Окатив их из лужи, омнибус поехал дальше, и Уинифред с мрачной улыбкой вручила Теодору его вещи. – Спасибо, – растерянно пробормотал он, разглядывая собственные часы, словно увидел их в первый раз. – Ты так ловко их вытащила, я и не заметил… Уинифред закатила глаза. – Да не я, идиот! Женщина, сидевшая рядом с тобой – воровка. Разъезжает в омнибусах с накладной рукой и обшаривает карманы таких олухов, как ты. – И ты что же, обчистила ее в ответ? – Просто вернула украденное. Моргнув, Теодор рассовал вещи по карманам и поглядел на Уинифред едва ли не с благоговением. – Неужели она ничего не заметила? – Конечно, заметила, – фыркнула Уинифред. – Профессиональные карманники всегда узнают собратьев. Но что бы она мне сделала? Подняла бы шум? Тогда ей пришлось бы объяснять кондуктору и девятерым пассажирам, откуда у нее взялась третья рука. – Но если она воровка, почему ты не сдала ее полиции? – Из духа товарищества, – пожала плечами Уинифред. – Хотя, может, и следовало бы. Никто в этом городе не смеет грабить моего жениха. Теодор залился смущенным румянцем и предложил ей локоть. – Надеюсь, ты не посчитаешь меня менее мужественным, если я скажу, что мне приятно это слышать. – Ни в коем случае. Дойдя до первого дома, с красной табличкой «Акация-роуд», они замедлили шаг. Приобретая маленький, увитый свежим плющом коттедж в районе Сент-Джонс-Вуд, можно было заручиться гарантией, что густо усаженные растительностью подъездные дорожки сохранят любую тайну. Стройные ряды двухэтажных домиков из коричневого кирпича, укутанные облаками отцветших акаций и тополей, прятали гостей, которые желали посетить район, не будучи замеченными. Поселить здесь любовницу было достаточно дорогим удовольствием, но Розамунда Кин, должно быть, стоила каждого потраченного на нее пенни. – Думаешь, мисс Кин сейчас дома? – с сомнением спросил Теодор. У буйных зеленых насаждений есть еще одна особенность: обитатели домов видят из своих окон не больше, чем прохожие. Они могли идти, не таясь. Уинифред пожала плечами, с любопытством оглядываясь по сторонам. – Она писала Даску, что по ночам ожидает его у своего окна. Надеюсь, это означает, что просыпается она ближе к ужину. – Но зачем она нам? Ты ведь хочешь связаться с Холбруком, верно? Почему бы не использовать для этого Парсона? – Нам нечего предложить Холбруку, кроме угроз, – хмуро пояснила Уинифред. – Розамунда Кин – наша последняя зацепка для того, чтобы выяснить, как у Даска оказались те документы. – Должно быть, он просто выкрал их. При чем здесь мисс Кин? – Да, но как он их выкрал? Мог ли он подослать к Холбруку Розамунду? Вдруг она не просто его любовница? К тому же… мне не слишком понравились ее письма. – Главное, чтобы это не заняло слишком много времени, – тихо произнес Теодор. – Нам… – Я знаю, – перебила она, и юноша вздохнул. У дома под номером 44 они замерли. Коттедж был крошечным и в высоту казался даже больше, чем в ширину. Свет не горел, хотя уже смеркалось. Уинифред тронула кованую калитку и запрокинула голову, разглядывая темные окна. – Я же говорил, ее нет дома! – торжествуя, заключил Теодор. Уинифред выпустила дверцу калитки. – Или она всего лишь спит. – Она поманила его на другую сторону улицы. – Нам остается только ждать. Либо Розамунда вернется домой, либо наконец проснется. Дарлинг нырнул следом за Уинифред в куст сирени, высаженный меж двух коттеджей. Друг от друга те были отгорожены низким белым заборчиком. Вытащив из кармана едва не украденные у него часы, Теодор прищурился, разглядывая стрелки. – У любовниц ужасно сбит распорядок дня, – грустно заметил он. Они прождали с пару часов. По дороге начали греметь редкие экипажи. Окончательно стемнело, в затянутом туманом небе тускло мелькал лунный серп. Теодор, который то вставал, то присаживался на корточки, до того вывел Уинифред из себя, что она приказала ему наконец сесть спокойно. У нее у самой уже заныли ноги, но она не решалась подняться – отчасти из упрямства, отчасти потому, что в