его не родившегося дитя. Только полчаса назад, всего полчаса назад он кружил её в своих объятьях. Нет… нет…нет… Все это было жесткая шутка. Идиотская уловка. — Эй… – он постучал по “крышке” изо льда. — хватит… это не смешно… Но в ответ вновь лишь тишина. Хаджар прикрыл глаза и прислушался. Он не чувствовал сердцебиения Аркемейи, но… там, в глубине Реки Мира, все еще брезжили два огонька — один лиловый, побольше, а второй совсем маленький, синеватого оттенка. Они были живы. Их души не ушли к праотцам. Лишь пребывали в ледяном плену. Хаджар поднялся на ноги и занес меч над саркофагом. Кто бы это не сделал, он поп… – “Что ты будешь делать, Хаджар, когда кто-то придет, чтобы все у тебя забрать?” Нет, эти мысли он отложит. Решит позже. Сейчас его волновало только чтобы освободить жену и ребенка. Хаджар замахнулся клинком. Энергия бурлила вокруг него. Буря, яркая, весенняя буря загремела над деревней. Селяне подняли головы к небу, раздираемому молниями и ветрами. То, что они видели, было невозможно. Ведь на дворе зима, а не… — Я бы, на твоем месте, опустил меч, -- прозвучал голос из темного угла. Глава 1198 Из темного угла вышел Хельмер. Хаджар достаточно хорошо знал демона, чтобы определить по его небогатой мимике и лишь одному алому глазу, что тот был обеспокоен. — Присмотрись, Хаджар, – костлявый, увенчанный ногтем-когтем, палец Хельмера указал на ледяной саркофаг. – Присмотрись внимательнее. Хаджар, тяжело дыша, постепенно, по чуть-чуть, опустил меч. И, как бы это не было больно внутри груди, где лезвиями кинжалом плоть терзало рассеченное сердце, он еще раз посмотрел на ледяную темницу. Только на этот раз его взгляд не застилала кровавая пелена. И теперь, вместо ледяного саркофага, он увидел… все тот же саркофаг. Но тот не лежал на земле, а был приподнят над ней почти на метр. Держался же он за счет тончайшего, сравнимого по толщине с шелковой нитью, стебля. От него, прозрачного и почти невидимого, отходили лепестки, которые и свивались в бутон саркофага. Листья служили его подножием, а короной — прекрасный узор. Столь же прекрасный, как само происходящее являлось олицетворением животного ужаса. – Что… это? – слова давались Хаджару тяжело. Ему хотелось рычать. Рвать. Впиться в глотку тому, кто это совершил. Зверь, спящий внутри, которого удалось задушить годами в Седенте и месяцами в этой глухой деревни, начал просыпаться и разворачивать свои кольца. — Очень редкий цветок, — Хельмер подошел ближе и встал вплотную к Хаджару. – настолько редкий, что сам я его видел лишь дважды в своей жизни. Цветок… простой цветок, который смог сковать жизнь, энергию, волю и даже душу Аркемейи? Да будь он хоть простым Небесным Солдатом, то для этого потребовалось просто невероятное количество силы. — Он называется — Ледяной Скорбью, – продолжил демон. — он выращен в пепле мертвых воинов, вспоен слезами матерей, не дождавшихся детей и обвеян скорбью отцов, переживших своих чад. Мысли закружились в голове Хаджара. Он понимал, куда клонит Хельмер, но не хотел этого признавать. – Что ты хочешь этим сказать? — спросил, вместо этого, он. Просто потому, что в сердце еще теплилась надежда. Надежда на то, что все обернется иначе. Что его глупая авантюра, в итоге, не обернется ценой, которую он не будет в силах заплатить. — Ты все хорошо продумал, Хаджар, – Хельмер провел ладонью по “крышке” саркофага. — ты спрятался в Седенте, ожидая, что тот, кто сидит в тенях покажет себя… он не показал. И тогда ты решил сам себя проявить. Согласился отправиться в поход с Аркемейей. Почему нет… напомнить о себе той силе, что дергает тебя за ниточки. -- Это не может быть он… просто не может… – Не может почему? Потому что – он бог? Ты ведь полагал, что я тебя дергаю, так? Или, может, сам Князь. На худой конец – фейри. Но точно – не боги. Хаджар промолчал. Не было смысла говорить. Хельмер был прав. – Помнишь старину Моргана? – Хельмер убрал ладонь обратно под свой хищный плащ. – он заплатил за свои интриги всем, что у него было… ты же решил, что тебе будет нечем платить и поэтому чувствовал себя свободным, но… Безымянный Мир зиждется на тонком равновесии. Ты ведь не думал, что именно Аркемейя, та, кто несколько раз пыталась тебя убить, окажется твоей второй половиной. Тем, что дополняет тебя. Делает целостным. Закрывает те дыры в душе, которые ты успел открыть. И, точно так же, ты – закрывал её. Но там, в Седенте, ты не бездействовал. И потому сила закрывала на тебя глаза – ты все еще действовал в её интересах. Опасность пришла тогда, когда ты решил, что освободился из-под её влияния. Когда выполнил то, что для тебя было уготовлено. Увы, ты ошибался. Хаджар опустился над саркофагом. Он вглядывался в зеленые глаза, ставшие темными из-за льда, закрывавшего их. – Это чувство глубже любви, Хаджар. Любовь – лишь способ жизни продолжать себя. Хитрость природы. Не более того. Реакции в твоем мозгу – механизмы тела. То, что было между вами с Аркемейей, то, что происходит между адептами – глубже, древнее, могущественнее. Это не любовь. Хаджар повернулся к демону. Алый глаз все так ж светил из-под прорези широкополой, серой шляпы. – Ты был здесь… – вдруг понял Хаджар. Увидел это так же четко, как и самого демона. – ты все видел… – меч сам собой лег ему в руку. – почему… почему ты ей не помог?! Хаджар не помнил, как он оказался на ногах. Не помнил, как Синий Клинок лег не плечо Хельмеру так, что лезвие прикоснулось к серой, словно мертвой, коже на шее эмиссара самого Князя. – Потому, что, Хаджар, я не мог вмешаться, – ответил, все тем же скорбным, искренне сожалеющим тоном, демон. – Это даже не Законы Неба и Земли. Как эмиссар одной из четырех сил, определяющих существование Безымянного Мира, я не имею права вмешиваться в жизни смертных. – Но… – Напрямую, – перебил Хельмер, уже зная, что Хаджар припомнит все те случаи, когда Хельмер оказывал влияние на происходящее. – и за редкими исключениями, как в случае с тем Лидусским генералом, который отринул свою человеческую суть. И действительно. Хельмер уничтожил генерала Лаврийского лишь после того, как тот, как и его сын – Колин, поглотил демонический осколок. Проклятье. Это было так давно…