— Где? Здесь? — спрашиваю я чувственным шепотом, проводя пальцами по его плечу. Словами не описать, насколько мне нравится, когда его голос становится хриплым от страсти. — Прямо там. Я проведу губами вверх к твоей шее, а потом вниз к плечу и руке. Я перестаю дышать. Словно живое, дышащее существо, готовое поглотить нас обоих, желание пульсирует между нами, от него ко мне, от меня к нему. — Что еще ты сделаешь? — в моем голосе слышно это желание, возбуждение. Я не могу скрыть его, не от Сента. — Я займусь с тобой любовью, сначала жестко, а потом я возьму тебя нежно. Покажи мне свое второе плечо, Рейчел. Я показываю. Машина едет по улице, но, если вы спросите меня, то вся вселенная сейчас находится внутри этой машины, смотря на меня. Мой пульс учащается под его взглядом, когда я опускаю рукав топа насколько это вообще возможно, максимально обнажая плечо. С каждым днем моя страсть к нему становится все сильнее и интенсивнее, доводя притяжение к нему до уровня, о котором я подумать не могла. Я наизусть выучила его, то, как меняются его улыбки, приподнимаются уголки его рта... — Я собираюсь провести языком по изгибам твоего плеча, углубляясь там, где сейчас так быстро бьется твой пульс, — говорит Вселенная. — Покажи мне больше, — просит он. — Ммм. Ты такой жадина. Малкольм Сент, хоть чего-то в твоей жизни будет тебе достаточно? Он очень медленно качает головой, будто предупреждая, по голосу слышно, что его это веселит. — Ничего не бывает достаточно, особенно, когда дело доходит до тебя. Покажи мне больше, малышка. Я опускаю топ еще ниже на пару сантиметров, достаточно для того, чтобы он увидел мою грудь над кружевным лифчиком. Из его горла вырывается рычание, я краснею, меня бросает в жар и я поправляю топ. — Я рада, что ты написал, здоровяк. Он смеется. И снова его хриплый голос проходит сквозь мою кожу. — Я был рад, что ты смогла сегодня со мной увидеться... Слегка наклонив голову, я наблюдаю за ним, его взвинченность видна невооруженным взглядом. Его желание, его страсть, его беспокойство выдают ладони, сжатые в кулаки. Мое сердце скачет в груди, желая заполучить его. — Тяжелый вечер? — тихонько спрашиваю я. — Уже лучше. Ставший привычным лед в его глазах полностью тает, когда он тянется за моей рукой, притягивает меня по сидению максимально близко к себе, и начинает целовать меня в губы, опускаясь к плечу, которое я обнажала, проводя пальцами по его изгибам. Жар, влага, мягкость его губ и сильные движения его рта. — Определенно становится лучше, — говорит он хрипло. — Что насчет тебя? — он покусывает мою шею, поднимаясь от плеча к губам. — Чем ты занималась, пока я не позвонил? — Хмм. Дай-ка подумать, — говорю я, делая вид, будто напряженно вспоминаю. — Настоящий ответ? Или тот, который тебе точно понравится? Поворачиваясь, чтобы видеть мои пальцы, скользящие у него по горлу, я провожу рукой по его резкой челюсти, такой же дерзкой, как и он сам, и мне безумно нравится, что он позволяет мне так касаться себя. — Оба ответа. Поглаживая мое плечо, он опускает большой палец под мой топ, медленно проводя им по ключице. — Я работала, — я поглаживаю щетину у него на лице. — Но в процессе, я с нетерпением ждала, что ты напишешь и пригласишь меня куда-нибудь. — Куда угодно, — поправляет он меня хриплым голосом. — Точно, — я прижимаюсь губами к уголку его рта, даже не задумываясь о том, что делаю, действуя исключительно инстинктивно. — Мы уже приехали, чтобы я тоже могла отведать тебя на вкус? Он усиливает хватку вокруг меня, одной рукой проскальзывая под мой топ, изучая мою спину. — Рейчел... я не хотел, чтобы ты видела меня, когда я не в лучшей форме. — Наоборот, я хочу видеть тебя таким. Я хочу быть с тобой, хочу тебя, в том числе, успокоить и дать тебе то, чего ты хочешь. Горячие губы покусывают мое плечо. — В таком случае, я хочу тебя. *** «Куда угодно» оказывается его яхтой «Игрушка». Подальше от любопытствующих глаз и общественности (к моим огромным облегчению и радости). Такое чувство, словно мы в другом мире. Яхта стоит в доке и команда не на борту, так что мы с Малкольмом лишь вдвоем сидим в тишине на верхней палубе, оба еще слегка потные после жесткого, а затем медленного секса, которым занимались все это время. На нем лишь черные брюки, ничего не