Наверное, им следовало немного опоздать – их места были в ложе, и своим поздним появлением они никому не причинили бы неудобств. В фойе было бы пусто, и они точно не столкнулись бы лицом к лицу с Розамундой Кин. Но Теодор наотрез отказался приезжать после начала спектакля. Он бормотал что-то о театральном этикете, но Уинифред подозревала, что ему просто хочется проследить за сюжетом постановки с самого начала. Хотя приехали они вовсе не за тем, чтобы слушать оперу. Оба юноши вчера вернулись ни с чем. Теодор обошел практически всех соседей в доме, где Холбрук раньше снимал квартиру, но так ничего и не выяснил. Зато с огромным увлечением рассказал, что Келлингтон подобрал его на обратном пути, будто это само по себе является достижением. В отличие от друга Келлингтон был мрачен: упоминаний о Розамунде Кин не обнаружилось ни в одной новостной сводке или фамильном справочнике, она никогда не была под следствием. Она могла вообще никогда не существовать. Единственным известным свидетельством о ней были письма, посланные Даску. Мест в бельэтаже, на самом нижнем ярусе, с которого можно было окинуть взглядом весь зрительный зал, не оставалось. Теодору лишь чудом удалось выкупить места в ложе второго яруса. Отсюда превосходно была видна правая часть зала, но нижние и верхние ряды балкона было невозможно рассмотреть. Пока не прибыли их соседи, раздосадованная Уинифред сдвинула в сторону шторы с позолоченными борлами и перегнулась через парапет. Единственное, что открылось ее взгляду – это изящная стена, выкрашенная в светло-желтый, и темный уголок соседней ложи, в которой она не различила бы даже чужого лица. – Посмотри, как великолепно отсюда видно сцену! – защебетал Теодор. – И даже оркестровую яму! Уинифред бросила раздраженный взгляд на задернутый бордовый занавес. – На твоем месте я бы присматривалась к зрителям, – сердито отозвалась она, присаживаясь на крайнее слева кресло. Отсюда девушка почти не видела сцену, зато могла окинуть взглядом две трети зала. – Мы не знаем, где сядет Розамунда. Теодор занял место за ней и опустил руки на спинку ее стула. Ложи понемногу начали заполняться: на передние места присаживались дамы в вечерних платьях и бриллиантовых ожерельях, джентльмены в темных фраках и с театральными биноклями в руках садились или оставались стоять позади своих спутниц. Цепкий взгляд Уинифред не находил среди них знакомого греческого профиля любовницы Даска, и ее волнение понемногу переходило в раздражение. – По крайней мере, она сидит не в партере и не в бенуаре[15], – легкомысленно рассудил Теодор. – Так что может случиться такое, что мисс Кин окажется нашей соседкой, верно? Уинифред оглянулась на него. – Это было бы крайне удачно, – процедила она. Теодор озадаченно сдвинул брови. – Почему ты злишься? – спросил он. Весь гнев разом вышел из нее – как будто кто-то ткнул иглой в мыльный пузырь. – Извини. – Она повернулась обратно и сосредоточила внимание на зрителях, пополнявших полукруглые балконы театра. – Я очень волнуюсь. Что, если мы так и не встретим ее сегодня? Вдруг мы так и не выясним, знает ли она о делах Даска? Вдруг она… Уинифред не успела договорить. В их ложу вошла пара: женщина лет сорока со старомодной прической и пальцами, усыпанными драгоценными камнями, и ее спутник в красном мундире. Они обменялись приветствиями, и дама присела рядом с Уинифред. Теодор коснулся обнаженного плеча Уинифред, и по ее позвоночнику пробежала дрожь. Постепенно ложа наполнялась зрителями. Кто-то приходил парами, кто-то группами, но никто – поодиночке. Уинифред следила за каждым движением на балконах, отмечала каждое платье, каждую темноволосую голову, но Розамунды нигде не было. Дарлинг совсем не нервничал. Он время от времени придвигался к ней, чтобы шепнуть комплимент или сунуть под нос либретто[16]. Наполовину