– Ты сдохнешь в муках, гринго! – известил засаленный. – Ты будешь умолять убить тебя, но я выпущу твои кишки и буду любоваться, как ты корчишься в пыли… Сколько экспрессии! Скиф пинком отбросил пистолет в сторону и продолжал выкручивать руку негостеприимного поселянина, пока его запястье не хрустнуло. Над деревней разнесся протяжный вой. – Как идти к Агуачику? Неразборчивые проклятия. Использовать магию для смягчения неприветливого мужчины Скиф не хотел – они могли услышать. Вместо этого он выудил из рюкзака бронзовую фигурку искусной работы, купленную днем ранее в Боготе: горбатый орангутанг, осклабивший зубы в безумной ухмылке. – Ты скажешь мне, где Агуачик. Ты ведь понимаешь, зачем я пришел. Мне нужен колдун. Колумбиец молча скрипел зубами. – Твой хозяин не слишком умен, – продолжал Скиф скучно, словно обсуждал налоговую декларацию, – во-первых, отрядил такого дуролома, как ты, встречать чужаков. Во-вторых, вот вопрос: кому нужен дурацкий магазин в полумертвой деревне? Кого можно провести таким идиотским прикрытием? Ты предан Агуачику, потому что боишься. Но тебе стоит бояться не его, а меня. Видишь эту обезьяну? Орангутан весело скалился рядами острых зубов. – Я тоже колдун. Но убить тебя – мало чести. Я извлеку душу из твоего грязного тела, помещу в этого бронзового зверя – и буду возить с собой по миру для своего удовольствия. Колумбиец перестал дышать. – Ты проживешь внутри нее долгие годы – может быть, десятки лет. Ты быстро сойдешь с ума от невозможности двигаться и говорить. Ты будешь бесконечно кричать внутри него – и каждый миг проклинать себя за то, что не захотел показать дорогу страннику… – Иди через лес по тропе, – вращая белками глаз, перебил рябой, – до синей скалы, похожей на череп… там увидишь… пожалуйста, я хочу жить! – Далеко? – Не больше мили! Светлый разжал захват, и колумбиец пал на колени, прижимая к груди сломанную руку. В черных глазах плескались ужас и ненависть. Ответом был невозмутимый взгляд единственного синего глаза Скифа. – Что бы ты ни думал обо мне – я добрый колдун. Доброта советует оставить тебя в живых, доброта шепчет: даже такой подлой и грязной скотине, как ты, можно дать шанс. Уходи отсюда немедленно, отправляйся в столицу и стань честным человеком. Обещаю: тебя ждет спокойная сытая жизнь. Это – награда за то, что ты указал мне сегодня путь. – Спасибо… спасибо, сеньор… Скиф заметил на столе старенький кнопочный мобильник, смахнул на пол, наступил тяжелым каблуком, до хруста. – А если ты солгал, я найду тебя – и сделаю то, что обещал. В сумерках джунгли напоминали сине-зеленую стену. Скиф спрятал пистолет засаленного человека в свой рюкзак, быстро дошел до застывшего месива из листвы и стволов бамбука. Здесь он резко обернулся – и метнул нож. У входа в бар-магазин упал в пыль рябой колумбиец, сжимавший в здоровой руке винтовку. Лезвие вошло в его кадык – и кровь брызгами оросила желтую землю, словно первые капли долгожданного дождя. Дремавшие на солнцепеке змеи проснулись от запаха крови; блестящими лентами заскользили к умирающему. Скиф почти бежал через джунгли, смахивая пот. В полумраке шелестели лианы, неподалеку тревожно перекрикивались вечерние птицы. Здесь пахло затхлой водой и прелым деревом. Он шагал по едва заметной тропе среди высокой травы, отгоняя палкой пестрых коралловых аспидов. Рябой не обманул. У синей скалы над ручьем стояла приземистая хижина из бревен, крытых пальмовым листом. Лужок вдоль русла оградили под выпас, под хилым навесом скучал привязанный ослик, в загоне сонно мемекали козы. У дверей хижины в лучах закатного солнца сверкнул серебряным бампером новенький «Тойота Ленд Крузер». В знойной первобытной глуши он казался неуместным, как залетный космический корабль. Больше скрываться не имело смысла. Скиф нашел свою тень и упал в Сумрак. О, как здесь было