Огонек бежал по длинному черно-синему коридору, и справа мелькала в окнах луна. Она бежала с ним наперегонки. Огонек свернул за угол и сбежал вниз по лестнице, надеясь, что выйдет на свежий воздух, но оказался в новом коридоре; он снова бежал и снова свернул, пока не стукнулся коленом обо что-то твердое. Боль привела в чувство. Растерев колено, он вытянул во мраке руку и понял, что перед ним ящик, а возможно, и несколько ящиков, а в них… он ощупал странный гладкий предмет и, приглядевшись, не сразу понял, что держит в руках человеческий череп. Зубы оцарапали ладонь. Рядом в ящике он нащупал что-то гладкое, липкое. И запах… здесь пахло тухлым мясом. Дрожа, мальчик отполз на четвереньках назад. Все это, должно быть, лишь неприятный сон. Ну конечно, это сон, надо выбраться наверх, надо проснуться! Он вскочил и побежал обратно по коридору и по лестнице – и по новому коридору к желтому теплому свету вдали. К человеческим голосам, к живым людям! Огонек добежал до конца коридора… и замер, вжавшись в холодную крашеную стену. Голоса были незнакомыми. Он боялся повернуть и увидеть, что ждет за углом. Длинные суетливые тени двигались перед ним на полу в прямоугольнике света, голоса звучали приглушенно, словно сквозь плотную ткань. Ты не спишь. Все это по правде. От этой мысли стало совсем холодно и тоскливо – Огонек помнил, что ему надо спешить, бежать на юг, туда, где еще продолжается лето… …где всегда тепло… …подальше от неприветливого севера, по которому бродят Темные охотники. Но он был не в силах даже повернуть за угол. Что-то страшное творилось там. Смелее, нельзя быть таким трусишкой. Превозмогая ужас, будто двигая тяжелый камень, мальчик сделал шаг вперед. – Мама… Крик умер на губах. Перед ним была просторная комната с белыми кафельными стенами и незнакомыми приборами из блестящего металла. На застеленном пленкой столе лежала мама, очень бледная и очень красивая. Рядом с ней быстро делали что-то трое мужчин и одна женщина в белых халатах и масках, скрывающих лица. На глазах у Огонька маму раздели до трусиков, расчертили фломастером живот и грудь. Пахло йодом и почему-то теплым мясом. Все это время мужчины беспрестанно бормотали что-то нечленораздельное, один раз рассмеялись, от чего у мальчика по всему телу дыбом встали волосы. Волна ужаса, смешанного со стыдом, была такой внезапной и оглушающей, что Огонек не мог пошевелиться. Он замер, задыхаясь, в дверном проеме, как насекомое, угодившее в пятно смолы. «Все-таки это сон, – промелькнуло в голове. – Это не может быть правдой!» А на полу была кровь, густая и липкая, – и люди в белых халатах ходили по ней, оставляя на белом кафеле красные отпечатки. Вдруг мама открыла глаза и посмотрела на Огонька пронзительно-голубыми глазами. Ярик! Беги!! Он не услышал, а почувствовал ее мысль – и она ударила его, как вспышка света в глаза, обожгла электрическим хлыстом. Разве не то же самое прошептал ему минуту назад голос отца в Сумраке? Беги, спасайся!! Огонек всхлипнул, как потерявшийся котенок, – и теперь его заметили. Один из мужчин схватил со стола тонкий медицинский нож. В ту же секунду откуда-то появился мальчик с холодным взглядом, он остановил руку мужчины и шагнул к Огоньку. «Гарик, – вспомнил тот. – Его зовут Гарик…» …Гостиницу «Добрая белка» они обнаружили случайно. Объезжали Воронеж узкой лесной дорогой, и Матвей остановил машину, разглядывая кирпичный трехэтажный дом на берегу живописного пруда. Он провел за рулем целый день и задумывался о ночлеге (маленький «Фьюжн» они оставили в Тульской области и пересели в минивэн «Ниссан», в котором свободно разместился весь отряд, теперь состоявший из шестерых Иных). Оставаться ночью на дороге не хотелось. Мотелей вдоль трассы «Дон» было множество, но их многолюдье не нравилось Нелли. На саму трассу старались выезжать как можно реже, опасаясь камер и поисковых заклятий. Софи заметила на доме у пруда вывеску «Гостиница» и предложила заночевать здесь. Айрат поддержал подругу: – Завтра лес кончится, и будут только холмы и степь до самого Черного моря. Давайте сегодня ляжем пораньше, встанем на рассвете и долетим до Краснодара. Мы с Софи проводим вас к паромной переправе в Крым. – Место выглядит тихим, – сказала Нелли, – не могут же Темные стеречь вообще все дороги и гостиницы. Матвей долго колебался, но решил, что за стенами ночевать безопаснее, чем в лесу. Он обошел «Добрую белку» кругом и не заметил ничего подозрительного. В доме жили люди, они приезжали и уезжали, Сумрак здесь пестрил отпечатками многих и многих аур – как и в любой гостинице. На стоянке под навесом стояли два автомобиля – «Вольво» и «БМВ Х-1». В будке дремала немецкая овчарка, у забора понурилась стайка чахлых берез. – Хорошо, рискнем. Ночью выставим часовых. Он сам встанет на часах – но это их не спасет. В прихожей гостей встретила полненькая женщина лет пятидесяти со старомодной прической пучком, радушно улыбнулась: – Какая большая