домах по соседству уже зажглись окна. Розамунда Кин все не появлялась. – Может быть, она уехала из города? – с сомнением предположил Теодор. Он не владел навыком терпеливого ожидания и рядом с собранной Уинифред скучал едва ли не до слез. – Когда мистеру Даску пришло от нее последнее письмо? – В прошлый вторник, – коротко ответила она. Уинифред про себя прикинула: могла ли она уехать? Нет же, точно не могла. Чаще всего правдоподобные предположения Дарлинга оказываются сущей чушью. – Тогда, возможно… – начал он. Но Уинифред дала ему знак молчать: в начале улицы снова показался экипаж. На этот раз карета остановилась у дома номер 44. Уинифред и Теодор взволнованно переглянулись. Хлопнула дверца, зашуршало платье. Высадив кого-то, экипаж отъехал чуть вперед, и Уинифред наконец разглядела Розамунду Кин. Она никогда в жизни не встречала ее, но узнала сразу же, поскольку возле нее стоял Рой Даск. Рядом со своим покровителем – приземистым, некрасивым, с изъеденным оспой лицом – Розамунда напоминала древнюю статую. Она была выше Даска по меньшей мере на два-три дюйма – грациозная, гибкая, словно ива, с тяжелыми черными волосами, убранными заколками. Розамунда повернулась к Даску, улыбаясь, и в скудном свете фонаря Уинифред разглядела ее изящный греческий профиль: крупный горбатый нос, маленький подбородок и трагическую линию рта. – Мне пока не хочется расставаться, – мягко сказала она, тронув Даска за руки. Он позволил ей это, но лицо его не светилось нежностью. – Как и я, дорогая, – произнес он и погладил Розамунду по щеке. Та зажмурилась, наслаждаясь лаской, а потом вдруг шагнула к Даску и прильнула к нему всем своим стройным белым телом мраморной статуи. Дарлинг, разглядывая их, подался вперед. – До чего же странная пара, – прошептал он. – Артемида, преклонившая колено перед Актеоном. Уинифред сердито шикнула, и он умолк, широко раскрыв глаза. – Останься, Рой, – попросила она, поглаживая его плечи. Розамунда действительно любит его, с удивлением поняла Уинифред. Любит этого невысокого, неприятного вида человека с толстыми губами и показывающимся во время разговора языком. – Останься хотя бы сегодня. Хотя бы на эту ночь. Он поколебался, задумчиво глядя мимо своей спутницы, на карету, и наконец покачал головой. – Не могу, дорогая. Сам понимаешь, я донельзя устал. – Да… Понимаю, Рой. – Но у меня есть для тебя подарок. Он отодвинулся от Розамунды и заложил пальцы меж пуговиц сюртука. Она грустно улыбнулась, наклонив голову. Зазвенели золотые цепочные подвески на спицах, удерживающих тяжелый узел волос у нее на затылке. – И что же это? – Ты, кажется, очень хотела увидеть ту новую постановку? Маленькие глаза Розамунды вспыхнули восторгом. В порыве чувств она даже прижала руку к груди. Уинифред показалось, что она проделывает все это с чрезмерным усердием, и задалась вопросом, не играет ли Розамунда. Но если играет, то она лучшая из всех актрис, что доводилось видеть Уинифред. – Ты правда пойдешь со мной в оперу? – прерывистым голосом спросила она. – Нет, дорогая, я не смогу пойти. Но для тебя я взял место в ложе на субботний вечер. Ты рада? Розамунда снова склонила голову. – Конечно, Рой. Спасибо. Даск потянулся к любовнице и поцеловал ее, мягко придерживая за затылок. Одна из золотых спиц в прическе Розамунды сдвинулась, и на ее спину пролился водопад длинных смоляных волос. – Доброй ночи, дорогая, – попрощался Даск. И она прошептала: – Доброй ночи, Рой. Он ни разу не назвал ее по имени. Даже когда карета Даска скрылась за углом, Розамунда продолжила стоять, глядя ей вслед. На улице стало зябко, у Уинифред заболели пальцы ног, Дарлинг застучал зубами, но Розамунда не шевелилась. Наконец она выдохнула облачко пара, запрокинула голову и уставилась в затянутое сизым туманом ночное небо, а потом со злостью толкнула калитку и вошла в свой дом. Уинифред не спешила выбираться из укрытия. Только когда на втором этаже зажегся свет, она раздвинула пожелтевшую листву и поманила Теодора наружу.