прохладно! Агуачик сразу почувствовал его. Мрачное пятно ауры в хижине шевельнулось и поплыло к двери; на пороге показалась невысокая кряжистая фигура. Он двигался степенно, без страха – хозяин этих диких мест. Гортанно выкрикнул что-то, поднимая посох. Темный. Не растрачиваясь на предисловия, Скиф выхватил из-за спины меч – и тот засиял во мраке, как факел белого пламени: – Где она? Колдун был довольно силен – третий или четвертый уровень; он пытался бороться, но Скиф действовал быстро и жестоко; вскоре Темный лежал на земле, хрипел и лопотал что-то невнятное, путая испанский язык и местное индейское наречие. – Где она? – холодно повторил Светлый. Колдун взглядом указал в глубь двора. Волоча его за шиворот, Скиф выбрался из Сумрака и нашел под голубой сенью пальм покосившийся сарайчик. Двое парней в потных майках и штанах цвета хаки, оглядываясь, бежали через луг к лесу – Светлый сбил их с ног «прессом» и погрузил в сон. Рывок – дверь сарая слетела с петель. Меч ярче вспыхнул в руке Скифа, и в его белом сиянии предстала крошечная каморка с деревянной постелью, накрытой тряпьем. В железной миске на полу лежали объедки. В углу каморки – смрадная дыра, отхожее место, обсиженное мухами. Косматое существо забилось в угол, глядя на пришельца большими черными глазами – которые он не видел столько лет, но сразу же узнал. Зазвенела ржавая цепь, и он увидел тонкую, уродливо обтянутую кожей кость. Ступня на ноге существа была обрублена, и гнойную рану покрывали алые струпья. – Что ты сделал с ней? – сквозь зубы, тщетно пытаясь остановить лавину гнева, проговорил Скиф. Он не заметил, как принялся избивать Агуачика, его руки двигались сами по себе, нанося колдуну удар за ударом. – Что ты сделал с девочкой, больной ублюдок? Темный что-то выкрикивал тонким бабьим голосом, прикрывая лицо руками. – Здравствуй, друг, – сказало существо по-русски. * * * День второй. – Мама верила, что мы с ней станем очень богатыми людьми. Она любила меня и заботилась как могла, но так мечтала о богатстве, что забыла об осторожности. Нашлись люди, которые тоже захотели сделать деньги на моем даре. Девушка лежала на кровати колдуна в его хижине и смотрела в потолок. Солнечный свет пробивался сквозь щели в стене. Скиф раздел ее донага и аккуратно обрабатывал пахучим травяным раствором большие и маленькие язвы по всему телу; он шептал исцеляющее заклятье, вкладывая в него большой запас Силы. Свинцовая бледность ушла из лица пленницы Агуачика, глаза заблестели тихим светом. Маг повел широкой ладонью – и сухие струпья осыпались на пол, как пепел. – Когда мне исполнилось шестнадцать, мама договорилась с какими-то приезжими людьми, – продолжала девушка. – Они не были Иными, да и мама тоже – она вообще плохо понимала природу Сумрака. Она лишь знала, что я умею предсказывать будущее. Мы прилетели на Кубу, в город Тринидад. Там нас разлучили – и я больше ее никогда не видела. Мы и сейчас на Кубе? – Нет, Яна. Мы в Колумбии, на границе с Эквадором. Скиф отдал ей чистую хлопчатобумажную рубашку из своего рюкзака. Грязное тряпье он сжег. Хижина колдуна только снаружи выглядела убого. Внутри нашлась комфортабельная комната с двуспальной чистой кроватью, телевизором и душевой. Насос гонял в оцинкованный бак воду из ручья. В углу урчал маленький холодильник, набитый продуктами. Кондиционера не нашлось, но Светлый дозорный сам снизил температуру в комнате до комфортных двадцати двух градусов. Девушка не сводила с него черных миндалевидных глаз и продолжала говорить, говорить, говорить. – Я не видела, куда меня везли. Не знала, что происходит. Ничего не понимала и все время плакала. Я привыкла, что всегда и везде мама решает за меня. – Почему ты не остановила мать? Разве не могла увидеть будущее? – Наверное, могла… но нужно знать, куда заглядывать. Если бы ты мог предсказывать