компания! Сколько вас, шестеро? Случайно нас нашли? Вам повезло, ребятки, все номера свободны. Идемте, я вас поселю, как раз к ужину прибыли… Детки, можете пока поиграть во дворе. Гарик, должно быть, сидит на детской площадке, он вам все покажет. Огонек вопросительно взглянул на отца, и тот кивнул: идите. – Только за ворота не выходить, – сказала Нелли. Гарик и в самом деле был на площадке. Мальчишка лет десяти на вид, щуплый и растрепанный, сидел на выкрашенной в синий цвет автомобильной покрышке и грыз орехи. Огонек и Лина с неохотой покрутились на скрипучей деревянной карусели, чувствуя на себе его косые взгляды. Девочка немного поплакалась Ярику на жизнь: все-таки она скучала по маме. Тот как мог утешал ее. Затем гостиничный мальчишка достал швейцарский складной нож и принялся метать его в деревянный столбик – в опасной близости с каруселью. Лина и Огонек переглянулись. – Идем в дом, Ярик. Он помог Лине спуститься, и ребята зашагали к крыльцу. Вдруг девочка ойкнула и схватилась за спину. – Он бросил в меня камень! Огонек подбежал к Гарику: – Тебя что – давно не лупили? – Тебя что, – передразнил тот неожиданно низким и сиплым голосом, – давно не лупили? – Ты придурочный, да? – Ты придурочный, да? – повторил тот. – Я сейчас тебя… – начал Огонек, но девочка схватила его за локоть: – Не надо, Ярик, ну пожалуйста. Пойдем отсюда. Гримасничая, Гарик повторил и ее слова. Огонек и Лина медленно отступили к дому, не спуская глаз с неожиданного врага. Овчарка у ворот лениво гавкнула, погремела цепью и принялась грызть внушительных размеров кость. Если бы гостиничный мальчик снова бросил камень, Ярик бы настучал ему по голове, но тот лишь криво усмехался и с прищуром смотрел на Лину – взрослым уверенным взглядом, будто оценивал вещь в магазине. – Он просто дурачок, – прошептала девочка, – глупый, злой дурачок. Солнце давно исчезло за деревьями, и лес погрузился во тьму. Вкусный и сытный ужин в гостиной на первом этаже заставил ребят забыть про местного хулигана. Сразу после еды усталые дети принялись клевать носами. Нелли постелила им в комнате наверху и сама легла здесь же, в кровати у окна, привычно спрятав катану у изголовья. Матвей проверил оружие и спустился вниз, осмотреть запоры на дверях… * * * «…Они отравили нас», – поняла Софи. Она долго не могла понять, что с ней. Какой-то шум разбудил ее, и девушка хотела протянуть руку к перевязи с метательными ножами, что висела на спинке стула рядом, – но не смогла. Софи вдруг поняла, что уже долгое время лежит на боку и слышит в коридоре мужские голоса и шум – но не может даже поднять голову. Они подсыпали что-то в еду! Вечером у нее не было аппетита, и за ужином она почти не ела, поэтому сейчас сохранила способность рассуждать – но не могла найти свою тень, чтобы сбежать в Сумрак, не могла пошевелить даже пальцем. Двое незнакомцев вошли без стука в комнату; вспыхнул яркий электрический свет. Мужчины, глухо переговариваясь, связали по рукам и ногам Айрата, лежавшего без сознания рядом с Софи. После этого девушку бесцеремонно взяли под руки и поволокли в коридор, затем вниз по лестнице, через прихожую куда-то в подвал. Она успела увидеть распростертого на полу Кота: тот лежал навзничь у двери, все его лицо было мерцающей кровавой маской. Если бы Софи могла – она бы закричала от ужаса. – Давайте ее сюда, – позвал голос, и девушка узнала гостеприимную хозяйку с прической в стиле шестидесятых годов прошлого века. Теперь ее голос стал резким и холодным, он отдавал команды почти по-военному. – И вторую девку приготовьте. – Мелких куда? – спросил один из мужчин. От него резко пахло давно не мытым телом и жареным луком. – В мансарду, наверх. Пусть Шнур их уколет, да осторожно. Чтобы без синяков, дети – товар дорогой. – Шнур осторожно не умеет. Мясник он, а не врач. – Скажи – если напортачит, я ему такого вколю, что у него жопа в дверь проходить перестанет. Мужчины засмеялись. «Это не Темные, – поняла Софи. Мысли плыли будто в тумане. – Это люди, и они от нас чего-то хотят. Им нужны дети. Или не только дети?» Попытайся уйти в Сумрак. Она пыталась. Но для этого надо было по-настоящему проснуться и найти свою тень. За всю свою Иную жизнь, начавшуюся в «Лужниках» 1 мая 1998 года, Софи ни разу не бывала в Сумраке во сне. Вязкая дремота не отпускала ее. – Девка ничего, – сказал второй из мужчин, рябой и низенький, – породистая сучка. Глянь, кудряшки. Он провел горячей ладонью по шелковым трусикам Софи, сжал пальцами ее обнаженное бедро. – Викторовна! Одолжи нам эту шаболду на полчасика. Ей уже все равно – а нам, пацанам, радость. – Я вот тебе одолжу промеж глаз, Крот, – ответил сварливый женский голос откуда-то из-за спины, – нечего мне товар портить. Не хватало, чтобы ты СПИДом ее заразил или еще какой дрянью. – Нет у меня СПИДа, ты что, дура? – Откуда мне знать, есть или нет. Потом поедешь в город к своим шлюхам и там хоть обтрахайся. А бизнес мне не ломай.