прикрывает его грудь, а на мне рубашка, которая еще совсем недавно была его. Он задумчив и молчалив, а я еще никогда не чувствовала желание защитить кого-то столь большого и сильного. — «М4», — шепчу я, прижимаясь щекой к его груди, лежа у него под боком. — Я заметила, что у тебя часто встречается число четыре. Почему именно четыре? Мы были вместе уже почти четыре раза. Значит ли это, что потом мы расстанемся? Он вздыхает и допивает остатки вина, отставляет свой бокал в сторону, и мы наблюдаем за горизонтом над Чикаго. — Я вспыльчивый. Он смотрит вдаль, его лицо напряжено. Я тянусь к его руке, лежащей на колене, и переплетаю наши пальцы. Сент выглядит отстраненным, голос глухой, хриплый, я почти слышу сожаление. — Когда я был моложе, все было еще хуже. Контроль всегда давался мне с трудом. Обслуга увольнялась, потому что никто не мог сдержать меня; чем сильнее они старались, тем злее я становился. Но моя мать была воплощением терпения. Думаю, поэтому она могла выносить отца. Она была терпеливой и намного более понимающей, чем кто-либо. Когда я срывался, мама говорила мне досчитать до трех, а я спорил, что уже пробовал и это не помогало. Так что однажды она отвела меня в сторону, беспокоясь о том, что мой отец тоже очень вспыльчивый, она предвидела, что это плохо для меня кончится, т.е. мои попытки довести его. И она сказала, что мне нужно считать до четырех. Это я и сделал. Помимо всего прочего, с этим приходится мириться, когда ты — Сент. Если попросили на три минуты, рассчитывай, что будет четыре. Если тебе нужно считать до трех, считай до четырех. Поэтому у меня везде четверки. — Даже когда дело касается секса с четырьмя девушками одновременно. Он приподнимает бровь. — Это не касается тебя. Мне нравится проводить с тобой время, — он проводит рукой вверх по моей спине под рубашкой. Я вздрагиваю. Дрожу, возбуждаюсь и таю. Но сильнее всего чувство, что я распадаюсь на куски внутри и с ума схожу от вины за то, что знаю теперь настолько личные детали о нем. Задыхаясь под весом чувств, с которыми не могу справиться, я перекатываюсь на спину, немного отдаляясь от него. Сент приподнимается на локте и расстегивает одну пуговку на рубашке, и, боже помоги мне, но я определенно точно все сильнее таю, таю, таю. Я не сопротивляюсь, не двигаюсь, только беспомощно наблюдаю, как он расстегивает вторую пуговку. А затем третью. Четвертую. Пока тело под этой рубашкой, которую он расстегивает, не начинает дрожать с головы до пят. Я хочу подразнить его, а заодно снизить градус растущего во мне дикого отчаяния. Я шепчу, с трудом справляясь с голосом, на одном дыхании: «Не торопись. Мне не надоедает за этим наблюдать.» Четыре пуговки. Пять. А затем шесть. Пока он не расстегивает мою рубашку нараспашку и наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня в ямочку на шее. Между грудей. В середину живота. И прямо по центру моих разведенных ног. Четыре поцелуя, после чего он проводит носом у меня между ног. — Мне тоже не надоедает быть с тобой, Рейчел. Я вспоминаю, как смущалась раньше. В этот раз, когда он проводит языком по моему клитору, я стону и расставляю ноги шире, приподнимая бедра вверх, пока шепчу «Малкольм, Малкольм, Малкольм...» *** — Хмм, — бормочу я час спустя, когда он покусывает мое ухо, пока я возвращаюсь к реальности после недолгого сна в каюте. — Твое ушко, — говорит он хрипло прямо в объект своего гастрономического внимания. — Я пристрастился к нему, а еще оно идеально подходит ко второму твоему ушку. Я потягиваюсь, улыбаясь, а он отстраняется, смотря вниз, наблюдая за мной. — Мне очень нравится здесь, на твоей яхте, тут так тихо, — говорю я, проводя пальцами по его загорелой груди. — Я никогда не бываю здесь один. Слишком тихо. Слишком хорошо слышу свои мысли. — он хмурится, пока встает с кровати и идет к одежде. Все еще сонная, я перекатываюсь на свою половину кровати, уставившись на его невероятно завораживающую физическую форму, пока он натягивает брюки. — Ты счастлива, работая в «Эдже»? Окончательно проснувшись, я сажусь, с одной только простынью вокруг груди, и шарю по кровати в поисках своего белья. — Почему ты спрашиваешь? — Ходят слухи, что его дни сочтены. Сент просовывает руки в рукава, оценивая мою реакцию, пока застегивает пуговицы.