будущее, ты бы смотрел в каждый новый день? – Да. Я бы смотрел. – Тогда будущее стало бы настоящим. – Я выбирал бы настоящее для себя. – Истина в том, что на самом деле будущего нет. Прошлого тоже. Есть только настоящее. – Есть судьба, – он почему-то едва заметно улыбнулся, – путь, который можно выбрать. – Всякий и так хозяин своей судьбе, – опустила ресницы Яна, – но люди ленивы. – Не все. – Я не заглядывала в новый день. Знать все наперед быстро надоедает. Моя судьба была горькой. Я перепугалась и не могла даже связно мыслить… скажи, какой сейчас год? – Две тысячи пятнадцатый. – Значит, мне уже… двадцать девять лет. Меня несколько раз перепродавали, пока я не попала к Агуачику. Здесь грязь и глушь – но это витрина. Так легче торговать… услугами. К индейскому шаману, хранителю древних традиций, живущему в лесу среди духов, прилетали серьезные люди со всей Латинской Америки. Он заставлял меня предсказывать их будущее. Сначала я боролась, плакала и звала маму, но потом смирилась. Попыталась бежать – в наказание мне отрубили ногу. Поначалу они насиловали меня – я смирилась и с этим. Ко всему можно привыкнуть. Агуачик тоже приходил ко мне, особенно по ночам, когда был пьян, – спокойно рассказывала Яна, – его возбуждало то, что я такая – грязная, голодная и больная, похожая на животное. Его никто никогда не любил – и он не умеет любить. Только наслаждается унижением и болью того, кто слабей его. Не позволяй ему делать это снова, Андрей. Он замер с бутылкой кукурузного пива в руке: – Ты знаешь мое имя? – Я помню. Тебя и твоих друзей… Кота, Рысь, Герду… Еще в Москве, давно. Я ждала тебя в этом ужасном месте много лет. – Ты знала, что я приду? – спросил он и тут же отругал себя за недогадливость. – Знала. Заглянула в свое будущее и увидела твое лицо. Много-много сотен дней в аду, каждое утро на рассвете и на закате я думала о тебе. Ждала. Вот почему я не сошла с ума и не умерла здесь. Когда стемнело, Скиф уложил Агуачика и двоих его помощников в кузов внедорожника. Колдуна он лишил Силы и обездвижил всех троих. Весь день они провалялись на жаре в каморке Яны, обливаясь потом и гадя под себя. Он отвез их в Эль Седраль и поднял на стену крокодиловой фермы, на решетчатый помост, с которого рабочие кормили пресмыкающихся мясом, бросая куски через прутья. Маг погрузил деревню в глубокий сон «Морфеем», и только серо-зеленые туши рептилий угрожающе двигались внизу в фиолетовом вечернем полусвете – словно голодные духи ночи. Сухая трава и песок шуршали под их короткими мощными лапами. Темнота принесла прохладу – и Эль Седраль безмятежно спал в тихом жужжании цикад. В сиреневом небе одно за другим загорались яркие тропические созвездия, и банановые деревья сонно шелестели длинными листьями у заброшенной бензоколонки. Скиф вернул колдуну и его помощникам возможность говорить и немного двигаться – чтобы болевой шок не сразу убил их. Затем по одному перекинул их через решетку, бесстрастно выслушивая раздирающие воздух вопли и мольбы о пощаде. Крокодилы, почуяв запах мяса, пришли в возбуждение. Они карабкались на пятнистые, усеянные шипами спины и головы друг друга, широко разевая пасти. Оторвав кусок, они защелкивали челюсти – и при этом, казалось, улыбались. Одряхлевшие потомки драконов, которым люди уготовили стать портмоне и дамскими сумками, наконец могли поквитаться с тюремщиками. Агуачика Скиф отправил вниз последним. Было уже далеко за полночь, но луна и звезды давали яркий, словно волшебный свет. Скиф спустился по лесенке вниз, добрался до колонки и с наслаждением вымыл руки холодной чистой водой. Он чувствовал себя легко и возвышенно, как чувствовал всегда после важного доброго дела. Убедившись, что жители Эль Седраля по-прежнему крепко спят, он с легким сердцем повел автомобиль по тропе через джунгли – туда, где ждала спасенная им девушка.