от Теодора, наполовину от своей разговорчивой соседки Уинифред узнала, что опера называется «Фра-Дьяволо», и в Лондоне она идет только с июня. Если Теодор прилежно изучал сюжет, запоминал имена героев и последовательность партий, то Уинифред интересовало, сколько в ней действий и как долго идет представление. Наконец с дробью барабанов опера началась. Скучая, Уинифред опустила руки на парапет. Если Розамунда и пришла послушать «Фра-Дьяволо», сидела она в той же половине зала, что и Уинифред с Теодором. Волей-неволей пришлось глядеть на сцену. Топорно вырисованный задник изображал трактир, актеры отвратительно играли, даже не пытаясь изображать предписанных им героев, а солистка, исполнявшая роль Церлины, дочери трактирщика, заливалась таким пронзительным сопрано, что у Уинифред звенело в ушах. Она заставляла себя вникать в происходящее только потому, что в антракте Теодор непременно захочет обсудить постановку, но у нее слипались глаза. Когда противный тенор Фра-Дьяволо уведомил зрителей о злобном плане украсть деньги у Церлины, Уинифред, не сдерживаясь, зевнула. Даже на костюмы ей не удалось полюбоваться. Где это видано, чтобы у зрительниц туалеты были наряднее, чем у актрис? Закончился первый акт, партер зааплодировал, и мужчины из лож принялись разбредаться: одни побежали добывать фрукты и напитки для своих дам, другие вышли в фойе размять затекшие ноги. Уинифред с Теодором тоже покинули свои места, чтобы переговорить наедине. Теодор очень хотел завести разговор о постановке, но, чувствуя настроение Уинифред, не решался. – Тебе нравится опера? – небрежно спросила она. Юноша просиял: – Очень! У актеров замечательные голоса, ты не находишь? Он потряс тоненьким либретто, написанным на французском языке, на котором Уинифред знала разве что «да», «нет» и «идите к черту». – И какая замечательная ария у Церлины! – Мне показалось, она слишком уж подвывала, – заметила Уинифред и осеклась. Перед ней мелькнуло смуглое лицо, обрамленное черными локонами. Она остановилась, схватив за руку Теодора, но мгновением позже поняла, что это не Розамунда. Озадаченный Дарлинг ответно пожал ее ладонь. – Может быть, попросим кого-нибудь поменяться с нами местами? – вежливо предложил он. Уинифред исполнила свой долг, справившись про спектакль, и теперь он отдавал свой, принимая участие в слежке. – Это будет слишком странно, – покачала головой Уинифред. – Разве что… Она задержала взгляд на даме, которую приняла за Розамунду. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что эта женщина ниже ростом, в ее черных волосах мелькает проседь, а кожа намного смуглее. Она навалилась на подставленный спутником локоть, тяжело дыша. Черные прядки липли к ее взмокшему лбу, пурпурное перо страуса в прическе подрагивало. – Скажи, если бы у входа в твою ложу в обморок упала хорошенькая юная леди, что бы ты сделал? Всерьез задумавшись, Теодор потер пальцем щеку. – Имеет значение, хорошенькая ли она? – В твоем случае – нет. – Разумеется, я бы попытался привести ее в чувство. – А потом? Если рядом не оказалось бы ее спутника? Он моргнул. – Винни, ты проверяешь меня? Я не забыл, что мы помолвлены, если ты об этом. – Идиот, – беззлобно фыркнула Уинифред. – Скажи, ты бы пригласил ее в свою ложу присесть? На мгновение ей показалось, что он понял, к чему она клонит. Но взгляд его прояснился, и он сообщил: – Нет, ведь у меня есть невеста! Уинифред вздохнула. – Лжешь. – Лгу, – сознался он, повесив голову. – Думаю… я пригласил бы ее присесть. Если у нее случился обморок, наверняка она еще чувствует слабость, верно? – Отлично. В таком случае после звонка возвращайся в ложу. Я найду себе место с другой стороны зала – сяду прямо напротив тебя. Уинифред высвободила руку из его локтя и оглядела собственное платье. Светлое, изящное – самое то, чтобы изображать болезненную юную леди. – Ты злишься на меня? – растерянно спросил Теодор. – Я не должен помогать той девушке? Похоже, он сам уже успел поверить в то, что хорошенькая юная леди, разлегшаяся в обмороке поперек входа в его ложу, действительно существует. – Нет, Тедди. Я рада, что ты всегда остаешься самим собой. Не решаясь поцеловать его на глазах у прогуливавшихся в фойе зрителей, Уинифред коснулась ладонью его груди. Он надел светлый вышитый жилет в тон ее платью. Чтобы перейти на правую сторону зрительного зала, ей пришлось спуститься в центральное фойе и подняться вновь. Антракт подходил к концу. Прогуливавшиеся зрители кивками договаривались вернуться на места: джентльмены торопливо допивали шампанское, леди украдкой освежали туалеты. Уинифред заглянула в нужную ей ложу, но там уже сидели зрители. Незаметно выскользнув в фойе, она убедилась, что соседняя ложа все еще пустует, и принялась прогуливаться возле входа, ожидая, когда в нее кто-нибудь вернется. Наконец впереди раздались торопливые шаги и голоса. Перед тем как отвернуться, Уинифред успела заметить, что людей трое – мужчина и две женщины. У нее гулко колотилось сердце. Дождавшись, пока они подойдут достаточно близко, чтобы лицезреть ее падение, Уинифред затаила дыхание, закатила глаза и, вскинув руки, повалилась на пол. Поначалу ей показалось, что люди попросту пройдут мимо, приподнимая юбки и переступая через ее «бесчувственное» тело. Но кто-то ахнул, и послышался взволнованный вскрик «поднимите ее, поднимите!». Чьи-то руки подхватили Уинифред под талию, перевернули ее на спину, и мужской голос напряженно произнес: – Дай соль, Финни. Не стой столбом, бога ради! Под нос Уинифред сунули что-то оглушительно пахучее. Она невольно дернулась и едва не ткнулась головой в подбородок мужчины, который держал ее. Играя слабость и держась за виски, Уинифред села, стараясь не обращать внимание на руки, до сих пор лежавшие на ее талии. – Что со мной? – пролепетала она. Уинифред подняла глаза на светловолосую девушку, нервно заламывавшую пальцы и с волнением заглядывавшую ей в лицо. На низкий вырез ее вечернего платья была накинута кружевная шаль, заколотая камеей. – Вы упали в обморок, мэм, – учтиво произнес голос у нее над ухом. Уинифред повернулась и едва не столкнулась нос к носу с мужчиной. Ему едва ли было больше тридцати. Он сунулся еще ближе, даже не взглянув на своих спутниц, и Уинифред отодвинулась без всякого опасения показаться подозрительной. – О! – протянула она и с мольбой посмотрела на блондинку. Та встретила ее взгляд так виновато, словно сама являлась причиной обморока Уинифред. – Прекрасно вас понимаю, душечка, – неистово обмахиваясь веером, вмешалась рыжеволосая дама чуть постарше – ровесница мужчины, который продолжал держать свою ладонь на спине Уинифред. – Здесь стоит просто невыносимая духота! И это один из лучших театров города? Эдмунд, немедленно помоги бедняжке подняться! Мужчина с неохотой вернул блондинке стеклянный флакон с нюхательной солью и помог Уинифред встать на ноги. Изображая недомогание, она качнулась и схватилась за его руку. – Как вы себя чувствуете, мисс… – Миссис Оукс. Признаюсь, мне до сих пор дурно… Осознав, что «миссис Оукс» – замужняя дама, Эдмунд стал держаться с гораздо менее любезным видом. Он явно считал себя неотразимым и – Уинифред должна была признать – одевался с большим вкусом. Но в его обращении чувствовался скорее беззастенчивый флирт, нежели простая обходительность, и она принялась гадать, кто из сопровождающих его леди является его супругой, и является ли. – Эдмунд, сопроводи миссис Оукс на ее место, – велела старшая из них. Шелковые лепестки на ее веере трепыхались с чудовищной силой. Как нельзя кстати загудела театральная труба, и блондинка беспомощно поглядела на свою спутницу.